В поисках смысла (Книга Экклезиаста)

Участь человека (9:1 — 12:8)

В следующем разделе, включающем последние четыре главы, Экклезиаст обращается к размышлению о том, что может быть позитивного в жизни человека до и вне того, как Бог Сам явит Себя миру. Как было сказано выше, Экклезиаст полагает, что при всей недостижимости высшего блаженства для человека в жизни могут быть найдены некоторые его отблески. Мысль его парадоксальна; он начинает свои рассуждения с того, что всему и всем — одна участь, смерть. Существенно важно, что Экклезиаст подвергает этот очевидный, в сущности, факт нравственной оценке. «Это-то и худо, — говорит он, — что одна участь всем». Мир, который окружает Экклезиаста, находится еще в полной власти смерти — но мудрец отказывается признать этот порядок вещей правильным. Он не видит решения этой проблемы, он не в силах привести аргументы, почему несмотря на торжество все уравнивающей смерти следует избирать мудрость и добро. Но он сердцем знает, что это так — и пытается донести это до читателя.

В начале 9-й главы Экклезиаст подробно и точно формулирует ветхозаветное представление о смерти как антиподе жизни. Он говорит о Шеоле, в котором пребывают мертвые, как о месте, где нет ничего из того, что есть в жизни. «Мертвые ничего не знают… любовь их и ненависть их… уже исчезли, и нет им более части ни в чем, что делается под солнцем»; «в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости». Более того, Экклезиаст утверждает, что мертвым нет и воздаяния, «ибо память о них предана забвению». Суд Божий, о котором не раз говорит Экклезиаст, не распространяется им на загробную жизнь. Таково представление о посмертной участи людей всего Ветхого Завета; оно разительно отличается от представлений, сложившихся в раннехристианской среде. Лишь отчасти можно объяснить это различие тем, что греческий перевод называет Шеол термином ᾅδης (аид, ад), привнося тем самым в религиозную культуру эллинские представления об аде. Главным же образом дело в том, что Ветхий Завет (как, впрочем, и Новый) весь направлен к жизни, а не к смерти. Идея посмертного воздаяния чужда Библии потому, что для нее, в отличие от язычества, смерть и посмертие — неестественное, ненормальное явление. «Бог не сотворил смерти» (Прем. 1:13) и «Бог сотворил человека правым» (Еккл. 7:29), поэтому смерти не должно быть — а значит, нет в замысле Творца и места для посмертного воздаяния. Таким образом, идея о том, что нечестивые и злые будут мучиться в аду, а праведники — вкушать нектар и амброзию, чужда Ветхому Завету. Другое, совсем другое дает в нем надежду на справедливость — непостижимое ожидание прихода Бога в мир и выведения людей из Шеола. В этом будет явлена правда Божья: те, кто помнил о Боге в жизни, не будут забыты Им в смерти. Поэтому Экклезиаст говорит о мертвых, что и память о них предана забвению. И это — почва, в которую будут посеяны слова Христа: «и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:29).

Из представлений Экклезиаста о смерти вытекает и его призыв радоваться тому хорошему, что есть в жизни. Эти радости, которые находит Экклезиаст, довольно просты и непритязательны, и тем глубже сокрытая в них тайна истины. Первое, что предлагает он вниманию читателя, — радость о дарах Божьих, единство мужчины и женщины и созидание. Далее, в конце 9-й и в 10-й главах, Экклезиаст говорит о мудрости, которая для него — путь жизни перед лицом неизбежной смерти.

Вся 10-я глава книги Экклезиаста посвящена рассуждениям о том, что такое мудрость и насколько она лучше глупости. Основная мысль Экклезиаста выражена в первом стихе главы: «Мертвые мухи портят… масть мироварника». Мудрость, как и сама жизнь, оказывается в глазах Экклезиаста очень хрупкой вещью. Об этом он говорит в последнем стихе 9-й главы: «Мудрость лучше воинских орудий, но один погрешивший погубит много доброго». В 10-й главе Экклезиаст уподобляет мудрость добру и жизни, а глупость — злу и смерти. Испортить мудрость небольшой порцией глупости легко, а преодолеть последствия глупости очень трудно. Точно так же жизнь легко погубить небольшой порцией зла, а преодолеть смерть невозможно.

Среди советов Экклезиаста выделяются его слова о кротости, которая также рассматривается им как проявление мудрости. «Кротость покрывает и большие проступки», несколько неуклюже выражается здесь Синодальный перевод. Современный перевод предлагает толкование «кто владеет собой, тому многое простят». Древние же переводы, Септуагинта и следующие ей здесь Вульгата и славянский перевод, говорят: «яко изцеление (ἴαμα, curatio) утолит грехи велики». Речь идет о кротости, которая является свойством духовного здоровья, и поэтому в устах Экклезиаста это понятие синонимично мудрости и жизни. Таким образом, мы видим здесь ветхозаветное предвидение слов Христа «блаженны кроткие…».

Рассуждения о мудрости как о пути жизни заканчиваются отнесенным к 11-й главе призывом к щедрости. Необходимость быть щедрым обосновывается, по мысли Экклезиаста, тем, что человек не знает воли Божьей о дарованном ему благе, и эта мысль очень созвучна тому, что говорит в Евангелии Спаситель: «даром получили, даром давайте». Экклезиаст советует «давать часть» многим людям, потому что человек не знает, что ждет его впереди. Хлеб, отданный другим, возвратится к щедрому человеку, подобно тому, как возвращается испарившаяся влага из облаков. В земном и ограниченном масштабе эта мысль является, тем не менее, предвестием грядущих слов Христа «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16:25).

Далее Экклезиаст говорит еще одну важную и удивительную вещь. Щедрость, достойная мудрого человека, не должна сдерживаться чрезмерной осмотрительностью (»кто наблюдает ветер, тому не сеять»), потому что через добрые дела человека совершается дело Божие на земле. Экклезиаст описывает это как чудо и тайну, говоря, что «как ты не знаешь… как образуются кости во чреве беременной, так не можешь знать дело Бога». В тайне, скрытно от человеческого взгляда, дело Бога все же совершается на земле — довольно неожиданная мысль в устах Экклезиаста, который не нашел в жизни ничего, кроме суеты и погони за ветром. Едва ли следует воспринимать сопоставление дела Божьего и того, «как образуются кости во чреве беременной» как пророчество о Воплощении; тем не менее слова о том, что Бог присутствует и действует в человеческом милосердии — важное прозрение, готовящее читателя к Благой Вести Христа.

Заканчивается книга Экклезиаста призывом помнить Создателя, в руки Которого отходит дух человека. Не найдя ни в чем на земле ни смысла, ни вечности, Экклезиаст указывает на Самого Бога как на ответ на потребность человека в том и другом. Важно, что спасение от бессмысленности бытия находится для Экклезиаста вне рамок земного существования; нет его и в посмертном разделении души и тела. Однако слова о том, что дух человеческий возвращается к давшему его Богу, выражают глубокую надежду. В Шеоле, составляющем посмертную участь человека, нет ни жизни, ни Бога. Но Экклезиаст знает (и сообщает об этом читателю), что низведение в Шеол не исчерпывает замысла Божьего о человеке.

Заключают книгу несколько строк, добавленных переписчиком или редактором, в которых повторяется последний вывод Экклезиаста, что единственно возможный для человека смысл жизни — в том, чтобы ходить пред Богом. Этот вывод совпадает с Заветом, который Бог заключил с Авраамом; совпадает он и с тем, как видят путь жизни пророки: «О, человек! сказано тебе, что — добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим».

Нельзя не обратить внимание на то, что в сопоставлении с основной частью книги Экклезиаста заключительные строки выглядят несколько чужеродно. Дело даже не в том, что слова о мудрости Экклезиаста явно добавлены переписчиком или редактором; самая мысль, высказанная в этих стихах, не вытекает из текста книги. Призыв бояться Бога как будто вставлен для того, чтобы сгладить впечатление от пугающе безысходного текста. Между тем в общебиблейском контексте принципиально важно, что разочарование Экклезиаста не обходит стороной и современной ему религиозности. Призывая в заключении (Еккл. 12:1) жить, помня Создателя своего, Экклезиаст говорит о том, что даже памятование о Боге не отменяет смерти, которая разделяет плоть и дух. И этот пассаж, говорящий, казалось бы, о самом главном, тоже заканчивается общим рефреном о том, что все — суета. Этот факт делает книгу Экклезиаста итоговой в первую очередь для духовной и религиозной истории ветхозаветного человечества. Вся глубина ветхозаветной религии оказывается в глазах Экклезиаста почти столь же безжизненной, сколь и мирское бытие человека.