Мысли вслух на30 Мая 2016

Каковы отношения, связи между крещением и сошествием Святого Духа? Во второй главе книги Деяний крещение сопровождается проявлением даров Духа (2:38), в восьмой главе крещение во имя Господа Иисуса не привело к излиянию Духа (8:16), в десятой главе сошествие Духа предшествует крещению (10:44-48), теперь в девятнадцатой для Ефесян потребовалось крещение Иоанново, крещение во имя Господа и еще возложение рук Павла. Воистину, Дух дышит, где хочет (Ин. 3:8)!

Во-вторых, какая связь между дарами Духа и спасением? Если спасение дается по вере и крещению (Мф. 16:16), то зачем излияние Святого Духа? Может быть, Святой Дух дает спасаемым силу для свидетельства?

В-третьих, почему книга Деяний так настаивает именно на этих дарах Святого Духа — языках и пророчестве? Ведь Павел пишет и о многих других дарах Духа, проявляющихся в Церкви (1 Кор. 12). Возможно, дело в том, что здесь рассказывается о дарах, проявляющихся в людях сразу после обращения, эти дары заметны сразу, а другие, такие как дар исцеления, учительства, чудотворения, — проявляются позже.

Разговор Христа с иудеями, который мы читаем сегодня в Евангелии от Иоанна, происходит с огромным напряжением, которое очень заметно в евангельском тексте. Господь говорит страшную правду, слышать которую для иудеев решительно невозможно, а противопоставить ей нечего. «Кто из вас обличит Меня в грехе» (в Синодальном тексте — «в неправде»), восклицает Господь. Авторы Синодального перевода даже не нашли возможным поставить такое слово применительно ко Христу, хотя в греческом оригинале стоит именно оно. Если же обличить Господа Иисуса в грехе невозможно, то из этого с очевидностью следует, что Он говорит истину, и иудеи не хотят принять ее из-за того, что сами пребывают в грехе.

Противопоставить словам Христа нечего, поэтому иудеи «переходят на личности». «Ты самарянин и бес в Тебе», говорят они. В нашей сегодняшней реальности такого рода аргумент звучал бы «Ты сумасшедший, еврей и чеченец», потому что иудеи относились к самарянам так, как мы, к стыду нашему, относимся к некоторым народам. Между прочим, иудеи здесь весьма неоригинальны: мы все, когда спорить невозможно, начинаем поносить того, с кем спорим.

Поражает при этом, насколько разнится то, что говорят спорящие стороны. Слова Христа существуют в каком-то ином измерении, Он не опускается до пикировки на человеческом уровне. И поэтому для нас важно содержание того, что Он говорит, независимо от перипетий полемики. В первую очередь, Он говорит о том, что Он чтит Отца Небесного, и речь здесь идет о том богопочитании, от которого отрекается все грешное человечество. В этих словах залог грядущего создания Церкви, которая станет Телом Христовым и участвуя в которой, мы участвуем в этом Христовом почитании Отца. И, конечно, исключительную важность имеют для нас слова о том, что соблюдающий слово Его не увидит смерти вовек. Ведь это единственная для нас надежда разделить со Христом Его победу над смертью.

Слушая эту притчу, поражаешься тому, как мудро и основательно хозяин обустроил этот виноградник. В нем было все, чтобы получать хороший урожай и делать из него вино. Лишь одно было в нем недостаточно хорошо – виноградари. Эти нанятые работники, которым хозяин доверил свой виноградник лишь на время, почему-то решили, что он им принадлежит. Поначалу они просто не захотели отдавать урожай, посчитав, видимо, что затраченные на его приобретение силы, это оправдывают. К тому же они сами лучше знают, как эти плоды переработать, превратив в дороге вино. В конечном итоге эти люди присваивают себе не только виноградник, но и жизнь наследника своего господина.

Христос учит нас, что все, что мы «думаем иметь», не принадлежит нам. Все есть дар Божий, который Он нам доверил, чтобы в свое время придти взять причитающийся ему по праву хозяина плод. Но как часто мы об этом забываем, считая, что мы гораздо лучше знаем, что для чего нам нужно. Как часто, исполнив что-то к чему, Он нас призывает, мы решаем, что поняли сложный замысел. И если что-то в нашу стройную картину божественного замыла не вписывается, готовы, посягнуть на жизнь Иисуса в нашем сердце.

Рассказы об отречении Петра и о суде Синедриона и сейчас, через много столетий, продолжают приковывать к себе внимание тех, кто ищет в Евангелии ответы на самые важные вопросы. Эти рассказы неизбежно ставят нас на место того или иного персонажа, потому что принципы отношений с Богом остаются неизменными — принятие или неприятие, верность или отречение. Отречение Петра — живой и близкий нам портрет человеческой жизни. Он осознает свое падение уже когда все кончено, когда остается только плакать. Если же говорить о позиции членов Синедриона, то часто нас отличает от них только одно качество — терпимость к богохульству. Если для них это преступление, то для нас, как правило — личное дело каждого. Оказавшись на их месте, мы бы, наверное, не стали бы приговаривать Иисуса к смерти, но суть отношений осталась бы той же — на Его утверждение о Своем мессианском достоинстве можно либо упасть перед Ним на колени и посвятить Ему всю свою жизнь, либо — отвернуться и пойти своей дорогой.

Схватив Иисуса, Его привели в дом Каиафы. Чтобы предать Его смерти требовалось согласное свидетельство хотя бы двух людей, но это было непросто. Наконец, нашлись те, кто, исказив слова Христа, сказали: "Мы слышали, как Он говорил: Я разрушу храм сей рукотворный и через три дня воздвигну другой, нерукотворный»(ср. Ин.2.19). Но и этого оказалось недостаточно. Подсудимый ничего не отвечал, как и пророчествовал Исайя (Ис. 53.7). Первосвященник недоумевал: «Что Ты ничего не отвечаешь?» (ст. 60). В ответ — молчание. «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» Что Он скажет? На этот раз ответ прозвучал твердо, уверенно: «Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных». Этого было более чем достаточно. Признавая себя Мессией, Иисус осуждал Себя на смерть. Богохульство — преступление, по иудейским законам достойное смерти. Первосвященник, разодрав одежды, как делали иудеи в знак горестной печали или становясь свидетелями кощунства, сказал: «На что нам еще свидетелей?». Иисус был признан повинным смерти.

Петр все это время был во дворе, одна из служанок узнала его: «И ты был с Иисусом Назарянином», — сказала она. Петр любил Учителя всей душой. Движимый этой любовью, пошел он за Учителем к дому первосвященника. Петр готов был даже умереть за Него (Мк.14.31). Но сейчас тот, кто станет первым из апостолов, поддался страху. Все было не так, как ожидал Петр. «Не знаю, не понимаю, что ты говоришь», — ответил он служанке. Еще дважды за этот день отрекся он от Учителя. Дважды пропел петух, и он, вспомнив пророчество Христа, вышел и горько заплакал. Как часто и мы поддаемся страху и готовы отречься от Господа, во многом из-за того, что Его действия не укладываются в наши представления о Нем.

Книга Чисел чётко расписывает все обязанности левитов при Скинии, расписывает с учётом всех родов из племени Леви. Каждому находится место и дело, и для каждого место это определено чётко и однозначно. Может показаться, что тут полное отсутствие свободы, религиозный формализм, без которого легко можно было бы обойтись. Нам самим нередко кажется, что, когда речь идёт о деле Божьем, нет нужды ни в чёткой регламентации, ни в чёткой организации рабочего процесса, что тут уж Бог как-нибудь «Сам всё устроит» — это ведь Его дело. Наверное, будь мы совершенными людьми или духами, так бы оно и было.

Тогда действительно не было бы нужды ни в планировании работы, ни во внешней организации: достаточно было бы прямого Божьего указания, адекватно воспринятого исполнителями. Мы, однако, падшие люди со всеми вытекающими отсюда последствиями. В частности и в том, что касается организации. Божьих указаний напрямую мы, к сожалению, обычно не слышим. Если же передавать их через кого-то, то, как минимум, уже этот один должен быть во главе всего дела и должен нести за него ответственность. К тому же в падшем мире большую роль играют ритмы и алгоритмы.

У нас в жизни слишком много автоматизмов, которые появляются там и тогда, где и когда наши действия и наше осознание расходятся. При Скинии каждый должен был быть прежде всего предстоятелем — ведь всё, что он делал, делалось в Божьем присутствии. Между тем регулярно повторяющиеся в святилище ритуальные действия легко превращаются в рутину, становясь теми самыми автоматизмами. Если же человек заранее знает, что именно ему предстоит, что он собирается и должен сделать перед Богом, у него остаётся больше возможностей, чтобы в эту рутину не скатиться.

От автоматизма можно уйти либо в полную непредсказуемость, либо в абсолютное однообразие, от которого сводит скулы и которого поэтому невозможно не заметить — а автоматизмы ведь и страшны прежде всего как раз своей незаметностью. Однообразный религиозный ритуал переносим лишь в случае полностью осознанного действия в каждый момент его совершения. Такое, конечно, даётся не просто, но все условия для этого при Скинии были созданы. Остальное зависело от самих служителей.