Мысли вслух на7 Февраля 2017

Как известно, одним из главных вопросов как яхвизма, так и иудаизма был вопрос ритуальной чистоты. Это и неудивительно: ведь именно ритуальная чистота определяла возможность (или невозможность) для человека подойти к алтарю и освятиться. Однако с течением времени истинный смысл норм и правил ритуальной чистоты был если не полностью, то довольно основательно забыт. Во времена Павла для многих они были уже чем-то самоценным, требующим неукоснительного выполнения просто потому, что соблюдение этих норм и правил стало религиозной обязанностью. И нарушение их стало рассматриваться, почти как преступление, не потому, что отношение к священному стало более трепетным, а потому, что сама религиозность (по крайней мере, в некоторых фарисейских кругах) стала заметно ригористичней. А между тем в Царстве традиционные понятия чистоты и нечистоты становятся нерелевантными: ведь Царство освящено всё целиком, освящено тем дыханием Божиим, которое пронизывает его до самых концов. И для жителей Царства разделение на чистое и нечистое уже неактуально: ведь в Царстве ничего нечистого, т.е. не подлежащего освящению, быть не может по определению. А между тем религиозная инерция проникала и в церковные общины, состоявшие как из евреев, так и из недавних язычников. И глубоко религиозным (как правило) евреям было трудно смириться с тем, что нормы и правила ритуальной чистоты, составлявшие ядро их религиозной традиции, вдруг оказывались неактуальными. И они продолжали настаивать на соблюдении правил, в новом контексте потерявших всякий смысл. Продолжали требовать их соблюдения от каждого члена Церкви, настаивая, что без такого соблюдения в Царство не войти. И никак не хотели смириться с тем, что для Церкви их религиозность — их сугубо личное дело. А Павел, разумеется, прекрасно понимает, что так оно и есть, что для Царства вопрос о чистоте и нечистоте решается исключительно на уровне человеческого сердца: если оно чисто, то никакой нечистоты в жизни такого человека быть не может, а если нечисто, то никакой другой нечистоты опасаться нечего: всё самое худшее уже произошло. Так решает апостол вопрос чистоты и нечистоты применительно к Царству, а значит, и применительно к Церкви.

В беседе с учениками о конце мира Господь, как это делали и посланные Им библейские пророки, одновременно говорит о близких конкретных событиях и об отдаленном еще конце истории. В данном случае, очевидно, в качестве образа конца мира Господь использует разрушение Иерусалима в 70 году н.э. Однако слова Его во многом могут быть отнесены и к другим эпохам. В том отрывке, который мы читаем сегодня, важно, что Господь говорит ученикам: «Молитесь...». Он добавляет также, что ради избранных Своих Бог сокращает последние дни. Из этого следует, что в наших силах молитвой и верностью Богу уменьшить тяжесть страданий последнего времени. Вместе с проповедью Евангелия, это становится важнейшей задачей Церкви, придающей истинно космический смысл ее существованию.

Мы помним, как евангелист Матфей приводит слова Господа Иисуса о том, что «скорее прейдут небо и земля, чем одна черта из закона» (Мф. 5:18). В чем же тогда состоит противостояние Христа и фарисеев? Похоже, для фарисеев закон — это набор заповедей, делая которые, человек может угодить Богу, стать к Нему ближе, исполнить Его волю о человеке. Таков подход вообще всякого религиозного сознания, для которого суть отношений Бога с человеком заключается в совершении неких действий, которые Бог предписывает людям исполнять. Знакомый подход, не правда ли? Что же говорит о законе Христос? В Его толковании любовь к родителям оказывается выше подаяния на храм, чистота сердца — важнее чистоты рук. Вот к чему направлен Моисеев закон. Тогда, чтобы жить по закону Божьему, нужно быть более внимательным к сердцу, к отношениям с Богом и людьми, чем к исполнению законов или правил.

После Пасхальной трапезы Иисус с учениками пошел в селение Гефсимания. Там Он попросил учеников подождать, пока Он помолится. Иисус часто уединялся на молитву, но сейчас поддержать Его Он взял самых близких Ему учеников: Петра, Иакова и Иоанна. На горе Преображения они стали свидетелями Божественной славы Учителя (Мк 9:3-8). На этот раз им открывается в полноте человеческая природа Спасителя, впервые перед ними предстает Учитель, нуждающийся в обычной человеческой поддержке. Но они не в состоянии были оказать ее: дремота сковала их.

Иисус знал, что Его ждет. Час Его приближался, и все человеческое восстало против. Пав на колени, Он молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей. Навсегда останется загадкой тяжесть пережитой Спасителем борьбы между человеческими чувствами и Божественной волей. «Но не чего Я хочу, а чего Ты», — смог выговорить Иисус. Возвратясь к троим ученикам, Он находит их спящими и говорит: "Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна". Отойдя от учеников, Он опять молился, произнося те же слова, пока любовь к Отцу не укрепила Его.

Далее Евангелие повествует о том, как один из двенадцати поцелуем предал Учителя, о том, как со словами «но да сбудутся Писания» Иисус отдал Себя в руки воинов, пришедших арестовать Его, и как в полной растерянности все ученики бежали. Но каким-то особенным образом доносятся до нас слова Христа, сказанные и нам: «Бодрствуйте и молитесь, дух бодр, плоть же немощна». Только бодрствуя и молясь, мы сможем, преодолев все наши страхи перед будущим, перед непонятным, вместе со Христом сказать нашему Небесному Отцу: «Но не чего я хочу, а чего Ты».

Последние наставления Моисея Иисусу Навину и израильтянам заканчивают целую эпоху с истории ветхозаветной Церкви. Для Израиля начинается «взрослая жизнь». Бог не оставит Свой народ, но сам народ теперь может беспрепятственно отпадать от Бога. Рано или поздно такой период наступает в жизни каждого человека — время самому принимать решения, делать выбор между верой и неверием. Это время личных ответственных отношений с Богом. Господь предупреждает израильтян, что впереди тяжелые времена борьбы за свою веру, борьбы с внешним язычеством и с собственной неверностью. И на пороге этого времени очень важно не испугаться грядущих трудностей, не испугаться собственной слабости, нестойкости в вере. Этот страх преодолевается только полным доверием Богу, верой в то, что Он рядом, что Он никогда не оставит и всегда поддержит нас.

Давид повторно помазан на царство, но на этот раз открыто перед всем народом. Однако царём он стал только над частью Обетованной Земли, над землями дома Иудина. Над Израилем же Авенир воцарил Иевосфея. Так различия между частями народа переходят в раскол, который со временем углубится.

Пока что раскол не стал окончательным, но противоборство двух царей, двух частей единой земли уже привело к междоусобице, и мы видим, что война стала братоубийственной. Трагический рассказ о противоборстве старого воина Авенира, уставшего от кровопролития, и юноши Асаила, рвущегося к подвигам, раскрывает бессмысленность начавшегося взаимного истребления. Авенир не хочет убивать Асаила, но вынужден поразить его для самозащиты.

Показательно, что на призыв Авенира к миру, произнесённый после этого убийства, его противник Иоав сразу откликнулся. В обоих станах воины видят бессмысленность кровопролития, и при первой же возможности рады прекратить братоубийство.