Мысли вслух на Пс 137:1-8

Если внимательно вчитываться в псалом, то звучащая здесь мысль о том, что Господь возвеличил Своё слово превыше всякого Своего имени, поначалу может вызвать недоумение. Мы уже усвоили, что через Своё имя Господь открывается нам, а посредством Своего слова Он возвещает Свою волю. Но если рассуждать привычным образом, то встаёт вопрос: как может то, благодаря чему воля возвещается, быть выше Того, от Кого она исходит?

Здесь перед нами свидетельство приближения псалмопевеца к важной тайне, которая уже приоткрыта, но сформулирована будет позднее, когда евангелист начнёт свой рассказ словами в начале было Слово. Впрочем, уже задолго до этого напрашивался вывод, что если Господь сотворил мир Своим словом, то это значит, что оно с Ним едино. Если же слово едино с Говорящим, то слушающие Господа и выполняющие Его волю вступают в единение с Ним. Так что недостаточно признавать существование Бога на уровне информационного факта, необходимо следовать за Господом, жить согласно Его заповедям.

Перечитывая слова, написанные по вдохновению свыше, очень часто бывает трудно сразу понять полный смысл сказанного. Те, кого посещало такое вдохновение, прикасались к таким глубинам, до которых не смогли бы добраться человеческим умом. Каков, скажем, полный смысл хотя бы слов Ты оживишь меня? Их можно понимать в переносном смысле, как воплощение надежды на силу и смелость, которые Господь даёт перед лицом врагов, а можно видеть в них уверенность псалмопевца, что Господь не даст ему погибнуть в бою. Но если принять эти слова буквально, их можно понимать как выражение веры в воскресение.

Мстительность, разумеется, никогда не входила в число добродетелей. Конечно, иногда и Тора допускает месть («око за око, зуб за зуб»), но всё же скорее как уступку падшей человеческой природе, чем как норму (не случайно Иисус однозначно запрещает Своим последователям мстить). Что же касается нашего псалма, то он, конечно, пронизан местью, он буквально дышит ею. И вряд ли стоит воспринимать содержащиеся в нём проклятия как аллегории. Скорее их можно считать данью истории, правдивым и реалистическим описаниtм тех чувств, которые переполняли депортированных из Иерусалима его жителей в первые годы после постигшей их страну и город катастрофы. Но есть здесь и ещё нечто, о чём не раз говорили допленные пророки, начиная с Амоса. Речь о том, что в обиходе называют иногда «справедливым воздействием», добавляя при этом: «всё-таки есть в мире справедливость!». На самом деле, конечно, ни о какой справедливости в данном случае речи не идёт. Как раз именно слова пророков (да и гимнографов тоже) позволяют сделать вывод, что никакой справедливости в падшем мире нет и быть не может. А вот своеобразные исторические «качели» в нём действительно существуют, и качаются они непрерывно, так что сегодняшний победитель завтра окажется побеждён своими недавними врагами, которые в свою очередь по полной программе отыграются на своих недавних победителях. И не так легко сказать точно, что имеет в виду автор псалма: просто месть или эту своеобразную «справедливость». Как бы то ни было, одно не слишком далеко отстоит от другого: ведь ни месть, ни тот своеобразный «закон исторического воздаяния», на действие которого, быть может, надеялся гимнограф, к промыслу Божию отношения не имеют. Такова первая, очень естественная, реакция падшего человека на случившееся с ним несчастье, будь то личное или общенациональное: о Боге он если и вспоминает, то не сразу, а инстинктивно начинает искать возможности найти виновного и отомстить ему, используя все имеющиеся в его распоряжении возможности. И народ Божий в этом отношении, как видно, не оказался исключением: его обуревали в первые после катастрофы годы такие же чувства, которые обуревали бы в таком положении любой другой народ. Свои качества народа Божия он проявляет не в момент этой первой реакции, а позже, когда на смену ей приходит осмысление произошедшего, раскаяние в совершённых грехах и новое обращение. То самое, которое и открыло народу возможность спустя десятилетия вернуться на землю отцов, некогда обещанную им Богом.