Новость дня на 29 Марта 2024

Младший сын просит причитающуюся ему часть имения, тем самым как-бы говоря отцу: "Ты знаешь, я устал ждать, когда ты умрешь" (ведь именно после смерти родителей дети получают наследство). Его брату больно за отца, но и обидно, вероятно, что он-то останется ухаживать за стариком, "зарабатывать" свою часть наследства. Потом, когда старший сын возвращается домой и узнает, что младший брат вернулся, он отказывается принять его и простить, несмотря на то, что не знает, как тот вернулся, о чем они говорили с отцом. Отец, против которого согрешил младший сын, уже простил, он принимает его, не произнося ни слова упрека. Он не расспрашивает сына о том, где он был и что делал, отодвигая заботливой рукой весь стыд и боль от сознания собственной подлости. И только так может происходить примирение и соединение, когда рана свежа и еще болит. Более того, отец не дает сыну сказать вслух всех заготовленных слов. Вернувшийся сын остается сыном и не может быть кем-то иным.

Одна из центральных евангельских притч, одно из тех мест Писания, где его суть предельно сконцентрирована. Сколько ни размышляй над притчей, всех оттенков её смысла не исчерпать.

Перед нами путь каждого человека, и даже если не все из нас совершали поступки, сравнимые с поступками блудного сына, то признаемся себе в том, что были к ним готовы. И если не все из нас заявили Отцу, что Он нам больше не нужен, а мы сами будем распоряжаться Его творением, то не пытались ли мы жить и действовать именно так, формально не заявляя о разрыве? А затем, после больших или меньших приключений, мы снова вспоминаем об Отце...

Покаяние - не формальное извинение, оно включает в себя и готовность отвечать за последствия содеянного, поэтому сын, возвращаясь домой, вовсе не рассчитывает на щедрый приём. Он готов быть наёмником именно потому, что понимает, что от сыновства отказался сам.

Отец простил его и принял неизмеримо милостивее, чем сын рассчитывал, и теперь мы знаем, что и сами можем рассчитывать на прощение. Но, зная, что милость Отца беспредельна, не будем ей злоупотреблять, безобразничая в надежде на лёгкое прощение. Легкомысленное отношение к прощению - одна крайность, но есть и другая: неприятие милости Отца, исходящее из человеческих представлений о справедливости, которую Его милость превышает. Такова реакция старшего брата, который взбунтовался против Отца из соображений, которые кажутся ему "возвышенными". О старшем брате из притчи больше ничего не говорится, и можно надеяться, что он остался с Отцом. Но сколько раз подобные ему "старшие братья" начинали с высокомерного отношения к недавним грешникам, едва пришедшим к покаянию, а продолжали отходом от Церкви!

Кто-то назвал эту притчу притчей о двух братьях, и это справедливо: каждый из нас рискует повторить и дела блудного сына, и поведение его старшего брата...

Сегодняшнее чтение предлагает нам ещё несколько притч о Царстве, включая хорошо известную каждому читателю Евангелия притчу о блудном сыне (ст. 11–32). Их смысл становится понятен в контексте тех традиционных религиозных представлений, которые были характерны для фарисейской среды евангельских времён. Речь идёт о том, как верующие иудеи этой эпохи смотрели на раскаяние и на возможность прощения грехов. В те времена (как, впрочем, и в предшествующие столетия) считалось, что очиститься можно лишь от греха, совершённого невольно, например, по слабости, по неведению или под принуждением. Если же грех совершался добровольно и сознательно, то очиститься от него, как думали, было невозможно.

Конечно, раскаяться можно было в любом грехе, но одного раскаяния было недостаточно, необходимо было ещё очиститься от порождённой грехом скверны, а этого было невозможно сделать, если грех был осознанным и добровольным. Последствия греха (то, что и связывалось обычно с понятием «скверны») продолжали тяготеть над грешником до конца его дней, а нередко обрушивались даже на его род, на детей, внуков и правнуков. Иисус же говорил о том, что теперь, когда Царство приблизилось, каждый, раскаявшись в совершённых им грехах, может начать духовную жизнь с чистого листа, полностью обновив свои отношения с Богом и с людьми.

В этом и заключается смысл притч Иисуса о потерянной овце и о потерянной драхме (ст. 3–10). Ещё отчётливее мысль о возможности нового начала для каждого звучит в притче о блудном сыне. Здесь налицо всё, что, по меркам традиционных представлений о грехе, закрывает грешнику путь назад раз и навсегда: и вполне осознанное непослушание отцу (а следовательно, прямое и открытое нарушение пятой заповеди) (ст. 12), и «распутная», по выражению евангелиста, жизнь (ст. 13), предполагавшая, очевидно, и другие многочисленные нарушения Торы, притом, несомненно, совершенно сознательные и едва ли вынужденные. Неудивительно, что, раскаявшись в содеянном, сын заранее готовит покаянную речь, где говорит о готовности принять любые последствия совершённых им грехов (ст. 17–19): как человек своей эпохи, он прекрасно понимает, что теперь ему не на что рассчитывать, прежнего положения в доме отца ему уже не вернуть никогда. Но, когда он возвращается домой, происходит нечто для него совершенно неожиданное: отец, не слушая его заранее заготовленной покаянной речи, принимает его так, как будто ничего не случилось (ст. 20–24), к вящему неудовольствию старшего сына, который, как видно, считал несправедливым, что грехи, совершённые его младшим братом, остаются без последствий (ст. 25–32). Очевидно, религиозному сознанию непросто вместить тот факт, что вся привычная ему арифметика заслуг и прегрешений в Царстве не работает. Но ведь именно поэтому Царство и становится доступным каждому. Не каждому, кто его заслужил, а каждому, кто его ищет.