Мысли вслух на20 Января 2022

Почему вдруг человек решил скрыться от Бога? Что двигало им в этот момент? Страх наказания? Конечно, человек имел все основания опасаться недовольства Божия, как и Бог имел все основания быть недовольным после того, что произошло. Но ведь человек наверняка не забыл ещё, что такое милосердие Божие и какова его мера, он не мог не знать, что одно слово раскаяния способно восстановить уже начавшие разрушаться отношения. Так же, как не мог он не понимать и того, что отказ от общения неизбежно должен был привести к дальнейшему его отдалению от Того, без Кого Эдемский сад скоро превратится для него в пустыню, заросшую сорняками и колючим кустарником. По-видимому, человеком в тот момент двигало нечто более серьёзное и глубокое, чем страх. Быть может, то же самое, что прежде заставило его вкусить запретного плода. Что это было? Желание власти? Стремление встать выше Бога? Едва ли: даже нам понятно, что ничего хорошего в таких желаниях нет, а ведь люди, жившие до падения, были никак не хуже, а бесконечно лучше нас. Что могло бы их соблазнить? Как ни парадоксально это прозвучит, главным соблазном могли быть как раз творческие возможности человека, бесконечно превосходящие наши. Создать замечательный, по своему собственному проекту, мир, самому, своими собственными силами! Такая задача могла показаться совершенному человеку вполне посильной. А потом, может быть, даже и преподнести своё творение Богу, как величественный и замечательный дар! Конечно, затея эта была обречена с самого начала, и человек очень скоро начал понимать, что его замысел ему не удаётся. Но выйти в тот момент навстречу Богу означало капитулировать, признать своё поражение и несостоятельность собственного замысла, признать провал всего грандиозного проекта. Неудивительно, что такое признание для человека было хуже любого наказания. А попытка спрятаться от Бога, быть может, было всего лишь желанием выиграть время, нужное для того, чтобы всё исправить и всё-таки выйти навстречу Богу не неудачником, а торжествующим победителем, которому удалось всё, что он задумал. И тогда провал творческий обернулся провалом духовным, срывом, который, к сожалению, предопределил всю последующую историю человечества. Человечества, которое теперь нужно было не вести вперёд, а вытаскивать из ямы, в которой оно оказалось. Человечества, отныне ставшего нуждаться не только в преображении, но и в спасении.

Вот в чем состоит в первую очередь дар пророчества: не в предсказании будущего, а в прозревании смысла того, что уже происходит. Иисус потом назовет Иоанна Крестителя величайшим из всех пророков, а сейчас мы читаем о том, как этот величайший пророк прозревает в безвестном до того дня плотнике из Назарета то главное, ради чего Сын Божий воплотился на земле. Иоанн использует язык, понятия Ветхого Завета, тем самым еще раз свидетельствуя о том, что Новый Завет является продолжением и исполнением обещанного в Ветхом Завете, что оба Завета являют нам одно и то же, разворачивающееся во времени, в истории, Откровение.

«Агнец Божий». Божий — значит принадлежащий Богу, а не миру, «кадош» (святой), предназначенный к отданию Богу. Агнец, ягненок, — не просто животное из стада, но традиционная жертва Богу, начиная с жертвоприношения Авеля (Быт. 4) и Авраама (Быт. 22). Жертвоприношение невинного и беспорочного агнца совершалось ради восстановления мира с Богом, мира, нарушенного человеческим грехом. Но, конечно же, никакой ягненок не может своей смертью искупить вину человека. Только человек, Сын Человеческий, способен стать Искупителем, но так как Бог не хочет смерти никого из сотворенных Им людей, то только Сын Божий — предвечно рожденный, но вочеловечившийся; чистый, невинный и непорочный, но взявший на Себя расплату за грех мира, — примиряет нас с Богом Своей крестной смертью.

Иоанн, исполненный Духом Святым, открывает эту непредставимую для людей истину людям, и мы видим, как некоторые из слушающих его, принимают это свидетельство и становятся учениками Христа, апостолами. Если и мы примем это свидетельство, то вся наша дальнейшая жизнь будет следованием за Учителем и Спасителем, через смерть в воскресение и жизнь вечную.

В этом чтении мы видим три разных отношения к Иисусу, три разных встречи с Богом. Уверенные в своей добродетельности, религиозные учители народа — фарисеи - испытывают не просто раздражение, а ненависть к Иисусу, собираются Его убить — потому что Он нарушил религиозные правила, точнее говоря — поставил нужду живого человека выше буквы закона. Непостижимо: учители закона Божьего не узнают Бога!

Бесы очень даже узнают Бога и при встрече в страхе падают пред Ним, они явно хотели бы оказаться подальше. Их отношение к Иисусу — страх.

Великое же множество измученных больных людей теснит Его, стремясь прикоснуться к Нему. Прикоснуться к Богу — значит поверить, только верой можно коснуться Христа, войти в личные отношения с Ним. И мы видим ответ Бога на веру людей: от Него исходит сила и исцеляет всех, как сказано в параллельном чтении в Лк 6:19.

Сегодняшний отрывок вновь возвращает нас к рассказу о чуде умножения хлебов. Евангелист, конечно, не случайно так подробно останавливается на этом событии, вновь и вновь подчёркивая, что апостолы не понимают смысла происходящего (ст.15–21). Между тем, предостережению о «фарисейской и иродовой закваске» (ст.15) предшествует здесь упоминание о споре Иисуса с фарисеями, требовавшими от Него какого-то «знамения», то есть знака (ст.11). Смысл спора становится понятнее, если иметь в виду, что у фарисеев была своя, довольно хорошо разработанная богословская концепция, связанная с пониманием того, каким должен быть настоящий, как они это понимали, Мессия-Христос, как именно и когда Он должен был появиться и какими естественными и сверхъестественными явлениями должно было сопровождаться Его появление. По-видимому, собравшиеся фарисеи требовали, чтобы Иисус продемонстрировал им что-нибудь такое, что убедило бы их в том, что Он действительно тот самый Мессия-Христос, которого они ждали. Но Иисус отказывается, а Своим ученикам затем говорит об опасности «фарисейской и иродовой закваски», напоминая им в ответ на их недоумения о чуде умножения хлебов. И неудивительно: ведь именно в этом чуде совершенно наглядно и явно для многих проявились черты того самого Царства Божия, которое приносит в мир Иисус. Но фарисеев, погружённых в собственные богословские теории, такие свидетельства не устраивают, им нужны знаки, которые подтвердили бы правильность этих теорий, а Царство, которое им не соответствует, для них, очевидно, неприемлемо. При такой позиции заведомого неприятия, конечно, любые доказательства бесполезны, а сама позиция часто не позволяет человеку увидеть очевидное, потому-то и предупреждает Иисус Своих учеников об опасности «фарисейской закваски».

Сегодняшний отрывок содержит рассказ ещё об одной, очень важной для Авраама, встрече с Богом. Здесь Бог впервые открывает Аврааму то имя, которым Его будут называть на протяжении нескольких столетий, вплоть до эпохи Исхода. Имя это — Эль-Шадай, «Бог силы» (ст. 1). Перевод «Бог Всемогущий» формально можно считать правильным, но он не отражает всей глубины смысла открывшегося Аврааму имени. Ведь речь здесь идёт не только о том, что Бог Авраама может всё. Речь идёт о силе, о которой знали в древности все, о сверхъестественной силе, которая лежит в основе мироздания, скрываясь за природой и проявляясь в самых разных природных явлениях, от удара молнии до забившего в сухой степи родника. Этой силой, как считали древние, обладают боги, духи и даже некоторые люди (вожди, жрецы, колдуны, маги), но никто никогда не претендовал на то, чтобы быть её единственным источником и носителем. Между тем, Бог, обращаясь к Аврааму, говорит ему о Себе именно как о «Боге силы», Боге, Который является её единственным источником и распорядителем. Такой Бог, конечно, не может не быть Творцом мира и его единственным Владыкой. Но было в этой встрече и нечто иное, не менее важное. Не случайно именно теперь Авраам становится Авраамом, а Сарра — Саррой, прежние их имена были другими (ст. 5, 15). А смена имени всегда и у всех народов означала серьёзную внутреннюю перемену. Она означала, что прежнего человека, носившего старое имя, больше нет, на его месте появился другой, новый, и этот новый человек носит новое имя. Очевидно, вместе с именем своего Бога Авраам узнаёт ещё что-то, быть может, более важное. Но это «что-то», по-видимому, относится к числу тех внутренних перемен, которые не выразить словами, и священный автор лишь намекает на произошедшую с Авраамом перемену, упоминая о его новом имени. И только теперь Бог исполняет Своё обещание о наследнике (ст. 6 – 8, 16 – 21). Иначе и не могло быть: ведь наследник Авраама должен был быть не просто вождём своего племени, но и вождём народа Божия, а вождь в те времена у кочевых народов исполнял обычно ещё и роль верховного жреца, именно на нём лежала ответственность за отношения с высшими силами. И наследник Авраама должен был, как и сам Авраам, стать человеком Божиим, вождём не только военным и политическим, но и духовным. А для этого и сам Авраам, и Сарра должны были пережить встречу с Богом и духовное обновление, став другими людьми. Нельзя войти в завет с Богом и остаться прежним; Он непременно духовно преобразит и обновит тех, кого позвал за Собой с тем, чтобы сделать их достойными заключённого завета.

Победа над Голиафом, столь сильно способствовавшая разгрому филистимлян, принесла Давиду любовь народа и верную дружбу царевича Ионафана. Но в извращённом сознании Саула по отношению к Давиду только усиливается зависть и озлобленность.

Показательно, что после рассказа о том, как Саул пытался убить Давида копьём, библейский повествователь замечает, что не Давид стал бояться Саула, а Саул Давида. Давид не боится не только из-за своего природного бесстрашия, но и потому, что знает, что Господь на его стороне.

Саул же готов пойти на самые изощрённые действия, только бы погубить Давида. Он готов даже выдать за него свою дочь, только бы в качестве царского зятя отправить на войну, где бы Давид мог погибнуть. Но Господь хранил Давида, и то злое, что было против него замышлено, включая интриганские козни Саула, оборачивалось ему во благо. Тот, кого Саул хотел погубить на войне, именно там стал не только храбрым воином, но и умелым военачальником. Всё это увеличило его славу и привлекло к нему в народе ещё больше сторонников.