Мысли вслух на25 Октября 2014

Принимая любые решения, действуя по обстоятельствам, мы используем наиболее простые механизмы принятия решений. Мы пытаемся действовать по справедливости, как мы ее понимаем, или с выгодой для себя, или чтобы как можно сильнее задеть кого-то. Иногда, политические или экономические новости наводят на мысль, что глобальные изменения происходят только потому, что кто-то кому-то не понравился, неприязнь оказывается гораздо более сильным двигателем истории, чем даже здравый смысл. В этом отношение Библия становится для нас учебником рационального поведения. Месть из соображения справедливости заведомо не то, чему хочет научить нас Бог. Потому что справедливость по-человечески – это однобокая справедливость. Мы ведь и от Бога, по большому счету, не хотели бы справедливости к себе, а только милости. Господь же пытается научить нас никогда не сеять ветер. Какие бы справедливые с нашей точки зрения мы не принимали решения, всегда надо думать о том каковы могут быть последствия. Мстительность не подходит человеку не только потому, что Господь просил отдать Ему месть. Но и потому, что в мире оказывается существует непреложный закон: если мы сеем ветер, то пожинаем бурю, которая может нас не просто покалечить, а уничтожить.

Но Господь исцеляет и в субботу. В Евангелии от Иоанна Он дает исполненное объяснение сему: «Иисус же говорил им: Отец Мой доныне делает, и Я делаю.» (Ин 15:7). Мы принимаем это объяснение всей душой и радуемся ему. Но тогда возникает трудность с прямым пониманием двух других библейских текстов, причем, текстов наиважнейших. Первая трудность: как понимать Шестоднев? Вторая трудность: если Иисусу важнее живое существо, чем ритуальный субботний покой, почему Он Сам воскрес в воскресение, а не в субботу? Наверное, нам не разобраться сейчас с вами с этими двумя вопросами величайшей богословской сложности. Мы можем лишь предложить какое-то свое, весьма несовершенное, а, скорее всего, просто ошибочное мнение, ибо на ошибках друг друга мы и учимся. В отношении первой трудности даже в святоотеческом наследии нельзя выявить одну сторгую линию, учения весьма расходятся. Но должно ли нас это мучить? Главное, что отличает нас от деистов, и это абсолютно для всех христиан, независимо от того, креационисты они или эволюционисты, Бог и после Акта Творения участвует в жизни Вселенной, в жизни каждого человека. Вся Библия, как кто-то сказал, это история о том, как Бог вышел на поиски человека. Бог активен, Он делает, в этом нет сомнения даже у самых убежденных креационистов. В противном случае, они не христиане и даже не теисты, а деисты или пантеисты. И, в общем, это снимает напряженность между этими двумя текстами. Что касается второго вопроса, здесь, наверное, для каждого христианина есть что-то настолько трепетное, настолько неприкосновенное… Но, мы не можем не признать одного, что в этом великосубботнем покое для нас есть что-то очень-очень важное, хотя уже не то, что имели в виду фарисеи. Мы на самом деле, как говорил один современный священник, мы все дети Великой субботы. Потому что Воскресение еще только наступит. Многие-многие люди говорят о том, как они ценят тишину этого дня. И вот за новый смысл Этой субботы мы невыразимо благодарны Господу.

Речь заходит о существующих в мире зле и жестокости. Люди, окружающие Иисуса, рассказывают Ему о происшедшем, но не осмеливаются задать волнующий всех вопрос: «За что им такое? Почему именно те галилеяне подверглись такой участи?» Неправда ли, подобные вопросы возникают иногда в голове, когда слышишь про очередной теракт или катастрофу. Иисус уже не в первый раз отвечает на вопрос, заданный «про себя» (см. Мк 6:11). Всемогущий Бог все видит и знает, но оставляет человеку свободу – творить добро или совершать злые поступки. Ведь именно свобода дает человеку возможность любить, дарить эту любовь другим людям и Богу, Который ее так ждет. Человек создан для отношений любви со своим Творцом и окружающим миром. И человеку дается время найти правильное применение данной ему свободы – время на самостоятельные первые шаги, первые падения и вновь обретения возможности идти. Но Господь предостерегает: это время не вечно, и когда-нибудь Он придет проверить, в каком направлении мы держим путь.

Сегодняшнее чтение, на первый взгляд, может вызвать недоумение. Вера, как известно, дело сугубо добровольное, а в Царство никто никогда никого насильно не тащил; в чём же тогда смысл того, что произошло с упомянутым в рассказе магом (ст. 6 – 12)? Внешне всё выглядит так, как будто маг был наказан за своё неверие. Но, даже если понимать происшедшее именно так, придётся признать, что исправлению наказываемого оно не послужило: ослепший маг искал помощи, почти наверное был поражён и испуган, но о его раскаянии евангелист не говорит ничего (ст. 11). Вероятно, увиденное стало толчком к обращению для проконсула (ст. 12). Но едва ли он обратился из страха, скорее можно предположить, что проконсул разглядел в происшествии действие силы Божией, которое и убедило его в истинности того, что говорил Павел (ст. 7). Но что же всё-таки произошло с магом? Как это ни покажется парадоксальным на первый взгляд, он, вероятно, тоже соприкоснулся с Царством. Ведь оно было рядом, оно уже распространялось и действовало в мире, так, что соприкоснуться с ним мог каждый, даже тот, кому Царство не нужно и кто готов ему противиться. Конечно, при таком сопротивлении увидеть Царство невозможно. Но ведь сопротивление Царству тоже оказывается своего рода отношением к нему, которое не проходит для человека бесследно. Для принимающего Царство оно становится полнотой Божией любви, для отвергающего обращается в непреодолимую силу. Речь в данном случае, как видно, не идёт о наказании за неверие; здесь перед нами скорее опыт человека, претендующего на такую силу, которую можно получить лишь от Бога, но при этом к Богу не обращающегося. И потому при встрече с силой Божией (а Царство может быть явлено в нашем мире не только как любовь, но и как сила) он слепнет, слепнет буквально, как может ослепнуть человек в непроницаемой тьме. Упомянутый в сегодняшнем рассказе маг действительно оказался в Царстве, но он не увидел его и не мог увидеть. И потому, оказавшись в Царстве, он просто не увидел ничего: перед его взором оказалась непроницаемая тьма, закрывшая от него всё, что он мог видеть прежде. Но это, конечно же, не наказание. Это всего лишь опыт Царства, пережитый человеком, не знающим Царства и не желающим его знать. Опыт, в котором не виноват никто, кроме него самого.

По слову пророка Иоиля единственное, что может избавить людей от неминуемой гибели в День Господень, великий и страшный, — искреннее обращение сердца к Богу. «Раздирайте сердца ваши, а не одежды ваши» — взывает пророк к людям. Именно продолжением этих слов является возвещаемое им в 18-м стихе обетование: «и тогда возревнует Господь о земле Своей и пощадит народ Свой. И ответит Господь...». Пророчество Иоиля, как и написанная приблизительно в то же время книга Иова, говорит о том, что Бог отвечает на искреннее обращение к Нему сердца, которое подлинно страдает и в котором поэтому нет надуманности и лукавства. И этот ответ Бога сам по себе становится для людей изобильным излиянием жизни, переполняющим мир.

Ответ Божий на обращение людей, о котором пророчествует Иоиль, не укладывается в рамки богословского дискурса. Бог отвечает, но при этом суть даже не в том, что Он говорит, а в том, что самый факт ответа Бога несет людям жизнь. Так Иову, повесть о котором отражает дух эпохи не меньше книги Иоиля, Бог вообще обращает упрек: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла», — но именно в этих словах Иов обретает жизнь и утешение, и все его мучительные вопросы исчезают. Точно так же Иоиль говорит, что если мы воззовем к Богу от всего сердца, то Бог ответит, и этот ответ изменит все. Пророк описывает этот дар по контрасту с опустошительным нашествием саранчи: хлеб и вино и елей даруются в избытке, враги исчезают, пастбища произрастят траву и дерево принесет плод.

Дождь ранний и дождь поздний, обеспечивающие ежегодный урожай, дарует Бог Своим ответом на человеческое обращение, и Он воздает людям за всякое страдание и утоляет всякий прежний голод. Во всем этом людям явлено будет величие и слава Бога, и потому пророк говорит от Лица Его: «И узнаете, что Я посреди Израиля и Я — Господь Бог ваш». Но и не в этом видит пророк великий дар Божьего ответа. Утоление скорби лишь сопутствует ему, как видимый знак более глубоких явлений.

Бог отвечает на обращение, и в этом ответе в открытое Богу сердце человека изливается Дух Его. Свт. Феофан Начертанный († после 843) в каноне на День Святого Духа называет Его «Источник жизни, Кому мы верим, струя благости, Душе Божий Святый». Вот о чем возвещает нам Иоиль: Сам Источник жизни входит в обратившееся к Нему сердце, измученное страшным владычеством смерти. Мир преображается, переживая страшную катастрофу, солнце превращается во тьму и луна — в кровь, но всякий, кто призовет имя Господне, спасется. Для Иоиля неразрывно связаны между собой два слова, призыв и обетование: «Раздирайте сердца ваши...» и «Излию от Духа Моего на всякую плоть...». Пророк видит, что обращение к Богу и Его ответ избавляют людей от общей судьбы тленной материи, делают их причастными Божественному бытию. Таким образом, пророчество Иоиля говорит не только о совершившемся в день Пятидесятницы излиянии Духа, но и о том, что Отцы Церкви называли обожением человека. И этот дар спасения, как всякий дар Божий, бесконечно превосходит всякую меру, доступную нашему пониманию и объяснению. Поэтому пророк говорит о том, что спасение даруется не только Сиону и Иерусалиму, но и остальным, которых тоже призовет Господь.

Как видно, обращение Корнилия было лишь первым этапом вхождения язычников в Церковь. И самое замечательное, что недавние язычники сами активно включаются в процесс расширения Царства, а значит, и Церкви: они начинают свидетельствовать своим соплеменникам. Христиане-евреи, как видно, даже рассеявшись по прилегающим к Иудее территориям, строго следовали принципу, которого придерживался Спаситель во время Своего земного служения. Они свидетельствовали только евреям, благо еврейские общины существовали в те времена во всех более-менее крупных городах Римской империи. Между тем недавние язычники, обратившись и войдя в Церковь, начинали свидетельствовать прежде всего своему собственному окружению, состоявшему из таких же язычников, какими ещё совсем недавно были они сами.

Тут, вероятно, сыграла роль некоторая изолированность еврейского мира: евреям вообще было проще среди своих, так было во все времена, и свидетельствовать им тоже было проще в своей среде. То же самое можно сказать и о новообращённых язычниках: им, естественно, было проще найти общий язык со своими, чем евреям, жившим в собственном, довольно замкнутом, мире еврейского квартала. А Бог между тем использовал все различия для того, чтобы привести в Царство как можно больше народу.

В конце концов миссия среди язычников стала заметна уже и в общецерковном масштабе. У недавних язычников появилось даже собственное, греческое самоназвание: христиане (по-гречески «христиане» означает «мессианисты»). Церковь в те времена имела форму религиозного братства, а такие братства представляли собой, по сути, общинное движение, в котором был обычно совет старейшин, но жёсткой структуры или иерархии не было.

Иерусалимская община в Церкви пользовалась, естественно, особым авторитетом. Не случайно уважаемый представитель именно этой общины отправился в Сирию, в Антиохию, чтобы своими глазами увидеть новообращённых и пообщаться с ними. А придя, остался там на год: настолько значимым для Церкви показалось ему то, что он там увидел. Так наряду с иудейской, или религиозной, в Церкви появилась светская составляющая, которую на языке новозаветных книг можно назвать языческой.

Оно и неудивительно: Царство ведь не зависит ни от какой религии, и не обязательно быть религиозным человеком, чтобы приобщиться его жизни. Достаточно лишь доверия Христу и готовности идти за Ним. Так, как пошёл вначале Корнилий, а затем и другие бывшие язычники, ставшие жителями Царства и назвавшие себя перед миром христианами.