Новость дня на 15 Апреля 2014

Что мы можем знать о Боге? Разве могут человеческие слова выразить то, что превыше слов и мысли? Какие книги и мудрые наставления могут адекватно описать Бога, Которого не видел никто никогда? Первая и центральная весть Евангелия от Иоанна говорит нам о Слове, Которым Сам Невыразимый выразил Себя до конца, ибо это Слово — единоприродно Богу. Это Слово не написано в книге: Оно стало плотью — Человеком, одним из нас. Если Моисей мог услышать лишь о неизреченности Имени (Бог, по сути, сказал ему: «Я — это Я, ни одно имя не может выразить Мою сущность»), то автор Евангелия видел Человека, Который мог сказать: «Я и Отец — одно», «Кто видел Меня, видел Отца». О Боге теперь можно не только услышать через слово закона, лишь ограниченно выражающего Божью волю: человек, написавший Евангелие, видел Бога, слышал Его собственные слова, ощущал тепло Его тела, стал Его учеником. Он пишет для свидетельства о том, что видел, о том, как Сын явил Того, Кого не видел никто и никогда.

Каждое Евангелие начинается по-своему. Евангелисты-синоптики обычно рассказывают или о Рождестве, или, как Марк, прямо о Крещении; Иоанн же начинает с замечательного гимна о Слове, которое «вначале» (ст. 1 – 3). Конечно, о слове Божием немало сказано и в ветхозаветных книгах, где оно было и откровением (Быт. 15 : 1, 4), и орудием Бога в сотворённом Им мире (Пс. 147 : 18, 148 : 8). Но Слово, о котором говорит евангелист, больше откровения, данного конкретному человеку. Оно даже больше, чем простое орудие, инструмент действия Божия. Оно изначально, Его жизнь коренится в тех глубинах Божественной Личности, которые навсегда останутся скрыты от любого сотворённого Богом существа. И вот настал день, когда предвечное Слово, несущее в Себе полноту Божию, полноту Божией жизни и Божия света (ст. 4 – 5), вместило Себя в рамки человеческой природы с тем, чтобы эта полнота стала доступной каждому, кто захочет к ней приобщиться (ст. 9). И тогда в мире началась новая эпоха, эпоха наступающего Царства. Евангелист не случайно сравнивает воплотившееся Слово со Скинией (ст. 14; русскому «обитало» в греческом тексте соответствует слово, которое буквально можно было бы перевести как «разбило Скинию»): ведь Скиния ещё со времён Моисея была местом присутствия Божия, полнота которого отныне оказывается связана с личностью Того, в Ком воплощается Слово. А Он открывает полноту Царства и полноту жизни Божией тем, кто готов поверить Ему и пойти за Ним, хотя таких, как видно, оказывается немного (ст. 10 – 13). Евангелист называет эту полноту «благодатью благодати» (ст. 16): выражение греческое по языку, но еврейское по форме, означающее абсолютную, недоступную обычному человеку полноту благодати Божией. И он, конечно же, не случайно сравнивает это новое откровение с дарованием Торы (Закона) Моисею (ст. 17): ведь Тора была не только откровением воли Божией, но и реальной силой, менявшей человека изнутри, если он готов был следовать данному Богом закону. Но Тора открывала человеку Бога лишь отчасти, а Сын приобщал идущих за Ним к полноте Божией, которую увидеть человеку иначе было невозможно (ст. 18). А вместе с полнотой Божией открывалась идущим за Иисусом и полнота Царства.

Евангелист Иоанн говорит здесь о сути того, чему он стал свидетелем: земной жизни Иисуса Христа. Оглядываясь назад через шестьдесят лет после описываемых им событий, он видит и называет главное: Предвечный Логос, Тот, в Ком весь смысл мироздания, весь замысел о Творении, Тот, Кто и есть Бог, — воплотился, умалил Свою жизнь до жизни человеческой и обитал на земле, общаясь с Иоанном и другими современниками. Сюда, в наш мир, сошла полнота благодати и истины, став видимой, слышимой, осязаемой, явив всем, что человеческая плоть может вместить присутствие Бога, может быть чистой от греха, может быть возвышена к жизни вечной. Слово «слава», «слава Божия» и означает видимое, постижимое явление невидимого и непостижимого Бога, не просто символ, а факт Его действенного присутствия. И апостол Иоанн свидетельствует об этом явлении Самого Бога в лице (ипостаси — по святоотеческой терминологии) Единородного Сына — Сына Божиего и Сына Человеческого, Иисуса Христа.

Здесь возникают два вопроса. Первый: верим ли мы этому свидетельству? Это не так легко, мы ведь привыкли к тому, что нам все доказывают, тем самым принуждая согласиться, а здесь нет и не может быть никаких доказательств, никакого принуждения. Так что надо принимать свое собственное решение, совершенно свободное... И второй: даже если это было, имеет ли это какое-либо отношение к моей жизни? Сами посудите: ведь это означает, насколько высокой может быть человеческая жизнь, насколько исполненной смысла и праведности. Более того, если есть присутствие Божие в этом мире, то в это присутствие можно войти, а если Бог может войти в человеческое тело, то Он может войти и в нас. Итак, возможно двунаправленное соединение нашей жизни с жизнью Божией, жизнью вечной! Довольно существенно, не так ли?