Мысли вслух на18 Ноября 2019

Ангелы упоминаются в Библии нередко, хотя никакого особой, разработанной ангелологии в ней нет. Оно и понятно: Библия обращает внимание, в первую очередь, на человека, а на ангелов — постольку, поскольку они соприкасаются с людьми и их жизнью. Но однозначного определения того, кто такие ангелы и какова их природа, в библейских книгах мы не найдём. В них говорится лишь о конкретных эпизодах явлений ангелов людям.

При этом не всегда легко понять, идёт ли речь о богоявлении или о явлении особого духовного тварного существа. Ангелами назывались особого рода видения, во время которых пророки видели образ небесного всадника на белом коне, возвещавшего волю Яхве, и пророки обычно воспринимали этого всадника не как особое, отдельное от Бога тварное существо, а как явление самого Яхве, обращаясь к Нему соответственно. Но был и другой опыт, ангелы являлись иногда людям в человеческом облике, чаще всего, как и небесные всадники, исполняя роль вестников, сообщающих тем, к кому они были посланы, волю Божию.

К образу небесного всадника восходят и всадники апокалиптических видений, вплоть до хорошо известных всадников апокалипсиса. Ангелы в человеческом облике известны не меньше: именно такие ангелы возвестили о воскресении Спасителя женщинам, пришедшим ночью к гробнице. Реальный опыт, как нередко бывает, породил особого рода литературный жанр, где ангелы становятся, наряду с людьми, действующими лицами повествования.

Примером такого рода литературы может служить Книга Товита, где ангел сопровождает главного героя повести в его странствиях. Но настоящим её героем является всё же не ангел, а сам Товит. И, конечно, Бог, Который сопровождает Товита и ведёт его за Собой.

Семейные взаимоотношения в нашем мире — штука сложная. Нет на свете идеальных родителей, как, впрочем, и идеальных детей. Мы полны гнева, обиды, разочарования в наших близких и изливаем все это на них. Нам тяжело принимать несовершенство членов семьи, а еще тяжелее принять собственное несовершенство. Но в словах Христа («Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него») — огромная надежда для всех нас. Потому что, несмотря на всю поврежденность нашей природы первородным грехом, отношения в нашей семье могут стать отблеском, подобием Отцовства Бога.

Эти слова могут быть источником размышления не только для родителей, но и для детей. Мы часто не осознаем, как много благих даяний получаем мы от своих родителей. Мы забываем их благодарить, суп, чистую одежду, домашнее тепло, открытые нам навстречу объятия воспринимаем как само собой разумеющееся. А в этих простых вещах не просто любовь родителей к нам, но и дыхание Любви Господней, отсвет Царства.

В обращении человека к Богу за помощью проявляется подлинное человеческое величие, поэтому нам так важно вчитываться в рассказы евангелистов об исцелениях, которые совершает Господь. В сегодняшнем рассказе евангелиста Луки слепой по непонятному для нас вдохновению свыше взывает: «Сын Давидов, помилуй меня». Он обращается к Господу Иисусу, исповедуя Его Надеждой Израиля, Тем, Кто пришел по слову пророков.

Может быть, именно это исповедание слепого побудило фарисейски настроенных людей из толпы заставлять его молчать: так фарисеи будут требовать от Самого Христа, чтобы Он остановил детей, славящих Бога при входе Христа в Иерусалим. Может быть, просто слепой нарушил порядок и «благолепие» шествования толпы за Учителем. Так или иначе, этот момент вдвойне важен для нас. Иногда мы оказываемся в положении слепого — и тогда очень важно, следуя его примеру, быть настойчивыми, несмотря на человеческие мнения. Гораздо чаще, однако, мы оказываемся в положении толпы, окружающей Господа Иисуса, и люди, которые очень нуждаются в Нем, мешают нам. И тогда важно помнить, что Господь Иисус Христос, несмотря на усилия толпы, услышал мольбу слепого и откликнулся на нее.

И еще важно, что слепой, о котором мы читаем сегодня, не навязывает Сыну Божьему своей воли. Он просто просит о милости. Конечно, он хочет прозреть, и, будучи спрошен, прямо заявляет об этом. Но самой формой он своего обращения оставляет Богу свободу. Как Иов, он нуждается в ответе Бога едва ли не более чем в исцелении. И поэтому таким счастьем проникнута эта минута, когда Господь, несмотря на попытки толпы утихомирить настойчивого страдальца, подходит к нему и исцеляет его.

Книга Деяний выглядит как бы незаконченной. Мы не знаем, чем закончился последний разговор Павла с иудеями, а о судьбе самого Павла мы знаем лишь из позднейшего предания (ранние христианские писатели сообщают, что он был казнен при императоре Нероне — около 64 года). Но могла ли быть закончена эта книга? В составе Библии, охватывающей всю историю мира от сотворения (в Бытии) до последних времен (в Откровении), Книга Деяний описывает события, предшествующие нашему времени, за которым должно последовать Второе пришествие Христа. Поэтому последней исторической книге Нового Завета, приходится ограничиться лишь определенным, самым начальным отрезком христианской истории. Поэтому продолжение Деяний — это вся история мира от первого века и до самого конца. Эту книгу пишем мы с вами, и в ней, как и в любой книге Библии описываются грехи и ошибки и — победы Святого Духа, ее герои — современные ироды и апостолы. Нам тоже придется занять место в этой повести — какую роль мы изберем?

Во исполнение обета можно отдать на нужды святилища свой дом, землю, скот. Но самый важный обет — посвящение самого себя, когда человек символически отдает себя в собственность Господу, вместо настоящего рабства внося за себя денежный выкуп. Такой обет отражает предел всякого религиозного стремления — истинного служения Богу, когда Он во всем направляет человека и ведет его к Ему одному известной цели. У нас же есть реальная возможность такого служения (вспомним, что апостолы называли себя рабами Бога и Христа). Это служение — не абстракция, ведь мы на самом деле можем руководствоваться Его Словом, Его Духом, Его заповедью о любви.

Насколько искренен был Павел в своей защитительной речи? Нам сегодня может показаться, что, говоря о себе, апостол чего-то не договаривает. Он как бы всё время обходит стороной главный предмет своих разногласий с ортодоксальной Синагогой и её представителями. Они же обвиняют Павла в принадлежности к тому, что сами называют «назорейской партией» («назорейской ересью»).

Вряд ли, однако, Павел был неискренен, когда говорил то, что говорил. Он действительно продолжал ощущать и считать себя вполне ортодоксальным евреем. Для него его мессианизм, его верность воскресшему Христу была органичным продолжением той традиции, в которой он вырос. Эта традиция стала его, Павла, путём ко Христу.

Он никому своего пути не навязывал, но сам был в нём уверен. И эту уверенность демонстрировал всегда, в том числе и тогда, когда пришлось защищаться пред римским правосудием. Он, конечно, не скрывал своих расхождений с ортодоксальной Синагогой, но считал их вполне допустимыми. Назорейская партия, был убеждён апостол, имеет в яхвистской общине такое же право на существование, как любая из тогда бывших. И он не акцентирует своё внимание на особенностях своей партии. Он обращает внимание на то, что роднит его со всей еврейской общиной.

И здесь Павел выражает общее мнение первохристианской Церкви, которая считала себя частью не какой-то конкретной синагоги, а частью яхвистской общины, а значит, и Синагоги с большой буквы. Но именно так — с большой буквы. В Синагоге Церковь была чем-то совершенно новым и небывалым, но она в то же самое время была органичным продолжением яхвистской общины, а христианство — не менее органичным продолжением яхвизма. Именно яхвизма, а не иудаизма или каких-то его школ.

Хотя из иудейских школ первохристианская Церковь брала лучшее — она ведь, в отличие от Церкви более позднего периода, хотя бы II века, считала своей всю Традицию не только допленного яхвизма, но и иудаизма эпохи Второго Храма. Но в свете нового, мессианского откровения прежняя Традиция засияла новым светом и заиграла новыми гранями — в том числе и благодаря самому Павлу. Так осуществлялся на земле Божий план спасения — включая всё, что можно было спасти и преобразить.