Мысли вслух на24 Августа 2001

Слова Иисуса Нафанаилу означают, что «отныне» происходит какое-то коренное изменение в мироздании. Грехопадение человека привело к тому, что небо «заперто», между миром горним и миром дольним - пропасть. В видении Иакова (Быт. 28:12) эта пропасть перекрывается некоей лестницей, по которой могут восходить и нисходить ангелы, но это — во сне, а наяву никакой лестницы нет, и явление ангелов в этом мире - событие исключительное. Иисус же говорит, что начинается «строительство» такой «лестницы» в реальности, небо отверзается, и явление Божией воли и силы в земном мире становится нормой. Эта «лестница», «мост», соединяющий Бога и Его творение, — это Сам Христос, Богочеловек. Он — Сын Божий, сошедший с небес, Он же — Сын Человеческий, восходящий к Отцу, и когда Его восхождение (Вознесение) совершится, двустороннее движение между Небом и Землей будет открыто, и Дух Святой сойдет в Пятидесятницу на апостолов в этот мир, как в свою вотчину. Видение отверстого неба, действительно, даруется людям (Иоанн Креститель во время Крещения Господня, трое апостолов во время Преображения, перводиакон Стефан перед казнью, апостол Павел во время молитвы, апостол Иоанн Богослов в Откровении и многие другие святые), возможно оно и для нас, но важнее то, что сказал Иисус в другой момент: «Блаженны невидевшие и уверовавшие».

Для чего евангелист Марк, записывая для римлян содержание проповедей апостола Петра, передает этот разговор Христа с фарисеями? Да и зачем Петр рассказывал об этом? Очевидно, дело в том, что предмет дискуссии характерен не для одних только фарисеев, но присущ религиозному сознанию человечества в целом. Дело в том, что в любой духовности, кроме Божьего откровения (которого как раз может и не быть, например, в каких-нибудь людоедских оргиастических культах), присутствует человеческий элемент. Во-первых, в него входит то, что мы не расслышали или были не в состоянии понять в Откровении и, потому, домысливаем. А Всемогущий сказал, что Его пути — не наши пути, и Его мысли — не наши мысли. Примером может служить мелочная мстительность, которая часто приписывается Божеству. Во-вторых, в любой духовности, в том числе и библейской — ветхо- и новозаветной, есть то, что Бог определяет для того, чтобы помочь нам возрастать, по слову апостола, в меру полного возраста Христова. Сюда относятся разнообразные средства духовной жизни, да и заметная доля обрядности. Человеку же свойственно обожествлять эти человеческие компоненты религии. Поэтому слова Христа «Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие…» в сегодняшнем евангельском чтении  — не столько укор фарисем, сколько предостережение нам, когда у нас нет мужества поклоняться в духе и истине.

Если внимательно прислушаться к словам Христа, то становится понятно, что молодое вино Нового завета принципиально отличается от старого вина Ветхого завета: форма поклонения учеников Христовых определяется тем, что нам явлена вся полнота Божества телесно. Если воспользоваться современным примером, то можно сказать следующее. Человек, вливающий молодое вино в ветхие мехи, кому уподобим его? Он подобен водителю, который внимательно смотрит на спидометр, датчики бензина и температуры и вслушивается в мотор. А на дорогу-то и не смотрит…

Я сейчас представил себе сцену: вот, некий человек в наши дни, обратившись, уверовал во Христа и в радости спешит к своему другу, чтобы сообщить, что он нашел то, что может решить все их проблемы. Друг, естественно, выражает недоверие. Тогда тот ему говорит... и тут сцена останавливается, как в стоп-кадре. А что он может сказать? Как Филипп, «пойди и посмотри»? Куда пойти и на что посмотреть? Где и как может произойти встреча со Христом сегодняшнего Нафанаила? Мы, Церковь, Тело Христово, можем ли ему явить Христа так, чтобы он воскликнул: «Ты Сын Божий!»? А ведь ему предстоит не только увидеть в нас Христа, но и более того, небо отверстое (см. ГЛАВНУЮ НОВОСТЬ)!

Господь указывает саддукеям и книжникам основание для веры в воскресение в Книге Исхода: Бог, открываясь Моисею говорит не просто о «преемственности предания» от Авраама, Исаака и Иакова, а о том, что вера, связь человека с Богом становится залогом его вечной жизни. (Писанию чужда мысль о вечном существовании души в духовном мире — продолжение жизни после смерти означает телесное воскресение из мертвых.) Это означает, что живы все, кто когда-либо обрел веру в Бога, ведь Он — не Бог мертвых, а Бог живых. Это вполне относится и к нам. Осознаем ли мы, что вечная жизнь уже началась, другой жизни уже не будет, и поэтому все, что мы делаем сейчас, мы делаем в вечной жизни. Очень важно начать жить «по-настоящему» не за гробом, а здесь, сегодня же! Именно это Господь и называл словом «покаяние» — изменение своего отношения к жизни, к миру, к себе, к Богу. Начинается жизнь в контексте вечности...

В полном соответствии со своим замыслом евангелист Матфей приводит две короткие истории, имеющие отношение к тому, как Иисус строит общину Своих учеников, будущую Церковь. И хотя это только два частных случая (еще раз отметим для себя, насколько уникальны отношения Христа с каждым человеком), но мы можем сделать некоторые выводы и для себя. Чего мы ожидаем, встав на путь следования за Христом? Ну, конечно, чтобы нам стало лучше! И это правильно, только в какой сфере лежит это «лучше»? Лаконичный ответ Иисуса книжнику показывает, что во всяком случае - не в житейской сфере. А еще, похоже, что в этих Его словах звучит горечь...

Вторая сцена всегда вызывает затруднения у новоначальных читателей Библии. Как может Иисус быть таким черствым, чуть ли не жестоким перед лицом смерти? Конечно, Иисус не против похорон ближних родственников, Он таким шокирующим образом заставляет людей задуматься над тем, что они считают само собой разумеющимся. Тогда, как и в наши дни, для многих людей было характерно считать смерть чуть ли не главным событием в жизни и воздавать почести покойникам вместо того, чтобы заботиться об этих людях, пока они не умерли. В любом случае, Иисус, открывающий Собой путь в жизнь, ставит каждого человека перед явным выбором между жизнью и смертью. В Евангелии не сказано, что избрал этот ученик. А что избираем мы?

Одна из самых трудных вещей в духовной жизни — это вера в Божье действие в нашей повседневной жизни. Книжники, не верившие в то, что Иисус может прощать грехи, не были атеистами. Они верили, что Бог, в принципе, может прощать, но как это отражается в реальной жизни? Для них Бог — невидим и недоступен. Его прощение никак не сказывается на видимой реальности. При таком подходе Бог превращается в абстракцию. А Господь Иисус как раз превращает их абстрактную веру в прощение — в знамение, в знак силы Божьей, действующей в этом мире. Он совершает то, на что надеялись более практичные друзья расслабленного — дарует ему не только прощение «духовное, где-то там, на небе», но и прощение настоящее, действенное, переворачивающее его жизнь.