Мысли вслух на28 Августа 2015

Мысль апостола Павла, почему именно это происходит, что требуется от нас для того, чтобы быть объятым Христовой любовью, в русском Синодальном переводе выражена не вполне ясно. В греческом оригинале апостол пишет: любовь Христова охватывает нас, krinantas touto, понявших, что Один за всех умер. Славянский текст в этом месте говорит: «нас суждших сие», и здесь используется простое прошедшее, а не настоящее, как в Синодальном переводе, время. Блаженный Иероним Стридонский, переводя этот текст на латинский язык, еще больше подчеркивает этот аспект: в Вульгате эти слова звучат: «nos aestimantes hoc...». Этот глагол означает «оценивать», как и произошедший от него английский «to estimate».

Значит, вот о чем идет речь: любовь Христова объемлет нас, наполняет собою всю нашу жизнь, когда мы оцениваем величие Его жертвы, когда мы понимаем, осознаем, что в Нем действительно умерли мы все. Более того, важно осознать это как совершившийся факт. Не рассуждать, приискивая смысл для религиозного феномена, а рассудить, понять, что это уже произошло и, как факт исторический, имеет прямое отношение к нам. Только так можно обрести эту любовь, без которой жизнь теряет опору.

Мы привыкли думать, что "человек — это звучит гордо", что он - венец творения, самое прекрасное, что есть на земле. В сегодняшнем апостольском чтении, всегда читающемся на праздники Пресвятой Богородицы, апостол Павел говорит нам о том, что для Христа, являющегося Сыном Божиим, Богом по природе, стать человеком — это унижение. Христос принял вид раба — апостол говорит об этом для того, чтобы мы могли почувствовать, каково было бы свободному человеку добровольно стать рабом и лишиться своего достоинства? Кто из нас смог бы это сделать? Кто из нас из любви к братьям нашим меньшим согласился бы стать котенком? А дистанция между нами и Богом куда больше. И вот именно в том, что Он преодолевает эту дистанцию, унижает Себя (греч. ταπεινόω означает унижать, смирять), нам открывается величие Его милосердия.

Смысл этой притчи выражен конечными словами: «Бодрствуйте», но ведь задремали-то все десять дев! Значит, дело не просто в том, чтобы не дремать. У каждого из нас бывают периоды духовной расслабленности, несобранности, не каждый в состоянии все время гореть духом. Дело, скорее, в том, что, помимо горящей лампады веры, человеку необходимо иметь некоторый «запас прочности», некий духовный ресурс, который поможет ему, если что, встать с колен и поправить гаснущий светильник. Речь не идет о какой-то особой силе, гениальности или бодрости — это все дары, которые может дать только Бог. Но есть нечто, что зависит, в основном, от нас — верность, честность перед собой и Богом, желание быть с Ним — несмотря ни на что.

Произошло то, что и должно было произойти, как неоднократно предсказывал ученикам Иисус. Мир, находящийся под властью сатаны не мог вынести встречи с Праведником. Он должен был либо сам умереть для греха, кардинально измениться, переродиться, либо вынести Этому Человеку смертный приговор. Став учениками Иисуса, мы не должны забывать об этой несовместимости Христа и греха, не только в Нем Самом, не только в наших сердцах, но и в мире. Если мы действительно обрели веру во Христа, то перед нами неизбежно встает выбор: умереть для себя и жить с Ним, или присоединиться к тем, что две тысячи лет назад осудили Его на смерть. Отречение Петра показывает, что этот выбор не изменяет человека автоматически, что с ним остаются его страхи, слабость и малодушие. Но все же есть огромная разница между Петром, который горько заплакал о своем отречении, и членами синедриона.

Наконец и один из друзей Иова, Елифаз, отвечает на слова Иова по существу. В начале его речи выясняется, что он вовсе не так буквально понимает объясняющую страдание теорию наказания и исправления, как это казалось в первой половине книги. Елифаз говорит, что Бог ни в чем не нуждается, поэтому для Него безразлична праведность или неправда человека. Своей праведностью Иов не доставляет Богу никакой пользы; поэтому, считает Елифаз, Богу незачем от Иова этой праведности добиваться. Согласиться с этим утверждением невозможно: для чего же тогда Богу было давать закон Израилю и настаивать на необходимости его исполнения?

Елифаз полагает, что Иов делал вещи, которые сам считал обычными и нейтральными с нравственной точки зрения, но они, тем не менее, были греховными. Примеры, которые приводит Елифаз, важны: их можно обобщить одним словом – бизнес. По мнению Елифаза, Иов занимался бизнесом и, умножая свое богатство, наверняка был немилосердным к людям. Бог, Который превыше небес, не мог этого не видеть. Именно отсутствие милосердия и могло стать причиной гибели всего того, что созидал Иов на протяжении своей жизни.

Елифаз призывает Иова обратиться к Богу в покаянии и очистить дела рук своих. Грех немилости удаляет человека от Бога и от этого кончается жизнь, исчезает радость и рушится все, построенное человеком. Поэтому, советует Елифаз, нужно не требовать от Бога объяснений, как это делает Иов, но вернуться к Нему. Заключительная часть 22-й главы содержит вдохновенный гимн покаянию, которое одно только и может вернуть страдающего человека к жизни. "Вернись к Богу", - говорит Елифаз. Но как это сделать?

Тимофей был членом возглавлявшего в те времена Церковь совета старейшин, получив некий дар от Бога «по пророчеству через возложение рук пресвитеров» (в Синодальном переводе пресвитеры названы «священством»). В те времена Церковь, как и другие еврейские религиозные братства евангельской эпохи, возглавлялась советом старейшин, который был органом отчасти представительным (туда обычно попадали представители отдельных составляющих братство общин), отчасти кооптируемым (вероятно, новые члены в совет старейшин не могли попасть иначе, чем по согласию всех его участников).

Неудивительно, что при принятии в совет новых членов за них молились с возложением рук: эта древняя практика была связана с традицией пророческих общин и была своего рода инициацией: входя в общину, человек должен был пережить то, что связано с опытом этой общины, понять, что именно составляет основу её духовной жизни.

Такая практика существовала в каждой церковной общине, и было бы странно, если бы она отсутствовала в совете старейшин, который ведь тоже был в первую очередь именно церковной общиной, а не каким-то руководящим и управляющим центром. Как именно проходила молитва с возложением рук в первохристианские времена, мы не знаем, и остаётся лишь догадываться, о каком «пророчестве» упоминает апостол. Не исключено, что кому-то из церковных пророков (а пророческое служение в первохристианский период было в Церкви нормой) открылось нечто особенное, касающееся личности Тимофея и его служения.

Если так, то неудивительно, что Павел призывает его не забывать о том, что Тит получил во время той молитвы. Судя по упоминанию апостолом «учения», в которое апостол советует Тимофею «вникать», речь идёт о служении церковного учителя-раввина, о котором в послании Тимофею Павел вообще говорит немало. Надо заметить, что учителя-раввины нередко оказывались членами совета старейшин: их служение считалось в любом братстве одним из важнейших, а их опыт, связанный не только с изучением священных книг, но и с обретением внутренней Торы, мог оказаться важным для всего братства (в данном случае — для всей Церкви).

Между тем, Тимофей, судя по упоминанию его «юности», был моложе, чем обычно бывали члены совета старейшин, и кого-то этот факт мог даже смутить, так, что Павлу пришлось его подбодрить: если члены совета сочли его достойным войти в их общину, значит, он действительно того достоин, несмотря на возраст. Как видно, апостол призывает Тимофея быть перед Богом тем, кто он есть, оставаясь самим собой при любых обстоятельствах: именно так он справится с порученным ему Богом служением лучше всего.