Мысли вслух на13 Августа 2022

Читая эти слова Павла, невольно приходишь к выводу об относительности культурных и бытовых норм даже в древности. Для римлянина длинные волосы и борода — действительно или шутовство, или признак варварства.

Для грека же всё было наоборот, равно, впрочем, как и для еврея, каковым был и сам Павел: представить себе в те времена еврея безбородым было практически невозможно, если, конечно, он не стремился полностью ассимилироваться и даже внешне походить на римлянина. И длинные волосы, с точки зрения грека или еврея, зачастую могли украсить мужчину: традиционная короткая римская стрижка не пользовалась популярностью ни у тех, ни у других. А уж слышать от еврея о том, что молиться с покрытой головой мужчине стыдно — это вообще парадоксальная ирония.

Очевидно, Павел здесь апеллирует по преимуществу именно к римским нравам и обычаям, хотя молитва с непокрытой головой — обычай греческий: римляне, как и евреи, во время молитвы накрывали голову специальным покрывалом. Остаётся лишь догадываться, почему в церкви отнюдь не италийского Коринфа римские культурные нормы оказались настолько распространены, что Павел считает возможным ссылаться преимущественно на них. Но есть в рассуждениях апостола и нечто выходящее за рамки культурно-бытовых условностей. Так, его слова о том, что мужчине глава — Христос, а женщине глава — мужчина, Христу же глава — Бог, очевидно, выходят за рамки конкретной культурной традиции или бытового уклада. Павел выстраивает своего рода иерархию отношений между людьми, людей со Христом и Христа с Богом.

При этом он ссылается на Тору, на рассказ о сотворении человека, где о женщине говорится, что она «взята от мужчины». Однако Тора, говоря о сотворении человека, вовсе не предполагает между мужчиной и женщиной отношений начальства и подчинения в том смысле, какой эти отношения приобрели в падшем мире. В мире, ещё не испорченном злом, такие отношения напоминали те, что свойственны Царству: там главный тот, кто готов в первую очередь взять на себя служение и ответственность за него.

И в сообществе, состоящем из мужчин и женщин, Павел, как видно, главную ответственность за отношения со Христом возлагает именно на мужчин, которые отвечают перед Ним и за себя, и за своих сестёр. Разумеется, такая ответственность отнюдь не исключает возможности для женщины полноценного богообщения и общения со Христом, ни о каком «опосредовании» отношений с Богом в христианстве по определению не может быть и речи. Но когда дело касается общей жизни и соответствующих решений, ответственность за них ложится в первую очередь именно на мужчин, о чём и призывает помнить апостол.

Хотелось бы сегодня собрать высказывания трех разных людей об этом событии.

«Что было на самом деле? — спрашивают люди. Как это произошло? Какова, действительно, была «метода» этого действа? Я не знаю. В книге «Сын Человеческий» о. Александр Мень написал: «Мы никогда не узнаем, как именно произошло умножение хлебов, но важно совсем не это. Накормив народ, Иисус показал, что подлинные вера и единение душ в благодати могут стать залогом не только небесного, но и земного благословения».» (Г. Чистяков)

«Представьте себе, что это чудо происходило так: Иисус заранее кого-то попросил, позаботился о том, чтобы принесли еще хлеба и рыбы, зная, что надо будет накормить людей. Эти припасы где-то там лежали, и когда Он велел ученикам раздать еду, то Он знал, что припасены еще корзины с едой. Разве это сделало бы чудо ничем? Разве все развалилось бы, если бы мы нашли такую естественную причину?» (Ю. Шрейдер)

Мы знаем, что вино и хлеб в ходе совершения таинства Евхаристии не изменяют своей физической природы. Об этом прямо сказано в «Известии учительном для служащих Божественную Литургию». С евхаристическим хлебом, с Телом Христовым, надо обращаться бережно, помня, что это хлеб, который может засохнуть, заплесневеть и т.д. Относясь к нему благоговейно, надо беречь его физическое естество. Но хлеб этот прелагается («Преложив Духом Святым», — говорим мы); не меняя своей физической природы, он наполняется новым, абсолютно новым бытием. Это тоже помогает нам понять суть описанного в Евангелии чуда — когда хлеб умножается, наполняясь каким-то новым бытием.» (Г. Чистяков)

Мы уже много раз слышали в пророческих речах слова надежды, звучавшие после самых суровых и нелицеприятных обличений, но то, что пророк произносит здесь, превосходит всё, что до сих пор можно было представить. На наших глазах начинается новый этап ветхозаветного Откровения, поднимающий человечество на следующую ступень богопознания: Господь через пророка сообщает, что принцип коллективной и наследственной вины больше не будет действовать. Творец провозглашает ценность каждой неповторимой личности, которой негоже растворяться в "коллективном бессознательном".

Людям трудно было принять такое "покушение на коллективизм", и не случайно здесь же говорится о том, что люди стали противиться Богу, через пророка возвестившему такие непривычные принципы. Многим людям и сегодня трудно это усвоить, и в наши дни можно столкнуться и с "благочестивыми" рассуждениями о том, что больные и несчастные "по справедливости" страдают за свои или родительские грехи. Если же на какой-нибудь народ, который не нравится таким любителям коллективной ответственности и круговой поруки, обрушиваются беды, они с самодовольной мстительностью провозглашают: "Это им за то, что много лет или веков назад они натворили!". Со степенью вины каждого из нас Господь разберётся, тем же, кто любит порассуждать о чужих грехах, следовало бы позаботиться о том, как бы самим не оказаться богопротивниками.

Сегодняшнее чтение почти полностью посвящено притчам о Царстве. Начинается оно рассказом об исцелении в субботу (ст. 1–6), явлением Царства, которое, как уже не раз бывало, вызывает недоумение религиозных людей, видящих в исцелении лишь работу, деятельность, нарушающую покой субботы. А далее следуют две притчи о Царстве, перемежаемые наставлениями Спасителя. Одна из них, на первый взгляд, всего лишь учит нас скромности (ст. 7–11). Но речь идёт не просто о том, что ищущие Царства не должны стремиться к первенству. Конечно, стремление занять первое место само по себе может отвлечь нас от главной задачи. Однако дело не только в ненужном соперничестве, которое для Царства совершенно неактуально: ведь принцип распределения мест в нашем, ещё не преображённом мире кардинально отличается от такового в Царстве. Дело в Царстве самом по себе: здесь каждый велик не своим величием, а величием Царства, которое в человеке тем заметнее, чем меньше он думает о своём статусе.

С этим связан и смысл второй притчи (ст. 12–14). Конечно, бескорыстие важно и само по себе: тот, кто выбирает круг общения, исходя исключительно из соображений выгоды, очевидно, не готов войти в Царство. Но не менее важно и другое: общение, как и отношение, не должно быть обусловлено ничем внешним, и только тогда оно сможет стать частью Царства. Отношение самоценно, и именно его самоценность должна быть на первом плане. Когда дело касается отношений с Богом, с этим обычно не спорят; когда же речь заходит об отношениях с людьми, прагматизм нередко выходит на первый план. Иисус между тем предупреждает, что такого быть не должно, что отношения с человеком так же важны, как отношения с Богом, и строиться они должны на тех же основаниях.

Но к таким отношениям, к отношениям Царства, надо быть готовым, и этой теме посвящена третья притча Иисуса, притча о брачном пире (ст. 15–24). Здесь тема свободы от прагматизма, от увлечённости земными делами и заботами становится центральной. Очевидно, званым мешают прийти на пир дела, безусловно, важные и, с точки зрения нашего мира, вполне заслуживающие внимания. Но для ищущих Царства не должно быть дел более важных, чем призыв Того, Кто принёс Царство в мир. Казалось бы, речь идёт о делах, которые не отвлекают человека надолго, каждый из приглашённых мог бы успеть на пир, им пришлось бы лишь несколько задержаться. Но в том-то и дело, что путь в Царство не терпит задержек и отлагательств, идти надо тогда, когда позвали, и вся жизнь должна быть подчинена этой готовности. Можно было всю жизнь ожидать Царства и всю жизнь готовиться, но неготовность сделать решительный шаг в нужный момент легко может свести на нет все ожидания и всю предшествующую подготовку. Жить так очень непросто, и Иисус не случайно призывает Своих слушателей всё обдумать и решить, готовы ли они к этому (ст. 28–33). Но для тех, кто готов, вознаграждением становится Царство. Во всей его полноте.

Иисус начинает Свою проповедь с того, на чем прервалась проповедь Иоанна Крестителя: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Но не это — суть Его проповеди. Именно сегодняшний отрывок Евангелия от Матфея наиболее четко описывает Его служение: Он призывает учеников и тем самым начинает строить Свою Церковь, Он проповедует Евангелие Царства и Он являет дела Божьи в этом мире, свидетельствуя о том, что с Его приходом отношения между Богом и миром изменились. Сегодняшний отрывок — своеобразное «краткое содержание» всего последующего Евангелия.

Когда мы читаем сегодняшний текст Евангелия, нам обычно становится очень страшно, потому что помыслить, что Господь нас к праведным сопричтет, не решаешься. И мы чувствуем, как наш разум изо всех сил требует Чистилища. Это сложный вопрос, каждый когда-то решает его для себя. И хотя мы понимаем, что граница между добром и злом пролегает в душе человека, мы все-таки должны твердо держаться Слова Божия, отбросив, по возможности весь культурный груз двух тысячелетий, порой лишь затемняющий наше восприятие. Итак, Господь говорит об отделении праведных от злых. Давайте не будем искать свое место на этой «иконе», а посмотрим на нее, как мы обычно смотрим на иконы, в глубине символизма разглядывая богословский смысл. Основной, нам кажется, посыл этого текста, что не будет более никаких полумер, добро будет полностью отделено от зла. Но как же быть с той долей зла, что есть в каждом, кого «во грехах» родила мать (Пс 50), то есть в каждом человеке?! Решением этой сложной задачи может быть Чистилище, а может быть Прощение. Мы не в праве навязывать кому-то свое решение, каждый приходит к этому сам, лишь бы уважать выбор другого человека.