Мысли вслух на21 Апреля 2018

Можно ли считать человеческую жизнь абсолютной ценностью? Этот вопрос вытекает из прочитанной нами фразы, если мы учтем, что в устах Иисуса слово «душа» означает не некую нематериальную составляющую нашей личности, а наоборот, вполне телесную жизнь. Как часто мы считаем, что жизнь сама по себе величайшее благо, а смерть — невосполнимая и страшная потеря. Боясь смерти, мы готовы на все ради сбережения нашей жизни. И вновь Иисус опрокидывает все наши представления: ценность имеет только жизнь, наполненная любовью и самоотдачей, такая жизнь, даже прерванная смертью, не перестает.

Господь Сам удаляется из ситуации, когда люди хотят вручить Ему земную власть и даже, как кажется, готовы признать Его Мессией. Почему? В том ли дело, что мы хотим вручить Ему решение всех своих проблем и, как мы часто делаем это с любой властью, переложить на Него как на царя ответственность за свою жизнь? Возможно, потому что полагаться на Бога и сбрасывать с себя ответственность — далеко не одно и то же. Может быть, дело в том, что иудеи ожидали от Христа в тот момент в первую очередь решения проблемы национальной независимости и суверенитета и решения хозяйственно-экономических проблем? Он ведь только что так «удачно» накормил пять тысяч человек пятью хлебами... Возможно, потому что Царство, в которое призывает нас Господь, не от мира сего.

И, конечно, ключевыми в это связи являются последние слова Христа в сегодняшнем отрывке: старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную. На самом деле, если ты хочешь, как говорит евангелист Иоанн, сделать Иисуса царем (в своей жизни), то для этого именно необходимо питаться тем Хлебом, который Он постоянно дает нам в Причащении.

У большинства из нас бывают моменты, когда «внутренний голос» говорит: «Я устал, я не могу молиться. У меня много проблем, у меня нет времени пойти в церковь. Я устал, я не могу сегодня читать Библию...» Мы думаем, что вот мы отдохнём — и тогда будем общаться с Богом. На самом деле всё наоборот. «Дух животворит, плоть не пользует нимало», — говорит нам сегодня Господь. От того, что я не помолюсь, мне не станет легче жить. А вот если в трудный момент принести всё Богу в молитве — Он войдёт в мою ситуацию и даст Свою жизнь, Свой свет.

Сегодняшнее чтение многое говорит нам о мудрости, в том смысле, в каком понимает её Иисус. Начинается оно эпизодом, описывающим странное, на первый взгляд, недоумение Иоанна Крестителя по поводу служения Спасителя (ст. 2 – 6). В самом деле, ведь вопрос был задан именно тем человеком, который первым указал на Иисуса как на Мессию-Христа (Мф 3:13–17). А для Самого Иисуса этот эпизод стал поводом для горьких слов о человеческой мудрости. И дело тут не в ограниченности человеческого разума: в такой ограниченности самой по себе ничего страшного нет, ведь Бог с самого начала не задумывал человека всеведущим. Дело в том, как и для чего человек использует данный ему Богом разум. А падший человек, оказывается, чаще всего использует его для самооправдания и самоутверждения. Ветхозаветные авторы смотрят на мудрость как на искусство выстраивания отношений с Богом и с людьми, как на науку праведной жизни, но нередко оказывалось, что она вырождалась в некое подобие интеллектуальных игр, служащих исключительно для развлечения и в этом смысле немногим отличающихся от детских игр (ст. 16 – 17). Но хуже всего оказывалось то, что эти игры, принимаемые со всей серьёзностью, в критически важный момент заслонили от «мудрецов» живую Истину, пришедшую в мир, заслонили от них Царство. Какого Мессию ожидали в те времена верующие евреи? Мессианских богословских концепций было немало, но случилось так, что реальный Мессия не вписался полностью ни в одну из них. Наверное, даже сам Иоанн Креститель ожидал от узнанного им Мессии-Христа чего-то другого. Впрочем, на тех, кому свои теории дороже истины, угодить невозможно: если постится, значит, одержимый, а если не постится — обжора, пьяница, грешник (ст. 18 – 19)… Здесь важно лишь одно: соответствует ли тот, кого оценивают, критериям «своего», вписывается ли он в рамки концепции, или нет. Если же нет, то всегда можно найти обоснования для того, чтобы объявить такого «неправильным», грешником, нарушителем Торы и слугой сатаны. А сторонники «правильной» теории всегда сумеют обосновать её «правильность» (ст. 19). Вот только на Суде потом таким «теоретикам» придётся тяжелее тех, кто просто грешил без всяких теорий (ст. 20 – 24). Что, в общем-то, и неудивительно: на мудреце, употребившем свою мудрость во зло, ответственность больше, чем на том, кто ни на какую мудрость не претендует.

Все рекомендации апостола Павла в этом разделе послания к Римлянам замечательны и достойны специального рассмотрения. Но особенно важно остановиться на некоторых внутренних связях между предлагаемыми Павлом правилами христианской жизни в 11 и 12 стихах.

«В усердии не ослабевайте». Обычно усердием мы называем настойчивую, требующую усилий воли деятельность, пробивающуюся через нашу собственную лень. Но следом идет «духом пламенейте». Когда в нас возгорается огонь духа, то никаких усилий не нужно, все получается как бы «само собой». Это две антитезы в описании нашей деятельности, после которых Павел дает синтез: «Господу служите». Итак, наши поступки призваны быть служением Богу независимо от того, с легкостью ли они совершаются или с великим трудом.

Теперь следующая тройка. «Утешайтесь надеждою». Надежда порождает в нас  — благодаря ожиданию чего-то хорошего в будущем — светлое состояние уже сейчас. «В скорби будьте терпеливы». Что-то негативное, происшедшее в прошлом, погружает нас в скорбь, которую трудно перенести, поэтому нам необходимо терпение. Но вновь — синтез: «в молитве постоянны»! Как светлое, так и темное состояние души должны побуждать нас к общению с Богом.

Итак, Павел знает о «полосатости» нашей жизни, за подъемом следует спад и наоборот. Но он говорит о том, что во всех случаях в центре жизни христианина, его внимания и поступков находится Бог.

Восхваление Господа, воспевание Его величия и милости, предстояние перед Ним даёт нам возможность вступить с Ним в общение. Повторяя псалмы, исторгнутые из сердца Давида, мы можем прикоснуться к тем же чувствам, что вдохновили псалмопевца. Но здесь перед нами свидетельство того, что Давид не только выражал молитвенные чувства, переполнявшие его, но и был готов присоединиться к сонму других молитвенников. И не только к молитвословию своих современников, но и к молитвам тех, кто будет славить Господа из рода в род. И вот мы видим, что голос Давида не теряется на общем фоне, его песнь не заглушается другими, но звучит по прежнему самобытно, а всё разнообразие голосов - гармонично.

Многие люди, дорожащие своей индивидуальностью, не решаются переступить порог Церкви потому, что опасаются нивелировки и растворения, как им кажется, в однородной массе. Но мы знаем, что это не так. У каждого свой голос, каждого из нас Господь зовёт по имени и любит по особому, и потому путь через самоотвержение ведёт к обретению себя. Именно готовность отказаться от эгоцентризма и самолюбования - начало пути к раскрытию тех богатств, которые Он вложил в каждую неповторимую личность.