Мысли вслух на17 Августа 2018

Образ двух путей, о которых говорит апостол, — пути спасения и пути погибели, корнями уходит глубоко в яхвистскую, а затем и в иудейскую традицию. Путь праведности и в Торе, и в других библейских книгах рассматривается, как путь спасения, а путь греха — как путь гибели. И всё же картина оказывается не столь простой.

Уже в дохристианский и даже в добиблейский период многие задумывались о том, почему же праведник страдает от того зла, в котором лежит мир, а его праведность не вознаграждается по заслугам. Особенно остро эта тема звучит в библейских книгах, что и не удивительно: ведь Бог Библии — благой Бог, давший Своему народу Тору и призывающий его на путь праведности.

Почему же Он так часто оставляет Своих людей на произвол того зла, которым полон мир? Крестная смерть Спасителя и есть ответ на этот вопрос. Конечно, падшему человеку с лучшими намерениями было бы проще представить себе идеальный мир, где праведность немедленно вознаграждалась бы, а зло так же немедленно наказывалось. Вот только шансов на спасение в таком мире не осталось бы ни у кого: ведь безгрешных людей на земле нет. Иисус мог бы войти в мир торжествующим победителем, но тогда в Царстве Ему пришлось бы остаться одному. А воли Его Отца на это не было.

Такое торжество Царства не оставило бы ни одного шанса никому из людей. А воля Отца, выраженная ещё за несколько веков до прихода в мир Христа устами одного из пророков, заключается в том, чтобы грешник не умер, а обратился и остался жив.

И потому Царство входит в мир как бы незаметно, никому себя не навязывая силой и ни над кем не нависая угрозой немедленной кары за малейший грех. Потому, наверное, и все попытки создать на земле царство всеобщей справедливости (на религиозной ли, на антирелигиозной ли основе) заканчивались неизменно грандиозным кровопролитием, ни к какой справедливости отношения не имеющим. И Павел указывает на путь Царства, как на единственный путь, на котором возможно торжество праведности. Торжество, ведущее не к погибели, а к спасению.

Важный для нас момент в этом отрывке — различие, которое проводит Павел между «печалью мирской» и «печалью для Бога». Что такое «мирская печаль» — нам хорошо понятно. Но чем отличается от неё печаль для Бога, есть ли между ними вообще что-то общее? Как сочетать это с призывом Павла «всегда радоваться» (откуда)? Как понять разницу между покаянием, которого хочет от человека Бог и самоедством, «уничижением паче гордости»? Павел предлагает один из возможных признаков — по плодам. К чему приводит в итоге печаль, находится ли из нее какой-то выход? Соответствует ли этот выход Евангелию?

Слова Христа в сегодняшнем евангельском чтении актуальны для нас еще в большей степени, чем для слушавших Его фарисеев. Они считали, что существует достаточно широкий, но все же ограниченный набор уважительных причин для развода. Мы сегодня и вовсе привыкли к тому, что для этого вообще не требуется причин. Как и фарисеи, современная «продвинутая» цивилизация считает брак некоторой формой устройства земных (или, попросту, приземленных) отношений.

Нам удобнее слышать, как Господь говорит книжникам, что в Царстве Небесном не женятся и замуж не выходят и, понимая эти слова до крайности поверхностно, полагать, что брак — сугубо земное, посюстороннее явление. Однако Господь говорит лишь о том, что установление этого единства между двумя людьми возможно только на земле, потому что это единство включает всю полноту человеческого существа.

Сегодняшнее евангельское чтение подчеркивает, что брак — явление вневременное, небесное не меньше, чем земное. Это сущностное соединение, когда двое уже не есть двое, но нечто одно. Оно затрагивает не только плоть, но и гораздо большее в человеке. Именно поэтому так пугаются ученики, говоря, что в таком случае лучше вовсе не жениться.

Нас тоже пугает такой образ брака, потому что мы видим в нем некую потерю своей личности. И этот страх нас и выдает: мы боимся нерасторжимого брака, потому что хотим получать, а не отдавать, хотим, чтобы нас любили, а мы бы только пользовались этой любовью. Именно такая установка души, попросту говоря — эгоизм, и является главной причиной разводов. Однако замысел Бога о браке не таков, и ни один любящий не поймет нашего страха, потому что счастье для любящего — это отдавать, а не получать.

Сегодняшнее чтение продолжает тему Царства в его эсхатологическом аспекте. Речь в данном случае идёт не об описании конца времён как завершения (вернее, разрыва) исторического процесса, а о самом моменте возвращения Спасителя и окончательного торжества Царства, безотносительно к срокам и вообще к конкретной истории. Но становление Царства происходит в два этапа: на первом этапе оно оказывается ещё незаметным, так, что о нём знают немногие (ст. 20–21), а видимым каждому оно становится лишь впоследствии, и это видимое всем явление Царства составляет суть второго этапа (ст. 22–37).

Надо отметить, что на первом этапе Царство пребывает не только в сердцах тех, кто хранит ему верность, но и в их собраниях (соответствующее греческое выражение можно перевести не только как «внутри вас», но и как «среди вас»). Собственно, этот первый этап разворачивается на наших глазах, мы живём в эпоху наступления Царства, которое, однако, ещё не раскрылось во всей своей полноте. И сегодняшнее чтение раскрывает перед нами смысл существования Церкви, которую апостол Павел называет «телом Христовым»: он сводится к тому, чтобы нести Царство в мир. Христианство не новая религия и не новая мораль, а Иисус не религиозный реформатор и не учитель нравственности. Он не создал ни новой богословской школы, ни новой религиозной организации. Он оставил в мире лишь сообщество людей, которые будут жить одной с Ним жизнью Царства. Церковь была основана Им, как такое сообщество. Потому-то нести в мир Царство и оказывается главной задачей Церкви, а вся её остальная деятельность — лишь формы и способы решения этой главной задачи.

В конце же времён, когда невидимое станет для всех очевидным, Церковь становится духовным ядром нового, преображённого мира. И конец этот наступает не естественным образом, не как логическое завершение исторического процесса, а как его разрыв, как событие сверхъестественное и потому для всех неожиданное. Царство не может восторжествовать естественным путём в мире, испорченном грехопадением и лежащем во зле, оно может включить его в себя, лишь кардинально изменив и обновив, а такой процесс не может пройти гладко, никого не затрагивая и никому не причиняя неприятностей. Подобное было бы возможно лишь в том случае, если бы в мире Царство принял каждый. Но человек свободен в выборе, и Бог не предопределяет ничьих судеб. Потому мир и разделяется на тех, кто «берётся», и тех, кто «оставляется». Торжество Царства предопределено, но свою судьбу каждый выбирает сам.

Теоретические представления друзей Иова о Боге и мироустройстве непоколебимы, поскольку не касаются реальной жизни; жизнь должна подстраиваться под них, а не наоборот. Софар уверен в своей правоте, и если Иов не удовлетворяется ею – тем хуже для Иова. В ответ на упреки Софара Иов обличает его самодовольство: разве только вы мудры, говорит он друзьям. Друзья не способны разделить трагедию Иова, потому что она не касается их самих. Автор книги Иова, сам принадлежащий к традиции «мудрых Израиля», в словах Иова в начале 12-й главы подвергает сомнению саму мудрость: «и у меня есть сердце, как у вас; не ниже я вас». В Евангелии Господь Иисус Христос употребляет очень точное выражение «ключ разумения» (Лк. 11:52). Друзья Иова считают, что ключ разумения, т.е. право мыслить, принадлежит только тем, кто следует заведенному порядку. В сущности, они исходят из того, что Откровение уже в полной мере получено и осмыслено ими. Поэтому они отказывают Иову в праве размышлять о жизни и взывать к Богу иначе, как в рамках их мудрости. Иов же, напротив, настаивает на том, что его человеческое достоинство уже само по себе дает ему это право. Ключ разумения принадлежит всякому человеку, потому что он живет и страдает, – полагает Иов. В этой дискуссии чувствуется дыхание поздней послепленной эпохи, когда нарастает противоречие между сторонниками закона как преграды между Богом и людьми и «чающими утешения Израилева».

Друзья упрекают Иова в том, что он пренебрегает величием Бога и дистанцией между Ним и Иовом. Но это неправда, отвечает Иов; он исповедует Бога Вседержителем, Сотворившим все. Но в своем гимне Всемогущему Иов в первую очередь говорит о Его силе, о Его власти над миром и судьбами людей. Перед Богом умолкает всякий язык мудреца и властителя, потому что никто не может постичь Его разумом. Только Он воистину премудр, только Его божественный разум способен проникнуть во все тайны бытия. Сходные мотивы мы встретим в раннехристианских гимнах, например – в Флп.2:9–11; перейдут они и в литургическую практику Церкви.

Вчитываясь в рассказ евангелиста Луки об отправлении на проповедь семидесяти апостолов, нам важно по возможности точно выяснить то поручение, с которым отправляет их Христос. Евангелист подробно передает слова Господа о том, что семидесяти не следует приготовляться к долгим и многотрудным странствиям, но, положась на Бога, довольствоваться тем, что Он будет посылать им в пути. Главное, говорит Господь, где примут вас — там оставайтесь, где не примут — оттуда идите дальше. Суть же того, с чем посылает их Господь: нести весть о мире и о том, что приблизилось к вам Царствие Божие.

Итак, задача семидесяти апостолов (а вслед за ними и всей Церкви) — оповестить людей о том, что уже близко, рядом с ними — Христос. Вслед за апостолами Сам Господь придет в эти селения и города и будет говорить слово желающим услышать и исцелять страждущих. В апостольском же служении Церкви главное — возвестить миру приход Христа, и ключевым в этом свидетельстве, по слову Христа, является служение мира. Не бичевать пороки людей и «переустраивать общество», но принести мир тем, кто захочет принять его.

Господь говорит: «если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш». Важно, что Он говорит не «мир Мой», хотя пророки давно сказали, что Он Сам и есть мир для людей, как и апостол Павел вновь повторит: «Он есть мир наш». Для того чтобы исполнить порученное, семьдесят апостолов (и вся Церковь вслед за ними) должны сами исполниться этого Божьего мира, чтобы он действительно был наш.