Новость дня на 7 Октября 2019

Притча Христа об изгнанном и вернувшемся нечистом духе, которую мы читаем сегодня, является пояснением к Его словам: «кто не собирает со Мною, тот расточает». Главное, что делает описанного в этой притче человека доступным и удобным для порабощения злым духам, — пустота, «чистота и выметенность» его внутреннего мира. Господь говорит: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Будь внутренность человека занята Христом, злой дух нашел бы ее не пустой и сохранилась бы свобода человека того. Однако отстоять ее в одиночку человек не в силах, потому что замысел Божий о нас предусматривает жизнь не в одиночестве и пустоте, а вместе с Богом. И поэтому когда ты не собираешь с Ним — расточаешь.

Кроме того, нельзя исключить возможность того, что слова «чистый и выметенный» выбраны Господом как достаточно прозрачный намек на вполне характерную черту ветхозаветной обрядности. Речь идет об удалении из иудейского дома определенных съестных припасов перед праздниками и ритуальном очищении. И тогда образ выметенного дома оказывается образом ветхозаветной духовности, нуждающейся в том, чтобы принять Христа и стать полнотой жизни.

Как видно, совершаемые Иисусом чудеса не давали покоя Его противникам, которые изобретали самые фантастические объяснения происходящего, лишь бы не признавать очевидного. Дело, судя по свидетельству евангелиста, дошло даже до обвинений Спасителя в том, что Он для совершения исцелений прибегал к услугам тёмных сил.

Абсурдность обвинений была достаточно очевидна, и Иисус легко ответил Своим обвинителям. Впрочем, судя по дальнейшим описанным в Евангелии событиям, всякие ответы были тут совершенно бесполезны: противники Иисуса слышали не приводимые им Спасителем аргументы, а лишь себя самих. Интересно другое: подобного рода обвинения звучали не раз в христианской истории, и выдвигали их против тех, кто по самым разным причинам оказывался неугоден религиозному большинству. То, что религиозное большинство это формально было «христианским», ничего не меняло: парадигма восприятия неугодных, равно как и парадигма обвинения, оставалась той же самой.

Конечно, подобного рода обвинения выдвигались против очень разных людей. Но так или иначе всех обвиняемых можно было отнести к одной из двух категорий: одни из них были или атеистами (достаточно редко), или агностиками (значительно чаще), другие же — христианами, чья религиозность (если она была) не вмещалась в традиционные рамки. Как видно, оба типа роднит одно: представители их одинаково успешно разрушают свойственную их эпохе традиционную религиозность. Настоящих же сатанистов среди обвиняемых практически не бывало: ведь они чрезвычайно редко действуют открыто, так же, как и тот, кому они служат.

В этом, впрочем, и нет необходимости: ведь их работу за них успешно выполняют яростные защитники религиозной традиции, будучи уверены, что тем самым они служат вовсе не дьяволу, а Богу. Между тем, как видно из евангельского рассказа, речь идёт о служении вовсе не Богу, а собственной религии, которая, становясь абсолютом, меняет свой духовный знак на противоположный. Неудивительно, что после такого духовного перевёртыша чёрное начинает казаться белым, а белое чёрным.

Конечно, и атеизм, и агностицизм тоже разрушают религию. Но воинствующему атеисту и даже агностику порой проще принять реальность того Царства, которое принёс в мир Спаситель, чем человеку религиозному: ведь у таких людей идеологии или нет совсем, или она слишком примитивна. А вот религия может породить и действительно порождает идеологии хорошо обоснованные и изощрённые. И, конечно, для такой идеологии Царство оказывается угрозой куда большей, чем атеизм: ведь атеизм если и может полностью разрушить религиозное мироощущение, то лишь чрезвычайно редко, а реальный опыт Царства делает это практически мгновенно.

Религиознейший Павел перестал быть религиозным сразу же после краткой встречи с Воскресшим на Дамасской дороге. И люди, поклоняющиеся своей религии, прекрасно это чувствуют и понимают. И принимают свои меры, объявляя всё, в рамки своей религии не вмещающееся, бесовщиной: ведь такая декларация сразу же выводит угрозу за пределы той внутренней, психической ойкумены, которая есть у каждого человека. Но остаются ещё носители того, что не вмещается в традиционные рамки. И тогда на защиту традиционной религии призываются крест или костёр, в зависимости от эпохи.

Короткая притча Иисуса рисует нам четкую картину. Жизнь не исчерпывается отсутствием зла, она реализуется присутствием Добра. Именно здесь заканчивается благотворная роль закона (даже Божьего Закона): он указывает на зло и требует отказа от него, но не определяет Добра и не дает сил на его совершение. Недостаточно изгнать грех (хотя и это нам не по силам), необходимо принять праведность. Именно эту праведность, а не только безгрешность являет Христос. Именно для того, чтобы дать силу на совершение праведности, сходит Дух Святой на апостолов в Пятидесятницу. Именно поэтому крещение покаяния восполняется рождением свыше.