Мысли вслух на Мф 24:36-26:2

Сегодняшнее чтение предлагает нам притчу Иисуса о Его предстоящем возвращении. В ней Иисус снова обращается к теме готовности (точнее, неготовности) Его последователей к этому событию. Казалось бы, к нему невозможно было не быть готовым, ведь ученики Иисуса действительно ждали встречи с Ним, как невеста ждёт встречи со своим женихом. Понять это ожидание может лишь человек, родившийся и выросший на Востоке, там, где ещё сохраняется традиционный уклад жизни и где невеста не может встречаться со своим женихом до самого дня свадьбы.

Сегодня, надо признать, даже среди христиан мало кто ждёт возвращения Спасителя как главного события своей жизни, но для первого христианского поколения такое ожидание было нормой. Но долгожданная встреча срывается из-за, казалось бы, сущего пустяка: ожидавшие жениха невесты не подумали о том, чтобы запастись маслом для своих ламп (ст. 3). А лишнего масла ни у кого не оказалось (ст. 8–9). Между тем, двери в брачные покои закрываются быстро, малейшая задержка может оказаться (и для некоторых действительно оказывается) роковой (ст. 10 – 12).

История эта напоминает притчу Спасителя о засохшей смоковнице: Иисус подошёл к дереву неожиданно, на смоковнице не было и не могло быть плодов, но Царство приходит не тогда, когда его ждёшь, и Иисус тоже появляется неожиданно и не так, как, по человеческим понятиям, Он должен появиться. В такой ситуации духовная собранность означает прежде всего готовность к неожиданностям. Конечно, в ожидании столь значимого события нетрудно забыть о такой мелочи, как запас масла для лампы. Но уже давно было замечено, что в духовной жизни не бывает мелочей. Ведь духовное состояние — это, прежде всего, определённый уровень осознания реальности, когда значимым становится всё, что делается, когда исчезают безотчётные, едва осознаваемые, мелькающие мысли и такие же безотчётные, автоматически совершаемые действия. Тогда-то и становится значимой каждая мелочь: ведь глубина осмысления этой мелочи в таком случае оказывается не меньшей, чем глубина осмысления любого «великого» дела.

В деле Божием мелочей нет, мелочи становятся мелочами тогда, когда мы перестаём воспринимать окружающую нас реальность как реальность наступающего Царства. В нашем ещё не преображённом мире есть важные дела и есть дела мелкие, недостойные внимания; в Царстве значимо всё. И если мы не научились видеть реальность такой, значит, мы ещё не знаем, что такое Царство.

И у мудрых, и у неразумных дев были одинаковые светильники, так что изначально между ними разницы не было. Но разумные понимали, что надо пребывать в готовности, и сохранили необходимый запас. Должно быть, услышав их отказ, неразумные девы сочли их жадными, и можно представить, как они могли отзываться о мудрых, оказавшись за воротами.

Тем не менее не станем применять к ним те нормы взаимоотношений, которые вполне допустимы в нашей повседневности, но не относятся к притче, раскрывающей, чего от нас хочет Господь. Ведь каждого из нас он любит лично и неповторимо, и если мы надеемся подсунуть Ему чужой огонь, а не тот, который мы разжигали и хранили в собственном сердце, то как это назвать?

Вот и оказались недостойными войти на пир те, чьи светильники не были наполнены любовью.

Притча Спасителя о десяти девах имеет совершенно очевидный эсхатологический смысл. Понятно, что речь идёт о приходе, точнее, о возвращении Мессии, и встреча Его подобна встрече жениха: ведь образ Царства как брачного пира в те времена был уже традиционным. Остаётся лишь понять, что имеется в виду под маслом и светильниками. Сам Иисус говорит, что для человека, для его внутреннего мира светильником является око, его собственное зрение. Речь идёт не только о физическом зрении, но и о духовном, о том, которое делает для человека возможным в том числе и богообщение. Масло же даёт человеку возможность видеть, это то, что питает его духовное зрение.

Погасший светильник означает, что человек обессилел духовно, что он уже не в состоянии совершить то внутреннее усилие, которое позволяет ему видеть. Конечно, притча есть притча, здесь присутствуют не только символы, но и аллегории. Такой аллегорией и является поход за маслом в самый неподходящий момент, когда надо бы быть дома и сосредоточенно ждать. Речь идёт о неготовности человека к моменту возвращения Спасителя, о неготовности духовной, связанной с тем, что в своё время человек этот не думал о своей духовной жизни и не заботился о том, чтобы оказаться достаточно сильным духовно для предстоящей встречи.

Казалось бы, у человека вообще нет своих сил, все наши силы — от Бога, и именно так Богом было задумано изначально. Однако за своё духовное состояние перед Богом отвечает всё же сам человек. Бог даёт нам все возможности для духовной жизни, для её выстраивания и наполнения, но реализовать их нам придётся самим, хотя и с Его помощью. Если же не делать вообще ничего, данные нам Богом возможности так и останутся нераскрытыми. Могут сказать: ну что ж, пусть так, вот вернётся во славе Христос, и Он сделает всё, что нужно — невзирая на наше состояние.

Главное — готовность и желание встретить Его. На самом же деле ситуация сложнее: опоздавшие к встрече девы теряют всё. Тут не какая-то жёсткость правил игры или жестокость Бога — просто встреча со Христом становится завершением длительного и непростого духовного процесса, без которой она не произойдёт, хотя Христос и может при этом быть рядом — как жених в Его притче, который рядом, но встретиться с которым невозможно.

Говоря о Своем предназначении, Господь вспоминает эпизод, описанный в книге Чисел в 21 главе, когда народ Божий испытывал нашествие змей, ставшее следствием их непослушания. И многие умирали от их укусов. Тогда Господь повелел Моисею вознести медного змея, и кто смотрел на него, оставался жив. Вообще, змей - это символ непослушания, отпадения от воли Божией, как мы помним из рассказа о грехопадении Адама и Евы. Символ разрыва отношений с Богом. И вот что-то должно эти отношения восстановить. Как-то необходимо связать опять Небо и землю. Помните лестницу Иакова? И ангелов, сходящих с Неба и восходящих по ней на Небо. Удивительная картина общения между землей и Небом. То, к чему человек стремится, но что оказывается невозможным из-за изначального отпадения людей от Бога. «Никто еще не восходил на Небо, только с Неба Сошедший Сын Человеческий». Это схождение и восхождение призван осуществить Христос.

А как Он будет восходить? Он будет вознесен. Вознесен на Кресте. Подобно тому, как вознесение Моисеем медного змея спасало людей от страшной смерти от змеиного укуса, вознесение Иисуса избавляет нас от дела змея, соблазнившего первочеловека и в его лице каждого из нас. "Ибо так возлюбил Бог мир…"

Смысл этой притчи выражен конечными словами: «Бодрствуйте», но ведь задремали-то все десять дев! Значит, дело не просто в том, чтобы не дремать. У каждого из нас бывают периоды духовной расслабленности, несобранности, не каждый в состоянии все время гореть духом. Дело, скорее, в том, что, помимо горящей лампады веры, человеку необходимо иметь некоторый «запас прочности», некий духовный ресурс, который поможет ему, если что, встать с колен и поправить гаснущий светильник. Речь не идет о какой-то особой силе, гениальности или бодрости — это все дары, которые может дать только Бог. Но есть нечто, что зависит, в основном, от нас — верность, честность перед собой и Богом, желание быть с Ним — несмотря ни на что.

Смысл этой притчи выражен конечными словами: «Бодрствуйте», но ведь задремали-то все десять дев! Значит, дело не просто в том, чтобы не дремать. У каждого из нас бывают периоды духовной расслабленности, несобранности, не каждый в состоянии все время гореть духом. Дело, скорее, в том, что, помимо горящей лампады веры, человеку необходимо иметь некоторый «запас прочности», некий духовный ресурс, который поможет ему, если что, встать с колен и поправить гаснущий светильник. Речь не идет о какой-то особой силе, гениальности или бодрости — это все дары, которые может дать только Бог. Но есть нечто, что зависит, в основном, от нас — верность, честность перед собой и Богом, желание быть с Ним — несмотря ни на что.

Свадьба. Вечер. Жениха все нет. Подружки невесты отправляются его встречать. Они берут с собой масляные фонари и ждут. Он должен прийти. Он опаздывает. Никто не знал, что он так сильно задержится, но некоторые были готовы ждать всю ночь, а некоторые оказались к этому не готовы. Эта притча была очень актуальна в то время, когда записывалось это Евангелие — обещанное пришествие Иисуса все не происходило, так что многие оказались неспособны ждать, не теряя надежды. Эта притча актуальна и сегодня, когда многим непонятно, где же Христос: мы так далеки от событий двухтысячелетней давности, когда Он придет во второй раз — никто не знает. Где Он? Сколько еще ждать? Хватит ли масла? Хватит ли веры и надежды?

Бодрствование, к которому призывает учеников Христос, заключается в постоянной готовности к встрече с Грядущим во имя Господне. «Мудрые девы», которых Господь ставит в пример, приготовились к длительному ожиданию и могли, таким образом, ждать в назначенном месте столько, сколько будет благоугодно Жениху. Именно благодаря этому они готовы к этой встрече в любой момент, даже если Жених «замедлил». «Немудрые» же девы в тот час, когда застиг их приход Жениха, оказались занятыми не ожиданием встречи с Ним, но подготовкой. Господь говорит, таким образом, что у нас нет возможности заниматься собой и своими делами и проблемами. Приход Царства возможен в любой момент. Эта мысль с самого начала вдохновляла учеников Христа на то, чтобы жить в правде «уже сегодня», не откладывая очищение сердца на «потом». Любопытно при этом, что говоря об ожидании прихода Царства, Господь все же намекает нам, что Жених «замедлил» и предостерегает тем самым от чрезмерного увлечения эсхатологией.

Человек ко всему привыкает. Он привыкает к опасности, к ожиданию, к неудобствам, к комфорту. Можно привыкнуть к боли (своей и чужой), к крови на экранах телевизоров... Притупляются чувства, молчит совесть, ровно бьется сердце... дыхание глубокое и ритмичное, сон. Ну, а почему бы нет? Второе Пришествие, конец света? Уже две тысячи лет ждем, а его все нет. Значит, и сегодня не будет, можно поспать.

Можно ли проспать Второе Пришествие? Видимо, да. Потому что Христос никуда не ушел. Взойдя к Отцу, Он остался с нами, и Он может в любую секунду придти в нашу жизнь так же, как Он вошел в жизнь апостола Павла. И если в этот момент наше сердце будет закрыто на «очередной сон», то встреча не состоится, и это будет «смерть вторая» раньше «смерти первой» — смерть духовная до смерти физической.

Вот поэтому Иисус и говорит нам, чтобы мы бодрствовали, чтобы готовили свое сердце к встрече, чтобы слышали голос совести, чтобы не черствели, чтобы ждали.

Мы привыкли использовать слово талант для обозначения особенных дарований, будь то художественных или научно-технических. Вообще-то такое толкование допустимо, но оно не исчерпывает всего значения этой притчи. Ведь многие люди, у которых особенные дарования, как кажется, не проявились, могли бы сказать: мне никакого таланта не дано, поэтому ко мне это не относится. Можно на это возразить, что такие рассуждения — в лучшем случае самообман, ведь Господь каждому из нас дал очень много, мы даже не подозреваем об этом, и, приняв неверное представление о себе, многие и в самом деле зарывают таланты. Те, кто так поступают, часто действуют не только по причине своего личного страха, но и потому, что поддались диктату общественного мнения, подавляющего инициативу.

Но талантами следует называть всё ценное, чем Господь одарил нас. Это и разнообразные способности, и душевные качества, и многочисленные духовные дары. Пора понять, что каждому из нас Господь дал возможность приносить плоды. Ведь Он хочет, чтобы мы были Его соработниками.

Как все-таки образны эти «денежные» притчи из Евангелия. Так много они проясняют для нас, привыкших к духовно-материальному потребительству и пассивности. Мы любим говорить о «бескорыстной вере», о «чисто духовных отношениях», подразумевая под этим безответственность и поверхностность. А настоящая жизнь с Богом действительно похожа на финансовые операции! В этой притче господин не просто содержит своих рабов, и не просто поручает им некую работу, которую они должны выполнять за него. Он предлагает им «войти в дело», дает им стартовый капитал, чтобы они могли пустить его в оборот и получить прибыль. Это открывает нам потрясающую весть — мы призваны Богом к сотрудничеству! Не просто к послушанию, не просто на работу курьера или секретаря, а к тому, чтобы стать Его агентами, Его руками, Его доверенными лицами. Сможем ли мы не испугаться ответственности и согласиться на такую высокую должность?

В общине христиан, в которой создавалось Евангелие, как и среди современных последователей Христа, возникал все тот же вопрос: «Что делать?». Мы все так или иначе оказались в положении слуг путешествующего Господина: нам необходимо решить, чем заняться в Его отсутствие. И тут перед нами оказывается эта притча, рассказанная Иисусом Своим ученикам в Иерусалиме. Он уже сейчас готовит их к тому времени, когда они будут жить в ожидании последней встречи с Ним. И ответ на вечный вопрос дается в не совсем привычной форме: «Не бояться! Действовать! Думать! Рисковать!» — из всех человеческих занятий для описания поведения верных учеников больше всего подходит коммерция. Только вместо денег ученики получили от Христа нечто иное: присутствие Духа, дары надежды и любви. Теперь дело за ними (то есть, за нами) — торговать и растить, чтобы этот мир становился все богаче любовью.

Притча о талантах, приведенная в Евангелии от Матфея, наталкивает на очень простую мысль. Насколько бесплоден страх в качестве мотива для наших поступков. Обратите внимание: образ господина, сложившийся в представлении третьего раба, вызывает в нем страх. Казалось бы, боишься — так трудись, чтобы избежать наказания, если господин таков, что «жнет, где не сеял». Но страх распространяется дальше и приводит к боязни рисковать, страх лишает свободы и парализует. Не случайно Бог всегда при встрече с человеком говорит: «Не бойся». Он освобождает нас, Он хочет нашей ответственной инициативы, Он дает нам авансом разнообразные таланты (дары) для их преумножения — так, чтобы их было больше, чем нам нужно, чтобы мы могли ими делиться, возрастая в братолюбии, тем самым свидетельствуя о Божией любви.

Сегодняшний отрывок включает в себя притчу о талантах, то есть о золотых монетах, которые хозяин, уезжая, оставляет своим слугам на сохранение (ст. 14–15). Но в те времена, как, впрочем, и в наши дни, сохранить деньги можно было, лишь пустив их в оборот. Двое из троих слуг хорошо понимают это и поступают соответственно (ст. 16 – 17), третий же предпочитает не рисковать (ст. 18). Результат оказался ожидаемым: двое из троих получили похвалу и повышение в должности (ст. 20 – 23), третий же лишился всего (ст. 24 – 30).

Такой поворот событий был бы несколько странным, если бы речь шла о законах нашего, ещё не преображённого, мира. В самом деле, ведь слуге деньги были отданы на сохранение, и он сумел вернуть хозяину всю сумму, которую тот ему поручил. Собственно, хозяин ни от кого и не требовал увеличения суммы, хотя и был рад тому, что его слуги оказались хорошими распорядителями и нашли прибыльное вложение отданным на сохранение деньгам. А в качестве награды сообразительные слуги получают не просто новое, более высокое место; они оказываются совладельцами имущества своего хозяина (ст. 21, 23; «войти в радость» — выражение не греческое, а еврейское, и означает оно нечто вполне материальное, например, поучаствовать в дележе добычи после удачной совместной охоты или в дележе полученной прибыли после удачной сделки). Третий же слуга предпочёл не рисковать прежде всего потому, что считал своего хозяина жадным и жестоким (ст. 24). И для него хозяин оказался именно таким: он потребовал от недоверчивого слуги того, чего не требовал от других и что другие предложили ему сами (ст. 26 – 27).

С точки зрения законов нашего мира, логика как минимум странная; но в Царстве действуют иные законы и правила. В Царстве невозможно ничего сохранить для себя, но можно получить всё, если приумножить ради Царства и его Хозяина то, что Хозяин поручил тебе сохранить. Здесь невозможно вернуть Хозяину Его дар и сказать: «Ты жесток, вот тебе твоё, и оставь меня в покое»; сказавший так и занявший такую позицию теряет Царство. Здесь действует тот принцип, о котором уже не раз говорил Иисус: в Царстве можно иметь «жизнь с избытком», но лишь в том случае, если с самого начала отказаться от мысли о своей жизни, отдельной и конечной, о том, чтобы оторвать от полноты Царства кусок и унести его с собой. Полноту Царства получить можно, но только целиком. И удержать эту полноту возможно, лишь умножая и отдавая.

Некоторые христиане мучаются, пытаясь понять, какой у них талант, из страха нечаянно зарыть его в землю. Другие обижаются на Бога за слишком маленькие дары. Но если внимательно посмотреть на жизнь святых, получается, что часто в земной жизни они больше всего страдали именно за то, что было главным в их святости. Святой - это тот, у кого лучше, чем у других, получается подражать Богу, тот, кто больше на Него похож. Понятно, что Бог дает святым таланты, но среди святых не так много гениальных художников и музыкантов, значит, мы под талантом подразумеваем что-то не то? Зато святые подражают Христу в Его страданиях, помогают Ему нести Крест. Не в этом ли объяснение? Ведь часто мы не понимаем, что за Крест мы должны взять на себя. Может быть, Крест и талант - одно и то же? Тогда понятно, что талант - это то, через что нам больше всего приходится пострадать. И понятно, что чем больше талант, тем больше ответственность и больше страдание - и поэтому больше награда.

Иисус не раз во время Своего земного служения говорил Своим ученикам об отношениях Царства. Той же теме посвящена и притча о талантах. На первый взгляд она может показаться несколько жёсткой. В самом деле, ведь деньги были отданы рабам всего лишь на сохранение, и тогда получается, что раб, вернувший хозяину ровно столько, сколько он от него получил, исполнил поручение в точности, буквально. Что касается остальных рабов, то они, конечно, рисковали, вкладывая деньги в дело, как рискует всякий бизнесмен.

Но им сопутствовала удача, и хозяин остался доволен. Какой была бы его реакция в противном случае, остаётся лишь догадываться. Ясно одно: действовать так, как действовали рабы, пустившие деньги в оборот, можно лишь при условии взаимного доверия. Как видно, хозяин полностью доверяет рабам, а они доверяют ему, если не боятся рисковать порученными им деньгами.

Исключение — раб, вернувший хозяину деньги без прибыли. Он, судя по рассказу, и деньги-то в оборот не решился пустить как раз потому, что боялся убытков: именно так надо понимать его, обращённые к хозяину, слова о том, что тот «жнёт, где не сеял, и собирает, где не рассыпал». Как видно, раб опасается, что в случае неудачи хозяин взыщет убытки с него. Но тут он просчитался: вернуть всё в целости, но без прибыли оказалось недостаточно.

И здесь становится понятно, что такое Царство по отношению к каждому конкретному его обитателю: оно всегда аванс, полученный совершенно незаслуженно, и вместе с тем ссуда, которую придётся вернуть с процентами. Это неудивительно: ведь Царство предполагает духовную динамику, динамику отношений, связывающих его обитателей с Богом, со Христом, друг с другом.

Тут невозможно ничего удержать для себя, полученное нужно, образно выражаясь, пустить в оборот: как деньги могут сохраниться, лишь оставаясь в обороте, так и жизнь Царства может существовать лишь в постоянной динамике взаимного обмена. Любая попытка выделить из этого цельного потока жизни свою часть с тем, чтобы оставить её себе, приводит к духовному провалу, к утрате Царства. А риск в жизни Царства присутствует, он оправдан теми задачами, которые стоят перед его обитателями. При условии полного взаимного доверия он приемлем.

Логика Царства — странная, на взгляд мира сего, логика. Никакой уравниловки, которая нам порой кажется справедливостью, там нет. Впрочем, даже когда речь идёт о столь нам знакомом ветхом мире, мы иногда всё же понимаем, что есть вещи, которые не делятся ни поровну, ни «по справедливости».

Например, любовь. Или талант (не тот, который из евангельской притчи, — там речь о деньгах, а тот, который подразумеваем мы, говоря о талантливом человеке). Тут мы смиряемся с неизбежным: есть вещи, которые принадлежат лишь тому, кому даны Богом, и никому другому.

Почему же Бог действует так, как действует? Разве плохо поступил тот, кто отдал хозяину его деньги в целости и сохранности? Рассуждая по-человечески, он не сделал ничего плохого, он исполнил свой долг: не приумножил хозяйского богатства, но и не растратил его, вернув полученное на сохранение в целости.

Впрочем, даже рассуждая по-человечески, можно догадаться, что деньги, лежащие в кубышке, не только не приносят дохода, но порой и обесцениваются. Когда же дело касается духовной жизни и Царства, ситуация выглядит ещё более однозначной. Духовная жизнь — всегда динамика. Когда Бог создал человека, Он вдунул ему «в ноздри» (так буквально читается еврейский текст) Своё дыхание, дыхание жизни, и человек ожил. Дыхание же — это процесс, тут не может быть остановки: она равнозначна смерти. И Царство, каким оно открылось в день Пятидесятницы, — тоже дыхание Божие, врывающееся в мир с тем, чтобы его преобразить.

Каждый, кто хочет участвовать в его жизни, да и просто в духовной жизни, той самой, которая соединяет человека с Богом, должен стать частью процесса, где малое становится великим, росток — ветвистым деревом, один вдох — могучим потоком жизни, словом, процесса, где на один талант получают десять. Такова логика Царства, правда его жизни. Если не участвовать в ней, своего минимума, даже данного Богом, не удержать. Потому, что этот минимум — лишь посеянное Богом зерно, которое может или прорасти и принести плод, или сгнить, чего Бог, скорее всего, не допустит. Третьего не дано.

В каноне мясопустного воскресения, или недели о Страшнем суде как называется сегодняшний день, есть такие слова: «В чину своем, монах и иерарх, старый и юный, раб и владыка истяжется, вдовица и дева исправится: и тогда всем горе не имевшим житие неповинное. Неумытный суд Твой, неутаенное Твое судище хитрословия, не витий художество крадущее, не свидетелей непщевание отражающее праведное: в Тебе бо Бозе всех сокровенная предстоят». Эти слова кажутся страшнее и спасительнее всех прочих слов о червях и огне. Это что-то колоссально важное, только праведные свидетельства, а не какие слова будут приняты в рассмотрение. Очень часто сейчас среди верующих интеллигентов принято говорить, что они не верят в ад. Можно и не верить, если никогда в нем не был, а если был, то тут уж не до веры. Один наш старший современник, святой мученик, говорил, ад – это когда вокруг я-я-я как в зеркальной комнате («в дверь мою никто не стучится, только зеркало зеркалу снится» А. Ахматова), а рай это когда вокруг ты-ты-ты. И это данность, что есть две такие предельные точки: и вот мы либо даем малым сим, либо не даем, либо «я» для нас существует, либо «ты». Отсюда ведь никуда не денешься и не уйдешь. А быть в подобной зеркальной комнате и правда ужасно мучительно, где там черви и сковородки с кипящим маслом. Только мало кто решает это мучение путем выхода из этой зеркальной комнаты, большинство предпочитает просто завесить ее разными уютными вещами и жить не мучаясь особенно, только вот иногда беспокойными мыслями, что кто-нибудь ворвется и все посдирает опять… но это мучение так просто отринуть от себя размышлениями о все более прочном замке.

Страшный суд может оказаться не таким уж страшным, если нам удастся заранее познакомиться с Судьей и заручиться Его поддержкой. Оказывается, это возможно. Для решающей встречи с Ним не нужно особой сноровки или незаурядных талантов, не нужно давать взяток, не нужно куда-то срочно бежать. Достаточно встретить того, кто больше всех успел намозолить нам глаза — нашего ближнего — и отнестись к нему со всей серьезностью, ведь через него происходит наше примирение с Тем, от кого зависит все в нашей жизни.

Критерии Суда, описанные в этой притче, еще и сегодня удивляют и смущают верующих и неверующих людей. Здесь не сказано ни слова о вере в обычном понимании этого слова. Ничего о конфессиях, партиях, идеологии. Ничего о «грехах» — опять же, в обычном понимании. Ничего о религиозных действиях, обрядах, молитве, Церкви. Речь даже не о Христе, как мы Его себе представляем — и спасенные и осужденные искренне удивляются, будучи уверенны, что ни разу с Ним не встречались. Речь идет только о тех, кто всегда мешает нам «верить», «молиться», «спасаться» — о людях вокруг нас. И о нас, как о людях. Речь о человечности, которая проявляется в отношениях людей с людьми. И здесь, на Последнем Суде, эти отношения вдруг вырастают до каких-то невообразимых, по-настоящему «религиозных» масштабов — человечность человека оказывается степенью его родства с Богом, через Человека Иисуса Христа.

Когда мы читаем сегодняшний текст Евангелия, нам обычно становится очень страшно, потому что помыслить, что Господь нас к праведным сопричтет, не решаешься. И мы чувствуем, как наш разум изо всех сил требует Чистилища. Это сложный вопрос, каждый когда-то решает его для себя. И хотя мы понимаем, что граница между добром и злом пролегает в душе человека, мы все-таки должны твердо держаться Слова Божия, отбросив, по возможности весь культурный груз двух тысячелетий, порой лишь затемняющий наше восприятие. Итак, Господь говорит об отделении праведных от злых. Давайте не будем искать свое место на этой «иконе», а посмотрим на нее, как мы обычно смотрим на иконы, в глубине символизма разглядывая богословский смысл. Основной, нам кажется, посыл этого текста, что не будет более никаких полумер, добро будет полностью отделено от зла. Но как же быть с той долей зла, что есть в каждом, кого «во грехах» родила мать (Пс 50), то есть в каждом человеке?! Решением этой сложной задачи может быть Чистилище, а может быть Прощение. Мы не в праве навязывать кому-то свое решение, каждый приходит к этому сам, лишь бы уважать выбор другого человека.

Сегодняшним чтением завершается цикл бесед Иисуса о наступлении Царства и о Его грядущем возвращении, и завершается он беседой о Суде. Неудивительно, что входящие в Царство проходят через Суд; удивительно другое: критерии, предъявляемые входящим.

Традиционное представление о Суде предполагало, что праведность определяется тем, следовал ли человек заповедям и предписаниям Закона. Здесь же Иисус задаёт на Суде лишь один вопрос: накормили ли вы Меня, напоили ли, были ли рядом в трудную минуту (ст. 34–46)? А в ответ на удивлённые вопросы входящих поясняет: если вы сделали (или не сделали) это для кого-то из Моих младших братьев, считайте, что вы сделали (или не сделали) это для Меня (ст. 40, 45).

Комментаторы традиционно приводят эту беседу как обоснование для дел милосердия, подразумевая под «младшими братьями» всех нуждающихся в помощи или оказавшихся в тяжёлом положении. Но Иисус говорит здесь именно о Своих «младших братьях», точнее, об «этих младших братьях». В сцене Суда, как описывает её Иисус, нет никого, кроме Самого Царя и тех, кто пришёл на Суд. В таком случае под «этими младшими братьями» Иисус, очевидно, мог иметь в виду только слушавших Его апостолов, о которых Он, представляя Царя на Суде, говорит, очевидно, в третьем лице, тем самым вовлекая слушающих в Свой рассказ.

Но тогда речь должна идти не о нищих или нуждающихся в помощи, а об общине верных, несущих Царство в мир, то есть о Церкви в том виде, в каком её задумал и создал Сам Иисус. На первый взгляд такой поворот сюжета кажется необычным, но Иисусу и в других ситуациях приходилось переключать внимание слушающих с нищих на Самого Себя. Здесь же Он обращает внимание слушающих на Своих последователей, которым придётся нести Царство в мир.

И неудивительно: ведь именно эту задачу Он считает самой важной. Церковь нужна не для удовлетворения чьих бы то ни было религиозных нужд, не для пропаганды нравственности и даже не для помощи нуждающимся, она нужна для того, чтобы нести в мир Царство, а вся остальная её деятельность может и должна быть лишь следствием, своего рода побочным эффектом, возникающим при решении этой основной задачи. Потому и отношение к тем, кто её решает, становится главным критерием, определяющим возможность (или невозможность) для входящего переступить порог Царства: ведь отношение к ним и было выражением его отношения к Царству тогда, когда оно лишь входило в мир, не раскрывшись ещё во всей полноте. Легко и приятно поддерживать торжествующего победителя; поддерживать того, кому ещё только предстоит победить, приятно далеко не всегда, а иногда такая поддержка сопряжена со смертельным риском. Но Царство неделимо, и сейчас, лишь входя в мир и оставаясь поэтому иногда скрытым, оно остаётся тем же, чем оно будет тогда, когда раскроется во всей полноте. И тот, кто отвернётся от Царства и от тех, кто им живёт, сейчас, вряд ли на Суде сможет убедить Царя в том, что его радость о торжестве Царства является искренней.

Всё-таки ни одно учение не ставит человека так высоко, как поставил его Христос. Ведь если помощь, оказанная нами любому из тех, кто нас окружает, оказывается Ему Самому, то здесь мы видим больше, чем любовь Бога к человеку. Здесь мы заново открываем смысл давно известных слов о том, что Господь сотворил нас по Своему образу и подобию, и даже то, что мы постоянно оскверняем этот образ, не отменяет задуманного Им нашего высочайшего предназначения.

Здесь же мы видим и ответ тем людям, кто обеспокоенно спрашивает: «что станет с теми, кто был далёк от веры, но совершал добрые дела?». Конечно, никто из нас не сможет с полной определённостью ответить на вопрос, кто куда попадёт. И всё же если дела и в самом деле были добрыми, то совершившие их не будут забыты. Ведь даже не думая о служении Господу, они позаботились о Нём. Но соответственно и с тех, кто не оказывал должной помощи окружающим, будет спрошено по делам, а не по приверженности теоретическим установкам.

Интересно, что если в начале притчи речь идёт о Сыне Человеческом, то затем рассказ идёт о Царе. Христос ещё раз раскрывает ученикам, Кто Он, ведь по справедливости один Господь достоин быть Царём.

В том, что Господь Иисус Христос говорит ученикам о Последнем Суде, важно выделить три вещи. Во-первых, отделение оправданных и неоправданных происходит. Выбор жизненной позиции и, как следствие, выбор оправдания или не-оправдания, для нас реален. Это важно, потому что мы любим изображать все розовыми красками и думать, что все равно в последний момент все как-то устроится. Однако Господь не раз говорит о том, что для нас существует реальная возможность выбрать ад и смерть. Строго говоря, это оборотная сторона возможности выбрать Христа и жизнь.

Во-вторых, критерием отбора и оправдания оказывается реализация данной нам способности бескорыстно любить и сострадать. Ведь в притче Христовой Господь приходит к нам в тех людях, от которых ничего нельзя получить в ответ на милосердие: бедных, больных и заключенных. Это может нам очень не нравится, потому что «религиозная психология падшего человека», которую апостол Павел называет «живущий во мне грех», предпочитает выставлять в качестве оправдания иные вещи — от выдающихся душевных качеств до активного и деятельного служения преходящему.

В-третьих, на суд соберутся все народы. Все, невзирая ни на что. Те, кто только что «слез с дерева» в саванне 50 тысяч лет назад и те, кто 20 тысяч лет назад ушел в Америку по льдам Берингова пролива. Те, кто жил на Ближнем Востоке в первой половине первого века, и те, кто живет в странах христианской Европы. Все, независимо от того, сколь много или сколь мало было им открыто о Боге, будут судиться по тому, были ли мы способны сострадать, помогать и жалеть людей. Это утешает, потому что такой суд дает возможность оправдания любому. Это пугает, потому что в глубине души мы знаем, что такие люди встречаются редко.

Важно, впрочем, иметь в виду, что Евангелие говорит об уникальной возможности не приходить на суд, но прямо перейти от смерти в жизнь. Этот путь — вера, действующая любовью.

Кого называет Иисус Своими младшими братьями? Следуя логике притчи о Суде, приходится признать, что Он говорит о Своих учениках и последователях. Но тогда придётся принять, как факт, и то, что, обращаясь к Своим слушателям, Он обращает их внимание на то, что благополучный исход Суда для подавляющего большинства из тех, кому он предстоит, будет зависеть от их отношения к христианам. На первый взгляд, такая интерпретация хорошо знакомого текста вызывает недоумение: чаще всего, читая его, мы не задумываемся о том, кого именно называет Иисус «младшими братьями», подразумевая под ними всех вообще больных, голодных, заключённых и т.д. Разумеется, ответственности за ближних с нас никто не снимал, но притча не об этом. Она о Суде и о том, что на Суде окажется главным. А главным оказывается вопрос об отношении к Церкви — не к церковным структурам, а к тем свидетелям Царства, которые и составляют Церковь с большой буквы. Но тогда приходится признать и другое: такая Церковь никогда не будет Церковью большинства. Потому-то и в притче речь идёт не о христианах собственно, а обо всех остальных, судьба которых нередко, и вполне обоснованно, волновала и волнует христиан. Как видно, здесь всё решается не на уровне религиозной самоидентификации и вероисповедных формул, а на уровне конкретных отношений с конкретными людьми. И ничего удивительного в этом нет: ведь и Царство открывается нам тоже через конкретные отношения с конкретными людьми. Включая Того, Кто принёс Царство в мир.

Чтения воскресного дня на неделях перед началом Великого Поста заставляют по-новому взглянуть на обычные вещи. И опять звучит призыв быть внимательным к людям вокруг. Быть постоянно ответственным перед Христом за свои поступки. Внимательным к свободе других людей. Внимантельным к их слабостям, к их нуждам. Эта свобода во Христе, это свобода от нас самих, от страстей и пристрастий, от привычек и стереотипов. Очень трудно общаться с людьми без определенного места жительства, людьми опустившимися, выпавшими из течения жизни. Но Христос не принуждает нас к тяжкому труду и постоянной жизни с бедняками и больными. Он призывает нас к тому, чтобы мы видели в них людей, видели в них лик Христа, который бродил по дорогам Галилеи, спал в лодке, ел плоды с деревьев и не имел места, где Ему голову преклонить. Сегодня нам также важно, накануне мясопустной недели, когда уже не полагается есть мясную пищу, пойти на малую жертву. И особенно в Великий Пост совершить дар, жертву во имя Христа. Совершить дело или дела милосердия. Ограничить себя в физическом плане и совершать труд сердца. И чтение о Страшном суде не должно ужасать христианина. Оно только напоминает нам, что без помощи Божьей, без отношений с Ним, никакие дела милосердия не спасут нас. Невозможно людям то, что возможно Богу. Нам же нужно быть готовыми к тому, что встать мы можем по любую руку от Христа в день суда. Он – Единственный Царь, и Он, а не мы с перечнем наших добрых дел, спасает нас и дарует жизнь вечную.

Невероятную, совершенно незаслуженную нами надежду дают нам притчи Господа Иисуса Христа, которые мы читаем сегодня. За два дня до Пасхи, когда Сын Человеческий предан был на Распятие, Он с разных точек зрения показывает Своим ученикам, что такое Царство Небесное, к которому Он призвал нас.

Господь говорит ученикам о необходимости бодрствовать и быть готовыми к тому, чтобы встретить День Господень. В притче о десяти девах Он говорит, что само Царство Небесное подобно людям, ожидающим встречи с Богом. Главное в этой притче — призыв ждать и всем сердцем желать этой встречи.

В притче о талантах говорится о даре Божьем, данном каждому из нас. Этот дар уподоблен громадному богатству: один талант составлял более 25 килограмм серебра! И это несметное сокровище Господь призывает употреблять в дело. Судя по дальнейшему тексту, под талантами понимаются не столько природные способности и склонности (этот смысл свойственен куда более позднему словоупотреблению, сложившемуся под влиянием Нового завета). Притча о Последнем Суде с очевидностью показывает нам, что основное богатство людей — способность миловать друг друга так, как милует нас Сам Бог. Это и есть Его серебро, данное нам в рост.

И, конечно, центральное место в читаемом отрывке занимает притча о Последнем Суде. Мы читали ее перед Постом, и сегодня снова этот текст открывает нам, что главное в нашей жизни, чего ждет от нас Господь и, главное, где Он назначил нам встречу.

Притча Иисуса о мудрых и неразумных девах, как видно, находится в прямой связи с Его утверждением о том, что дату Его возвращения невозможно определить, что она неизвестна даже Ему Самому. Такое, на первый взгляд, странное утверждение становится вполне понятным, если допустить, что дата эта ещё просто не определена, а не определена она потому, что история Царства, по-видимому, жёстко не детерминирована: ведь это история богочеловеческая, она зависит не только от воли Божьей, но и от выбора тех людей, к которым Бог обращается, а потому в зависимости от их ответа она может изменяться, иногда приближаясь, иногда отдаляясь. А о том, что приближает Царство и помогает ему раскрыться в нашем преображающемся, но ещё не до конца преображённом мире, Иисус говорит, описывая последний Суд. На Суд, разумеется, приходят все, от него не уйти. А исход Суда для конкретного человека определяется, как видно, не его мировоззрением и даже не его нравственным обликом, а тем, как относился человек к тем, кого Иисус называет «этими младшими братьями». Судя по контексту, упомянутые «младшие братья» свой судный день уже прошли, и теперь судьба каждого в вечности зависит от того отношения, которое он проявил к ним во время своего земного пути. Кем могут быть эти «младшие братья»? Всякому, кто знаком с Книгой Откровения, на ум наверняка придут те праведники-христиане, о которых говорится, что они участвуют в «первом воскресении», а «смерть вторая», т.е. вечная погибель, над ними «не имеет власти». Вспоминаются и слова Иисуса о том, что доверившийся Ему на Суд не приходит, а тот, кто Ему не доверяет, «уже осуждён». По-видимому, и здесь речь идёт о тех, кто доверился Спасителю, на Суд уже «не приходит» и «участвует в первом воскресении». А для остальных мерилом праведности становится отношение к праведнику. И дело не только в том, что праведник, невинно гонимый, да и просто голодный или больной, нуждается в помощи: в ней нуждается всякий невинно гонимый, голодный или больной, независимо от того, христианин ли он, или нет. Дело в том, что история Царства, входящего в мир, — это история праведности, или, как её называют иногда, история святости. И каждый, кто имеет к этой истории хотя бы малейшее отношение, становится причастным Царству. И получает надежду на спасение.

Говоря о Своём возвращении во славе, Спаситель особо выделяет три важных для нас момента. Один из них связан с той, постоянно не дающей нам покоя, мыслью, что о времени Его возвращения неизвестно ничего. Нам бы очень хотелось заполнить этот, как нам кажется, пробел в Евангелии, может быть, потому, что нам кажется, будто Бог пытается что-то от нас скрыть, а может быть, оттого, что нам действительно страшно: а вдруг Он застанет нас неготовыми?

Иисус и Сам говорит, что такое вполне возможно; чтобы этого избежать, нужно пытаться не вычислять невычислимое, а жить в постоянной готовности встретить Того, Кого, как мы уверяем во всеуслышание, мы ждём и рады видеть всегда. В других Своих притчах о Царстве Он говорит и о том, что нам мешает быть готовыми к встрече, прежде всего указывая на недоверие. Притча о талантах — прекрасный тому пример: раба, вернувшего хозяину полученное без прибыли, погубило именно недоверие. Он явно испугался того, чего не испугались другие: а что, если он окажется плохим финансистом и не сумеет правильно распорядиться деньгами?

Между тем, Царство (а речь в притче идёт о дарах Царства) может распространяться в мире только в том случае, если каждый, приобщившийся его жизни, приумножит собой полноту того, к чему приобщился, если он сам станет носителем дыхания Царства и его любви. Это хорошо; но как же быть с теми, кто, несмотря на все усилия свидетелей, всё же Царства не знает? Неужели все они обречены? Спаситель так не считает. Рассказывая о последнем Суде, Он говорит: каждый, представший на Суд, судится в зависимости от того, как он относился к «этим младшим братьям», под которыми Иисус, очевидно, подразумевает Своих учеников и последователей.

Никто не отрезан от Царства и от спасения, даже те, кто в нынешнюю эпоху, эпоху наступающего Царства, остался вне его. Их жизнь Бог оценит в связи с Царством и с теми, кто жил его жизнью. Речь идёт не о привилегиях для христиан в день Суда, а об объективной данности: после преображения мира судьба каждого определяется в зависимости от меры объективного участия человека в этом процессе. Ведь именно от меры участия каждого и зависит, в конечном счёте, день возвращения Спасителя. И не определён он как раз потому, что близость его зависит не только от Бога, но и от нас.

Пожалуй, самое главное, что Священное Писание говорит нам о конце света, — это то, что он настанет. Господь весьма подробно говорит ученикам о том, что конец будет подобен жатве, когда творение принесет Создателю свой плод. Но весьма важно, что далее Он говорит, что мы не знаем того часа, в который придет Господь наш. Потом, после Воскресения, Господь скажет об этом еще более определенно: не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти. Выходит, знать о факте наступления конца нам нужно (коль скоро Сам Господь говорит об этом), а время его наступления нам знать не следует. Более того, Господь в притче говорит о том, что нам следует всегда быть готовыми к этому дню.

Древние христиане ожидали, что конец мира придет со дня на день, и это ожидание, с одной стороны, одушевляло их и давало силы противостоять гонениям и соблазнам, но, с другой стороны, по прошествии 2-3 столетий послужило причиной некоторого недоумения, разочарования и переосмысления Евангелия. В наше время мы забыли о грядущем конце, так что время и признаки его наступления волнуют нас больше, чем то, что мы будем говорить на Последнем суде.

Вероятно, дело в том, что известие о конце времен необходимо нам не для того, чтобы определить наши действия и поступки. Жить следует в правде Божией в любое время, и назавтра после сотворения мира, и накануне его конца. Скорее, факт предстоящего завершения истории мира нужен нам для правильного отношения к этому миру и реалиям нашей жизни. Небеса обветшают, как поношеная одежда, и вместе с ними прекратится зло и страдание, насилие и ложь, которую мы привносим в творение. Это одновременно и день суда, и день надежды. Мы увидим Христа и увидим Его творение во всей задуманной Им красоте. По сравнению с этим все то множество зависимостей и иллюзий, которые заполоняют наше сознание и с которыми придется расстаться, отступает на второй план.

Тексты на первое воскресенье Адвента в первую очередь призывают нас к бдительности. Не только потому, что мы не можем определить, в какой момент начнется появление на свет ребенка. Но и потому, что сейчас наше ожидание увидеть Иисуса должно быть таким, каким оно становится, когда родители уже восемь месяцев ждут рождения ребенка. Уже никакого терпения нет, когда, наконец, можно будет увидеть, узнать кто это, какой он. Жизнь должна измениться с минуты на минуту, и этих минут слишком много. Перемены в нашей жизни, которые дает нам Иисус, неизмеримо больше. Он придет к нам как новорожденный младенец, у которого нет возможности говорить, который никуда не попадет, если мы Его не перенесем. За то время, что осталось нам до Его рождения, надо приучить себя к мысли, что, как и любой маленький ребенок, Иисус  — это хлопоты, постоянные тревоги, бдительность в любое время дня и ночи. Хорошо ли Ему с нами, тепло ли Ему, научим ли мы Его улыбаться? И разучимся ли мы воевать с Его появлением в нашей жизни?

Пожалуй, самое главное, что Священное Писание говорит нам о конце света, — это то, что он настанет. В сегодняшнем евангельском чтении Господь весьма подробно говорит ученикам о том, что конец будет подобен жатве, когда творение принесет Создателю свой плод. Но весьма важно, что далее Он говорит, что мы не знаем того часа, в который придет Господь наш. Потом, после Воскресения, Господь скажет об этом еще более определенно: не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти. Выходит, знать о факте наступления конца нам нужно (коль скоро Сам Господь говорит об этом), а время его наступления нам знать не следует. Более того, Господь в притче говорит о том, что нам следует всегда быть готовыми к этому дню.

Древние христиане ожидали, что конец мира придет со дня на день, и это ожидание, с одной стороны, одушевляло их и давало силы противостоять гонениям и соблазнам, но, с другой стороны, по прошествии 2-3 столетий послужило причиной некоторого недоумения, разочарования и переосмысления Евангелия. В наше время мы забыли о грядущем конце, так что время и признаки его наступления волнуют нас больше, чем то, что мы будем говорить на Последнем суде.

Вероятно, дело в том, что известие о конце времен необходимо нам не для того, чтобы определить наши действия и поступки. Жить следует в правде Божией в любое время — и назавтра после сотворения мира, и накануне его конца. Скорее, факт предстоящего завершения истории мира нужен нам для правильного отношения к этому миру и реалиям нашей жизни. Небеса обветшают, как поношеная одежда, и вместе с ними прекратится зло и страдание, насилие и ложь, которую мы привносим в творение. Это одновременно и день суда, и день надежды. Мы увидим Христа и увидим Его творение во всей задуманной Им красоте. По сравнению с этим все то множество зависимостей и иллюзий, которые заполоняют наше сознание и с которыми придется расстаться, отступает на второй план.

Иисус нередко в разных притчах высказывает одну и ту же мысль: Его возвращение будет неожиданным, подготовиться к нему так, как мы готовимся к встрече какой-нибудь важной персоны, о прибытии которой знаем заранее, не получится. Готовым надо быть всегда. Но почему же так? Пусть дата Его возвращения действительно ещё не определена, пусть её в принципе невозможно определить заранее, как невозможно запрограммировать каждый человеческий поступок и каждый сделанный конкретным человеком выбор; но ведь, когда дело явно уже идёт к завершению земной истории, разве нельзя было бы хотя бы, так сказать, повысить готовность? Конечно, подобного рода тревоги в истории Церкви случались уже не раз, но все они на поверку оказывались ложными (или учебными, в зависимости от того, как посмотреть на ситуацию). Возникает впечатление, что в непредсказуемости времени возвращения Спасителя есть свой смысл, значимый для Церкви и для духовной жизни христианина. И первое, что сразу же приходит на ум: это для того, чтобы мы, как христиане, как жители Царства, духовно не расслаблялись, не забывали о том, кто мы и зачем. И дело тут, наверное, не только в том, что, если мы расслабляемся, Церковь перестаёт быть тем, чем задумал её Иисус: Его духовным телом. Дело ещё и в качестве нашей собственной духовной жизни. В качестве, которое в конечном счёте определяется лишь интенсивностью нашей собственной интенции, той интенции, которая связывает нас со Христом, выстраивая наши с Ним отношения. Ведь Царство — прежде всего, отношения, именно отношения определяют его структуру, и от устойчивости и глубины наших отношений со Христом и друг с другом будет зависеть мера глубины и полноты Царства, открывающегося миру в нашу переходную эпоху, эпоху наступающего Царства. Не случайно духовная расслабленность раба-домоправителя проявляется, прежде всего, в том, что он начинает относиться к своим подчинённым не как к братьям, а как к подвластным людям, с которыми он может делать всё, что ему заблагорассудится. Здесь перед нами, наверное, одновременно и образ Царства, и образ Церкви: стоит отношениям разрушиться, стоит им устроиться и организоваться в соответствии с законами непреображённого мира, как Церковь перестаёт быть Церковью, становясь её злой пародией, уже никак не напоминающей Царство. А единственной возможностью для падшего человека не расслабиться является ситуация неизвестности. И Иисус, как видно, пользуется этой возможностью. Не потому, чтобы она была лучшей, а потому, что другой возможности нет.

Конечно, мы верим во Второе Пришествие Господа, верим, что Он придет в силе и славе, Победитель всякого зла, завершая историю этого мира и открывая врата в какое-то новое бытие, где будут новая земля и новое небо. И конечно, мы понимаем, что нам не дано знать, когда это произойдет. Уже две тысячи лет христиане верят и ждут, а Второго Пришествия все нет. Глядишь, и на нашем веку не произойдет! Только что в нашей жизни от этого меняется? Об этом и притча Иисуса. Хороший слуга — это тот, кто работает хорошо всегда, для которого хозяин всегда рядом. Но ведь и для нас это так! Ведь Христос не ушел совсем, Он остался с нами, и разве Он для нас не Царь и Бог, разве Он для нас не Победитель нашего зла, разве не ощущаем мы Его благую силу, разве не обновилась полностью наша жизнь, когда Он вошел в нее? Значит, для нас, верующих в Него, нет принципиальной разницы между Первым и Вторым Пришествием, и этим может и должна определяться наша жизнь.

Первоначально вождям народа неудобно расправляться с Иисусом в праздник. Но вот, Иуда готов выдать Его в любой удобный момент, и недруги Христа уже не думают ни о возможности народных волнений, ни об осквернении праздника расправой. «Принципиальные соображения» оказались условностями, которые не жалко отбросить, лишь бы удовлетворить желание.

Недовольство учеников действиями женщины, возлившей дорогостоящее миро, логически выверено и практически обосновано, однако Иисус неожиданно одобряет её неаскетичный поступок. Ведь её нерасчётливая трата — зримое выражение любви, тем более, что Иисус готовится идти на смерть. Пожалуй, среди всех, кто был с Ним рядом, эта женщина была единственной, кто если не понимал, то чувствовал, что Ему предстоит.

Это также значит, что одно лишь внешнее соблюдение аскетических правил может быть и не одобрено Христом, если не будет проявлением любви к Нему. И даже забота о нуждающихся, завещанная Господом каждому из нас, без любви может стать формальной и лицемерной, вариантом фарисейства. Что, впрочем, не может стать основанием для того, чтобы в ожидании пробуждения любви ничего не делать для тех, кого мы всегда имеем с собою.

Сегодняшнее чтение включает описание и предательства Иуды, и Тайной Вечери, которая была не чем иным, как Пасхальным седером — ритуальной трапезой, совершаемой во время праздника еврейской Пасхи. Но сквозной темой отрывка оказывается тема предательства: уже в первых стихах евангелист упоминает о готовящемся аресте и казни Спасителя (ст. 3–5), о которой прекрасно знает и Сам Иисус (ст. 1–2). Рассказ об омовении ног (ст. 6–12) евангелист излагает как эпизод, непосредственно связанный с предательством Иуды (ст. 14–16). И даже при описании Тайной Вечери тема предательства оказывается центральной, о нём говорит Иисус (ст.21, 23–24), его опасаются, как бы не будучи уверены в себе, ученики (ст. 22), а самым драматичным моментом этого описания становится диалог между Иисусом и Его предателем (ст. 23–25).

По-видимому, евангелист видел в факте предательства Иуды нечто важное не только для самих апостолов, но и для каждого, кому было адресовано его евангелие, иначе такое внимание к фигуре, мягко говоря, весьма одиозной едва ли было бы объяснимо. Очевидно, священному автору важно было показать причины того, что произошло. Не случайно он связывает решение Иуды предать Учителя с событием, вызвавшим вопросы не только у Иуды, но и у других учеников — с помазанием Иисуса миром. Это действительно могло показаться многим излишней роскошью, к которой в религиозных кругах Иудеи всегда относились насторожённо и с осуждением, противопоставляя свою среду среде аристократической, где показная, часто вызывающая роскошь была делом обычным. По мнению большинства окружающих, Иисус, конечно, не должен был позволять женщине делать то, что она сделала (ст. 8–9). Не удивительно, что и ученики Иисуса недоумевали, ведь все они были детьми своего времени и своей среды.

Но недоумевали многие, а на предательство решился один Иуда. Что же заставило его решиться? Ответ на этот вопрос нетрудно найти в описании Тайной Вечери: Иисус говорит о предательстве, и апостолы, совсем не уверенные в себе, с испугом и надеждой спрашивают: не я ли? Такая реакция вполне понятна и объяснима; необъяснимым, на первый взгляд, оказывается лишь вопрос самого предателя: не я ли? Впрочем, одно вполне естественное объяснение напрашивается само собой: Иуда проверяет Иисуса. Сможет ли этот Учитель, видящий сердца людей, узнать того, кто замыслил выдать Его властям? Но тогда становится ясно и другое: решиться на такую проверку мог лишь тот, в чьём сердце сомнение поселилось уже давно, и теперь он хочет лишь убедиться в своей правоте. И тут реальность открывается ему такой, какая она есть: он получает доказательство, что Учитель знает. Знает — и не прогоняет его вон. Даёт последний шанс, шанс перестать быть предателем. Шанс раскаяться. Но для такого раскаяния Иуде надо было полюбить Иисуса — не как вождя, лидера движения, даже не как Мессию, а просто как человека. Тогда, наверное, он не возмущался бы так и не осудил бы женщину, помазавшую Иисусу ноги. Но такой любви к Иисусу у Иуды не было. И тогда он становится предателем — предателем Учителя и предателем Царства.

Символически помазанный благовониями еще до Своего погребения, Господь в ночь перед смертью, на пасхальной вечери, в хлебе и вине отдает Самого Себя в пищу ученикам. Так Он показывает им и нам, что Его смерть — не случайна и не напрасна. Еще во время Своего общественного служения Он говорит ученикам страшные слова, смутившие многих следовавших за Ним: «Кто будет есть (буквально — грызть, жевать — очень выразительный глагол) Мою плоть и пить Мою кровь, тот будет во Мне, а Я — в нем». Его воплощенность, Его телесность стала неразрывной связью Бога и человека, и в эту последнюю ночь участниками этой связи становятся ученики, принимая в хлебе и вине божество и новое человечество Христа.

С этого момента повествование Евангелия начинает неуклонно двигаться к своему смысловому центру — к истории смерти и Воскресения Иисуса. Эти события всегда понимались христианами, как осуществление нового жертвоприношения, которое Христос совершает за весь мир. Слово «жертва» давно уже вышло из употребления в живом языке в своем изначальном, религиозном смысле. Однако, трудность заключается не только в древних религиозных реалиях, но и в самом характере этой самоотдачи. Христос отдает Себя как бы в ответ на жест ученицы, вылившей на Него драгоценное ароматное масло. Для постороннего наблюдателя (которого здесь представляет Иуда) отдать самое ценное для другого — абсурд и дикость. Его больше удовлетворила бы «жертва» милостыни нищим, когда отдается ничтожно малая часть того, что имеешь. Отдать все, отдать себя — реальность, «запредельная» для Иуды и, наверное, для многих из нас. Но еще большая тайна — в том, что страдающий и гибнущий Христос становится для учеников хлебом и вином — пищей, питающей их жизнь, которая теперь неразрывно связана с Учителем.

Говоря о дне Своего возвращения и торжества Царства, Иисус, конечно же, не случайно предостерегает от всяких попыток точно определить дату этого события. И дело не в том, что Его Отцу известно что-то, чего Он не знает. Дело, вероятнее всего, в том, что дата просто ещё не определена. И, быть может, определится она лишь в самый последний момент. В самом деле, возвращение Христа во славе ведь нельзя рассматривать как изолированное историческое событие, оно должно стать и станет завершением определённого этапа в истории Царства. Этапа, за которым, наверное, последуют другие, но после которого мир, преобразившись, полностью обновится.

А вот когда завершится этот этап, зависит не только от Бога, но и от людей. В самом деле, мы ведь живём в эпоху наступающего Царства, а наступление его зависит от нас, в известном смысле, даже больше, чем от Бога. Бог со Своей стороны уже сделал всё необходимое для того, чтобы Царство могло раскрыться во всей своей полноте.

Теперь дело за нами, дальнейшее в значительной степени будет определяться нашим выбором. Каждое «да» Христу и Царству приближает день возвращения Мессии во славе, а каждое «нет» — отдаляет. И каждое такое «да» или «нет» может стать последним в той земной истории, которую мы видим и внутри которой живём. Не потому, что Богу надоест ждать и Он решит поставить точку, а потому, что процесс действительно когда-нибудь должен завершиться: ведь раньше или позже наступит момент, когда ждать больше будет нечего. А вот для человечества, как видно, момент этот может наступить неожиданно: не случайно Иисус сравнивает день Своего возвращения с приходом на землю всемирного потопа, которого, несмотря на предупреждения, никто всерьёз не ожидал.

Конечно, все, по крайней мере, все христиане теоретически знают, что нынешний этап всемирной истории когда-нибудь должен завершиться, что Спаситель, обещавший вернуться во славе, Своё обещание непременно когда-нибудь исполнит, но не секрет, что для большинства современных христиан всё это, увы, скорее абстракция, чем реальность, определяющая их жизнь.

Иногда такая теплохладность сменяется кратковременными вспышками лихорадочного ожидания «конца света», которые, однако, кроме эмоционального возбуждения ничего в жизнь ожидающих не приносят. А Иисус призывает к другому: к каждодневной готовности с тем, чтобы Его возвращение не застало никого врасплох, даже если оно застанет христианина за повседневными делами. Как видно, иначе Христа не встретить. И в Царство не войти.

Каким бы ни был конец, описанный в этом евангельском «апокалипсисе», и когда бы он ни наступил, мы вряд ли можем узнать о нем заранее что-либо, что поможет нам лучше приготовиться к нему. В качестве модели правильного поведения Иисус предлагает ученикам рассказ об управляющем в доме хозяина. Этот человек просто нормально делал свое дело и его хозяин мог бы прийти домой в любое время и найти все в полном порядке. Таким образом, перед нами не «инструкция по выживанию» на случай конца света (когда еще он наступит?). Это модель, по которой ученики Христа могут «жить и трудиться» уже сейчас. В этом и есть весь пафос евангельских слов о готовности ко пришествию Иисуса: «Не спите, не расслабляйтесь! Уже сейчас живите в реальности наступающего Царства!».

Сегодняшний отрывок представляет собой вторую часть рассказа Иисуса о конце времён, приведённого в Евангелии от Матфея. И здесь мы находим объяснение тому мнимому недоразумению, которое ставило в тупик ещё представителей первого христианского поколения: история кончилась, а Иисус, вопреки данному обещанию, всё не возвращался. Здесь Он прямо говорит, что всё, о чём Он рассказал ученикам, произойдёт ещё при их жизни (ст. 34; под «родом» здесь, по смыслу греческого слова, подразумевается «поколение»).

С другой стороны, о сроках Своего возвращения Он не сообщает ученикам ничего определённого; более того, Он говорит, что сроки эти известны лишь Отцу Небесному (ст. 36). В таком случае становится очевидно, что события, знаменующие собой конец земной истории, и возвращение Спасителя могло разделять некоторое время, продолжительность которого в тот момент точно определить было невозможно. Иисус, собственно, и не обещал ученикам, что вернётся во славе ещё при их жизни, он лишь обещал им, что они станут свидетелями конца той истории, завершающий этап которой они застали. А дальше остаётся лишь ждать возвращения Учителя и по возможности духовно не расслабляться (ст. 37 – 51).

Иисус не случайно сравнивает Своё возвращение с ситуацией, описанной в библейской притче о потопе: ведь во времена Ноя никто всерьёз не верил в то, что катастрофа возможна, и всерьёз к нависшей над человечеством опасности относился только сам Ной. Очевидно, возвращения Иисуса скорее можно ожидать именно тогда, когда большинство о возвращении этом вовсе не думает, погрузившись в повседневные дела и забыв о Христе, а может, и о духовной жизни вообще.

Но почему же остаются неизвестными сроки? Иисус, говоря о сроках, ссылается на то, что они известны одному лишь Отцу. Между тем, всё, известное Отцу, известно и Ему. В таком случае остаётся лишь предположить, что в тот день, когда Иисус рассказывал Своим ученикам о последних временах, сроки ещё не были известны и Отцу. Такое было бы вполне возможно, если бы Он на тот момент ещё не определился со сроком. Конечно, для Бога время не является самодовлеющей реальностью, как для нас, но все Его решения, если они имеют отношение к нашему миру, всё же укладываются в рамки привычных нам понятий о прошлом и будущем. И с нашей точки зрения принятие Им решения о дне возвращения Иисуса тогда было ещё делом будущего. И говорить об этом было ещё рано.

У Бога нет предопределённого для каждого плана, где каждый шаг человека был бы заранее известен; если бы дело обстояло так, то и день возвращения Спасителя был бы известен и предопределён ещё при сотворении мира. Но Бог оставляет каждому его свободу. И Свои планы осуществляет, сообразуясь со свободным выбором конкретных людей. А здесь ничего нельзя предсказать заранее, по крайней мере, для нас, людей, живущих в мире, где прошлое и будущее остаются абсолютной реальностью. Поэтому и день возвращения Спасителя невозможно предсказать заранее. Ведь до некоторой степени он зависит от выбора, сделанного каждым из нас.

Размышляющие о временах Второго Пришествия и Страшного Суда почему-то больше внимания обращают на сопутствующие кризисным временам катаклизмы, нежели на совершенно чёткие слова Иисуса о том, что в тот ожидаемый момент будет продолжаться нормальная повседневная жизнь, не прервутся ни привычные труды, ни свадьбы, ни тем более приём пищи. Главные потрясения произойдут не в земной коре или в атмосфере, но в жизни людей, их душах. Выбор, который Господь предлагает нам сделать, совершается уже теперь, и совершается он тихо и незаметно для большинства окружающих. Делают выбор совершенно похожие люди, но делают по-разному. До поры до времени они рядом, но настанет час расставания, когда каждый пойдёт туда, куда выбрал.

Интересно, что здесь Иисус опять упоминает смоковницу, которую приводит в пример ученикам как умеющую чувствовать изменения времён. Эти слова ещё раз заставляют нас вспомнить смоковницу, не давшую плодов.

Но мы призваны постоянно быть готовы и приносить плоды, и вручать их Господу.

Говоря о Своём возвращении и о последних временах, Иисус специально предостерегает Своих учеников и последователей от увлечения лжепророками и лжемессиями. Но откуда могло взяться такое увлечение у тех, кто с вопросом о Мессии, вроде бы, определился? Ответом на заданный вопрос могли бы стать традиционные для того времени представления как о Мессии, так и о Царстве. В те времена в еврейской среде было широко распространено представление о том, что тот Храм, в котором проповедовал Иисус, станет Храмом мессианским. Сами же представления о Царстве оставались при этом ещё близкими к допленным, Царство в массовом религиозном сознании воспринималось, как земное государство, хотя и руководимое Мессией, Который его возглавит. И апостолы, надо сказать, тоже были не свободны от такого рода представлений, они даже в день Вознесения ещё были уверены, что теперь-то, наконец, их Учитель всё-таки начнёт строительство того мессианского государства, появления которого они так ждали. А ведь именно первому (отчасти) и второму (в основном) поколению христиан предстояло стать свидетелями тех самых трагических событий, о которых говорит теперь Иисус! Мессианское восстание 70 г. н.э., разгром Иерусалима и Храма стали для народа не только национальной, но и религиозной катастрофой, ведь для иудеев она означала, что Мессии они так и не дождались, а для христиан — то, что Он не вернулся до конца времён, как обещал. В такой ситуации разброд и шатания были бы вполне естественным явлением. Наверное, появились бы и самозваные «мессии», и «учителя» или «пророки», желающие «подправить» или «дополнить» Евангелие. В самом деле, если Храм уже разрушен, а Царство всё ещё не наступило, не означает ли это, что что-то было упущено? Может быть, Основатель Церкви чего-то недоговорил или недоделал? Такие сомнения могли стать (и в своё время действительно стали) благодатной питательной средой для разного рода теорий и концепций, использующих христианский язык, но по сути ничего общего с христианством не имеющими. Конечно, самым главным ответом, как это и бывает обычно в Церкви, стало полученное от Иисуса новое откровение о наступившей эпохе, о духовном смысле происходящих во время этой эпохи событий и об её завершении (оно нашло своё воплощение в Книге Откровения). Но Иисус, как видно, считает нужным заранее предостеречь Своих учеников и последователей. Ведь речь идёт о вещах слишком серьёзных: о Царстве и о спасении.