Мысли вслух на 1 Тим 6:20-21

Павел довольно решительно противопоставляет традицию (предание, то, что передано Тимофею и получено им, очевидно, от самого Павла) пустой болтовне и спорам относительно того знания, которое апостол называет «лжеимённым». Конечно, правильности имён древние философы уделяли немало внимания, этой проблемой интересовался уже Сократ, который, прежде, чем рассуждать о тех или иных категориях, всегда вначале задавался вопросом: а что означает соответствующее слово? И не окажется ли так, что, споря, мы будем говорить каждый о своём, не замечая этого? Но Павел, похоже, всё-таки говорит несколько о другом. Он, похоже, называет «лжеимённым» вообще всё, что не имеет прямого отношения к свидетельству. Синагога в те времена кипела богословскими спорами на самые разные темы, и в Церковь традиция споров и диспутов тоже проникала. А Павел, как видно, эту тенденцию отнюдь не поддерживает. И не потому, конечно, что он противник разномыслия и дискуссий. Дело в другом: такие дискуссии не должны разрушать Церковь как тело Христово. Обсуждать можно всё, что угодно, и спорить тоже можно обо всём, о чём угодно. Но лишь до тех пор, пока в этих спорах и обсуждениях не подвергается сомнению главное: Мессия и Царство. И дело тут не только в том, что если усомниться в основополагающих вещах, о Церкви можно будет забыть. Дело ещё и в том, что такие дискуссии легко превращают церковное собрание в дискуссионный клуб, каким оно быть не должно. Есть вещи, о которых можно и нужно говорить во время катехизации, но разговор о которых совершенно не уместен в церковном собрании. И не потому, что говорить о них нельзя, а потому, что человек, однозначно не ответивший на них Богу, себе и другим, просто не может и не должен участвовать в церковном собрании. И если в церковном собрании начинаются дискуссии на одну из таких тем, их лучше всего пресечь, а с задающим вопросы побеседовать отдельно уже вне рамок собрания. Если же в церкви находятся люди, которые в таких диспутах участвуют с удовольствием, это может быть признаком их собственных духовных колебаний. Возможно, кто-то из них принял решение войти в Церковь сгоряча, а у кого-то, возможно, просто налицо очередной духовный кризис, причин которого может быть много, включая и самое обычное духовное взросление. Но в любом случае такие дискуссии преодолению духовного кризиса отнюдь не способствуют: они позволяют лишь, так сказать, выпустить пар с тем, чтобы какое-то время спустя вновь начать разговор сначала. И апостол, конечно, прекрасно понимал, что духовные кризисы и духовные проблемы разрешаются по-другому. И предостерегал своего ученика от того, что легко могло бы превратить Церковь в дискуссионный клуб, участники которого, не будучи в состоянии разрешить ни одной проблемы, занимались бы лишь пустопорожней болтовнёй.

Завершая свое письмо к Тимофею, свое завещание, апостол Павел призывает ученика «соблюсти заповедь». Он не уточняет, какую, потому что для него очевидно, что заповедь — одна. Ее можно выразить разными способами, можно говорить о любви друг к другу, о любви к Богу и к ближнему, о добром исповедании (подобном исповеданию Христа перед Пилатом)... Так или иначе, это — жить, жить настоящей христианской жизнью («не я, но Христос во мне»), жить в постоянном общении с Богом, жить силой Святого Духа. И такая жизнь простирается за пределы земной жизни, к явлению Господа Иисуса Христа, когда откроется вся полнота Царства Того, Кто есть «Царь царствующих и Господь господствующих», о чем говорил и сам Иисус.

Завершая своё послание Тимофею, Павел напоминает своему ученику о главной задаче служителя Церкви, которая, впрочем, является главной и для всякого христианина вообще: задаче свидетельства о Царстве с тем, чтобы мир его увидел, и каждый ищущий новой жизни знал бы, где её искать (ст. 11 – 16). Возвращаясь же к теме богатства, апостол, дополняя сказанное прежде, отнюдь не закрывает перед богатыми дверь в Царство, как не закрывал её и Сам Спаситель, говоривший, что богатому войти в Царство трудно, но никогда не утверждавший, что это невозможно. Апостол же, как видно, разъясняет, в чём заключается трудность: чтобы обрести Царство, богатому необходимо перестать думать о своём богатстве, как о чём-то таком, на что он может опираться в своей жизни (ст. 17 – 19). И дело тут не только в том, что, умирая, самый богатый и влиятельный человек в мире сможет взять с собой богатства не больше, чем нищий, всю жизнь проживший подаянием. Это понимали и об этом говорили многие задолго до прихода в мир Спасителя.

Дело, прежде всего, в том, на чём сосредоточено духовное внимание богача, к чему устремлена его воля, или, выражаясь евангельскими словами, где находится его сокровище и его сердце. Богатство действительно даёт опору и власть в нашем преображающемся мире, однако даёт оно их именно постольку, поскольку мир ещё не преображён. И привычка полагаться на такую опору, равно как и пользоваться такой властью, может сыграть дурную шутку с обладателем богатства, когда дело дойдёт до духовной жизни в собственном смысле слова, до жизни в Царстве и тех отношений, которые её определяют. Соприкоснувшись с Царством, каждый обнаруживает свою неготовность и несостоятельность, но человеку, которому уже приходилось переживать нечто подобное, человеку, имеющему соответствующий опыт, легче пройти через сопровождающее обычно такое переживание неизбежное для падшей человеческой природы разочарование, а быть может, и обиду. Между тем, и разочарование, и обида, не будучи фатальными сами по себе, легко могут затянуться и стать, как минимум, серьёзным тормозом на духовном пути, а как максимум — вообще отвратить человека от Царства и от духовной жизни. И Павел предостерегает богатых от этой ошибки, ошибки, которая может стоить им Царства и вечной жизни.