Мысли вслух на14 Июня 2021

Иногда от родителей, иногда от других людей нам доводится слышать что-то, по смыслу близкое к: «Ты живешь неправильно, и если так пойдет дальше, то тебе будет плохо». А мы в ответ: «Ну, что ты каркаешь!» Нам так не хочется увидеть причину неприятностей или даже бед в самих себе, что мы готовы найти ее в том, что нас обличили.

Так и здесь Симон-волхв, обличенный апостолами в языческом подходе к христианской жизни и призванный ими к личному покаянию, то есть внутреннему изменению и обращению к Богу, просит их, чтобы они помолились за него, полагая, что таким образом снимется их «заклятие». Как будто не внутреннее язычество Симона, а слова апостолов ведут его к будущей духовной катастрофе.

Описывая Царство, Иисус прибегает к традиционному для яхвизма и иудаизма образу виноградника, виноградной лозы. Но в этот традиционный образ он вкладывает новый смысл, связанный с сутью того Царства, которое Он принёс в мир. Конечно, здесь находится место и традиционному пониманию Царства, как места, где действует лишь одна воля: воля Бога, створившего мир. Не случайно Иисус говорит, что «князь мира сего» «в Нём не имеет ничего»: ведь Царство, принесённое Им в мир, существует не по законам этого мира, так, что «князь мира сего» не может иметь над ним никакой власти, даже несмотря на то, что, пребывая в нашем непреображённом мире, Царство постоянно с ним соприкасается. Но образ виноградной лозы становится также и образом отношений Царства, где все связаны друг с другом и со Христом так же, как ветви на виноградной лозе. Связь эта абсолютная, непосредственная и органическая: каждая ветвь — продолжение лозы, если её оторвать, она засыхает. Все ветви живут с лозой одной жизнью, питаясь с ней одними соками из одного источника. Очевидно, таким же образом связаны жители Царства друг с другом и со Христом. С этой точки зрения Царство можно определить, как единое пространство отношений, связывающих между собой всех его обитателей, в центре которых Христос. И именно факт присутствия Христа делает Царство Царством. Ведь для того, чтобы оно оставалось самим собой, необходимо такое постоянство отношений, такая их устойчивость, какие немыслимы в падшем мире для повреждённой грехопадением человеческой воли. Лишь воля Того, Кто, будучи Человеком, остался неподвластен греху, может стать основой устойчивого единства, необходимого, как непременное условие существования Царства в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире. Именно это, как видно, и имеет в виду Спаситель, говоря «без Меня не можете делать ничего». Конечно, человек даже в падшем состоянии иногда может с Божьей помощью сделать что-нибудь хорошее. Но сделать что бы то ни было для Царства возможно, лишь будучи частью Царства. А быть его частью невозможно без духовного единства с Тем, Кто составляет его духовную основу, Кто является тем духовным стержнем, на котором держится Царство. Один конец этого стержня удерживает Бог, воскресивший из мёртвых Своего Сына. На другом — мы, считающие себя христианами и по мере сил пытающиеся ими быть. А между нами Царство, через нас входящее в мир.

Продолжая тему Царства и свидетельства, Павел обращает внимание на одно из важнейших качеств свидетеля, без которого никакое свидетельство невозможно в принципе. Апостол говорит о необходимости для свидетеля быть полностью прозрачным для всякого действия Божия, так, чтобы никакие влияния нашего, ещё не преображённого мира на душу или тело свидетеля не определяли его духовного состояния. Он говорит: день спасения настал, и нашей единственной задачей стало напоминание о спасении каждому, кто готов услышать (ст. 1 – 2). И свидетельство наше, говорит апостол, было таким, чтобы ничто внешнее не могло ему помешать (ст. 3). Перечисляя же всё, что могло бы помешать, Павел упоминает не только прямые гонения и преследования (ст. 4 – 7), но и ту ложь, с которой, как видно, нередко приходилось сталкиваться и ему самому, и его спутникам, ложь, от которой, несомненно, не могла не пострадать в глазах общественного мнения репутация свидетелей (ст. 8 – 9).

Очевидно, свидетельствовать так возможно лишь при условии, если реальностью, определяющей жизнь свидетеля, оказывается не происходящее с ним в этом мире, а Царство, жителем которого он является как христианин. Именно на этот факт и указывает апостол своим на первый взгляд парадоксальным утверждением о тех, которые радуются в ситуации, когда радоваться нечему, обогащают каждого, сами будучи нищими, и обладают всем, не имея ничего (ст. 10). Но дело не только в том, что свидетельствовать о Царстве по-настоящему можно лишь в том случае, когда оно оказывается для свидетеля тем, что определяет всю его жизнь. Верно и обратное: сама возможность той прозрачности для действия Божия, которая нужна свидетелю, его устойчивость перед воздействиями нашего, ещё не преображённого мира является доказательством его укоренённости в Царстве. Иными словами, наша способность к свидетельству оказывается для нас главным тестом качества нашей духовной жизни, позволяющим ответить на вопрос о том, являемся ли мы жителями Царства и можем ли называться христианами в том изначальном смысле слова, который предполагал не формальную принадлежность к той или иной церкви как к религиозной общине, а именно принадлежность к Царству. Тестом, на основании которого Павел предлагает коринфским христианам оценивать и его собственную жизнь, и жизнь тех, кто разделял с ним его служение.

Бог раскрывает Свое сердце: «Милости хочу, а не жертвы». Возможно, это вершина откровения, данного через пророка Осию. Жертвоприношения, добрые дела, исполнение заповедей — все это имеет смысл, только если за этим стоит наша любовь не к себе, а к другому — Богу, человеку... Не «стремление к высоким достижениям», не «исполнение долга», а любовь, которая «не ищет своего» (1 Кор. 13:5) и которая не оставляет места для беззакония.

В сегодняшнем чтении есть очень известные слова апостола Павла: «Какое согласие между Христом и Велиаром?... Какая совместность храма Божия с идолами?». Эти слова доносят до нас очень важную вещь, которую Бог веками воспитывал в своем народе и которая совсем не очевидна нам, не наследующим ему: это неприятие смешения. Веками Закон воспитывал в иудеях эту черту, запрещая не только смешение вер, но даже смешение льняной и шерстяной ниток в ткани.

В 20 (да и в 19 еще) веке совместность храма Божия с идолами была популярной идеей. Новые религиозные движения последних двух веков почти всегда представляют собой винегрет из мелко нарубленного христианства и всевозможных религий. Увы, как бы нам этого ни хотелось, примирение и согласие друг с другом возможно только в Истине. Миловать друг друга имеет смысл не потому, что все равно, каким богам мы поклоняемся, а потому, что этого ждет от нас единственный настоящий Бог.

В Книге Чисел нередко повторяются те же нормы и правила ритуальной чистоты, которые мы находим в Книге Левита, и описание того же порядка жертвоприношений. В Книге Левита, впрочем, они даны в порядке более систематическом — в Книге Чисел же соответствующие правила и предписания оказываются разбросанными по разным её главам и включены в контекст исторических событий, связанных с путём народа от Синая к земле обетованной. Можно было бы сказать, что тут перед нами история Торы, история появления тех или иных предписаний, которые в Книге Левита даны систематически в виде, удобном для повседневного использования этих текстов священниками. Есть, однако, и ещё кое-что, выходящее за рамки истории как таковой.

Книга Чисел помимо прочего даёт нам увидеть, как Тора входит в историю, а история порождает Тору. Побивание камнями за нарушение шаббата — что это? Ненужная и бессмысленная жестокость? Чрезмерное религиозное рвение? Тупой формализм? В каких-то условиях — несомненно. А в условиях военного лагеря? Вопрос неоднозначный. Военная дисциплина есть военная дисциплина, в армии, особенно ведущей военные действия, всё намного жёстче, чем в мирной жизни.

Тут послаблений быть не может — действовать на «авось» в надежде, что всё обойдётся, в военное время нельзя. Тора, стало быть, предельно строга? Возможно. По крайней мере, тогда, когда в этом есть необходимость. В других ситуациях бывает иначе. Во времена Маккавейских войн, к примеру, строгое соблюдение шаббата стоило жизни некоторым из восставших — они отказывались воевать, не потому, разумеется, что Бог запрещает брать в руки оружие, а потому, что шаббат исключает всякую активность.

И тогда же, во время Маккавейских войн, было постановлено: участие в военных действиях во время войны нарушением шаббата не является, ведь тут речь может идти о человеческой жизни, которая важнее ритуальных запретов. Тора не ставит жизнь в жёсткие внешние рамки, она формирует её изнутри, поддерживает её, как своего рода духовный скелет, без которого жизнь человека растечётся, подобно студню. Конкретные же её проявления могут быть разнообразны, как сама жизнь, которую она направляет.