Мысли вслух на16 Ноября 2018

Реакция афинских любителей философии на слова Павла о воскресении показательна: над ним начинают смеяться. Конечно, можно было бы списать это на то, что Павел впервые попробовал проповедовать в среде, никак не связанной с Синагогой, в среде, для которой такие слова, как «Суд», «Мессия», «Царство» были пустым звуком. Но только ли в этом дело? Ведь и здесь всё же нашлись двое, сумевшие услышать и хотя бы захотевшие понять. Дело, стало быть, было не в одной лишь среде, непривычной к такого рода свидетельствам. Дело было, как видно, ещё и в самой атмосфере такого рода собраний, из которых афинский ареопаг был, пожалуй, в древности наиболее известным. И проблема тут не в философии как таковой. Проблема в философах, или, вернее, в тех, кто считали себя таковыми. И прежде всего проблема в том, что для афинских любителей мудрости философия уже давно перестала быть исканием истины, каким она была для тех, кого эти люди считали своими духовными предшественниками. Для Сократа его философия была вопросом жизни и смерти, и однажды он отдал жизнь за ту истину, которую открыл. Для слушавших Павла философия была всего лишь интересным интеллектуальным времяпрепровождением. Никто из них не только не собирался отдавать жизнь ни за какие истины, но и вообще, наверное, не представлял себе, чтобы философия могла бы стать для них источником какого бы то ни было жизненного дискомфорта. И вот теперь в словах Павла они, должно быть, уловили некую серьёзность. Ту самую серьёзность, которую порой ощущает даже праздный читатель или слушатель за прочитанными или услышанными словами. Ощущение это может быть не слишком ясным и отчётливым, но оно позволяет понять, что прочитанное или услышанное теперь требует ответа. Если начать вчитываться или вслушиваться вот в эти самые слова, они обязательно и необратимо изменят твою жизнь. Реакцией на такие слова может быть либо духовное пробуждение, когда читающий или слушающий, стряхнув с себя интеллектуальную полудрёму, начинает вчитываться или вслушиваться всё внимательнее и внимательнее, пытаясь понять, что же ему делать дальше, или отторжение услышанного и прочитанного, отторжение с тем, чтобы и впредь ничто не нарушило привычного покоя. От слов Павла пробудилось двое. Много это или мало? Бог весть. Как бы то ни было, первый шаг был сделан.

Говоря о Царстве и о том, как его обрести, Спаситель, как видно, на первое место ставит вопрос о жизни, о том, какой жизнью живёт человек. Такой подход можно считать вполне традиционным. В самом деле: ведь и в Библии, когда речь идёт о человеке и о его жизни или жизненной силе (Синодальный перевод в этом случае говорит обычно о «душе»), проводится чёткая грань между человеком, каким он был до падения, и человеком, каким он стал после падения.

До падения эта сила была связана, прежде всего, с тем дыханием жизни, которое Бог вдунул в человека при сотворении; после падения она оказалась связана преимущественно с кровью, с физиологической сущностью человека, так же, как и у животных, у которых она тоже связана с кровью. Как видно, жизнь представляется библейским авторам цельной и неделимой, она не разделяется на духовную и физическую так, чтобы одну её составляющую можно было бы отделить от другой, но качество жизни при этом может быть различным, определяясь духовным состоянием человека: чем полнее и интенсивнее его отношения с Богом, тем больше в жизни человека духовного и тем больше его духовная составляющая преобладает над природной, подчиняя её себе. В Царстве же, как видно, жизнь человека полностью преображается.

Здесь важно лишь одно: живёт ли человек этой жизнью, или нет. Если его жизнь оказывается частью жизни Царства, то даже смерть его физического тела принципиально ничего не меняет: ведь в Царстве природы в прежнем её качестве нет, а в новом, преображённом состоянии она уже не является для духа чем-то совершенно иноприродным, как в непреображённом мире. И в той мере, в какой жизнь человека в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире принадлежит Царству, он может не опасаться потерь в момент физической смерти: ведь к Царству смерть отношения не имеет. А вот если вся жизнь человека остаётся по-прежнему связана лишь с непреображённым миром и с непреображённой телесностью, рассчитывать ему не на что: смерть для него окажется единственной и последней реальностью.

Царство всё равно в конце концов преобразит наш мир, сделав его своей частью, но человек, не имеющий отношения к Царству, не будет иметь к этому торжеству Царства никакого отношения, по крайней мере, до дня Суда. Потому-то и советует Иисус бояться не того, кто может убить человека физически, а того, кто может лишить его Царства: ведь, имея Царство, человек и в случае физической смерти ничего не теряет, а утратив Царство, он раньше или позже неизбежно потеряет всё, в том числе и физическую жизнь, которую он сохранил столь неадекватной ценой.

В описании того, как наступает Царство Божие, непривычно выглядит слово «оставится». Понятно, что жизнь человечества мало похожа на то, что мы знаем по словам Иисуса о свойствах и проявлениях Царства. Но выясняется, что выбор для нас будет именно таким: или идти в неизвестное, или оставаться здесь, но теперь уже навсегда. Вражда, войны, горе, болезни, смерть будут вечными, что мало кому понравится. И выбирать приходится одно из двух. Кажется, только так можно понять сегодняшнее евангельское чтение. Но упоминание о жене Лота дает нам своего рода инструкцию и о том, как надо уходить. Почему она тогда оглянулась, несмотря на запрет? Возможно, это было простое любопытство: что же там происходит после того, как ты ушел, как они живут, как они умирают, что они кричат, когда на них обрушивается огненный дождь? Возможно, это был последний взгляд на город, где она прожила всю жизнь, с которым было так много связано: дом, семья, дети, - все было там, и всего, что там было хорошего, ей было жаль. Или это было обычное человеческое желание еще раз пережить прошлое, прокрутить в голове несколько раз все драки, после которых еще хочется махать кулаками и выйти победителем. Возможно, есть и другие причины, достаточные с нашей точки зрения для того, чтобы обернуться и посмотреть на то, что не увидишь больше никогда. Но идти, повернув голову назад, практически невозможно: если и не станешь соляным столбом, то сломаешь ноги, а то и шею свернешь.

И снова мы видим Павла, осуществляющего слова Иисуса о знамениях, сопровождающих верующих в Него: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: ...будут брать змей и... не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк 16:17-18). Но эти знамения — не просто какие-то «особые полномочия», данные Богом Павлу. Суеверный ужас жителей Мелита имеет под собой вполне реальную основу. Они очень правильно почувствовали, что невредимость от укусов ядовитых змей или дар исцеления — проявление божественной силы. Христос живет в Павле (Гал 2:20), действует через него, исцеляет, утешает, подает силы для исполнения апостольского призвания. И здесь нам уместно вспомнить слова Павла о том, что и мы призваны к такой жизни, чтобы Господь мог проявляться в нас посредством даров, из которых самый великий — любовь. Ведь если мы поймем это, то такие вещи, как любовь, радость, милость, готовность помочь ближнему — уже не будут просто «сантиментами», личным делом каждого, а превратятся в своего рода служение Богу — осуществление Его присутствия здесь, на земле.

Очень интересна форма, которую Павел выбрал для разговора с Филимоном. Давайте посмотрим: Павел – старец, как он сам говорит – то есть человек почтенный; апостол, то есть человек, занимающий высокое положение в Церкви; человек очень авторитетный. Таким образом, он, занимая позицию старшего, вроде, может командовать. Командовать Павел не хочет. Во-первых, он даже не выдвигает версии, что мог бы воспользоваться авторитетом: он говорит, что "имеет во Христе великое дерзновение приказывать". Не по своим заслугам – но во Христе, и не право, а дерзновение. Более того: даже этим дерзновением он пользоваться не хочет, но предпочитает просить по любви.

Издавна горы символизировали возможность общения Бога с людьми, именно на горе Он беседовал и с Моисеем, и с Илией, не раз горы упоминаются в псалмах. Но вот настало время, когда горы оказались осквернены идолами и языческими ритуалами. Места, где люди надеялись прикоснуться к Источнику жизни, стали смертоносными.

Но именно теперь, когда, как во дни Илии, повсюду, куда ни взгляни, видны дела язычников, звучит пророчество о верном остатке, который, несмотря на малочисленность, становится залогом того, что весь народ не погибнет на ложных путях, зародышем исцеления народа от греховных недугов. Увы, многие отвернутся от Господа и не захотят принять от Него спасение, продолжая надеяться на смертоносных идолов. Земля будет ими осквернена и опустошена. Но Тот, к Кому верный остаток обращается с молитвой не только на горах, но и на любом месте, в силах очистить землю и всех нас.