Новость дня на 26 Ноября 2021

Продолжая тему противостояния правителей со служителем Божиим, автор Книги Даниила переносит действие во времена персидского царя Дария, правившего спустя почти полвека после Кира Великого. В том, что касается государства и его власти над человеком, автор смотрит на ситуацию достаточно реалистично: он понимает, что правитель нередко сам оказывается заложником той государственной машины, которой он поставлен управлять. Дарий рад видеть Даниила среди своих приближённых (ст. 1 – 3). Но о его окружении этого сказать нельзя, и вокруг Даниила закручивается одна из тех интриг, которым праведнику очень трудно противостоять: ведь для такого противостояния надо самому стать интриганом, забыв о пути праведности (ст. 4 – 9). К тому же, человека Божия интриганы стараются поставить в такое положение, чтобы ему пришлось выбирать между верностью Богу и Торе, с одной стороны, и собственным благополучием, с другой (ст. 5).

Для праведника подобная ситуация оказывается обычно ситуацией свидетельства своей верности Богу (ст. 10). А вот люди, облечённые властью, могут повести себя по-разному. Конечно, выбирать в этом случае приходится каждому, но форма выбора оказывается обусловлена возможностями человека, возможностями, разумеется, не политическими, а духовными. От Дария, как видно, не требуется, чтобы он, подобно Даниилу, являл готовность отдать всё, включая собственную жизнь, ради верности тому, кого он считает праведником; ему достаточно лишь внутреннего несогласия с печальной необходимостью, выраженного открыто, для того, чтобы остаться правителем и, в отличие от царей Вавилонии, не понести ответственности за то, что по его вине праведник едва не погиб (ст. 11 – 24). И переходить в иудаизм, принимать веру народа Божия ему тоже не понадобилось: достаточно было лишь предоставить возможность свободно служить Богу тем, кого Он к этому призвал (ст. 25 – 27). Так автор книги очерчивает границы светской власти: от её представителей не требуется многого, нужно лишь, чтобы они не мешали служителям Божиим делать своё дело, а народу Божию жить в соответствии с данным ему Богом законом.

Образ правителя-язычника в Книге Даниила раскрашен не одной лишь чёрной краской. Такой правитель — не всегда и не обязательно воплощение чистого зла, исчадие ада, в котором нет ничего человеческого. С одной стороны — Валтасар, циник, готовый нарушить любые нормы и правила и попрать любые святыни потому, что для него вообще нет ничего святого, никаких норм и правил, кроме своей воли и собственных желаний.

С другой — Дарий, человек совсем другого склада, со своими представлениями о добре и зле и соответствующими правилами жизни и правления, которым, в общем, Дарий готов следовать. Вынужденный бросить львам человека, который, как понимает это сам Дарий, невиновен и не заслуживает казни, правитель не находит себе места, потому, что нарушил очевидные для него и обязательные для соблюдения нравственные нормы.

Но тут начинают работать законы государства, та самая государственная машина, которая ни с какими нравственными нормами не считается, как не считается с ними вообще никакая машина. Её символом становится неотменяемость принятого в Персидской империи закона и абсолютная обязательность его для всех без исключения. Отдавая распоряжения и подписывая указы, царь становится их пленником. Он не может отменить свои решения, не может остановить запущенную им машину: рядом и вокруг приближённые, которые не позволят царю это сделать, даже если сам царь того и захочет. Свита действительно до известной степени делает короля, нередко короля весьма жестокого — так было во все времена.

Конечно, многое тут зависит от конкретного человека, от того, насколько сам человек готов следовать правилам игры и позволять государственной машине определять себя и своё существование как человека, как политика, как государственного деятеля. Однако, как нередко случалось в истории, человек, не желающий играть по правилам, оказывается вне игры — или по доброй воле, или вынужденно. Понимая это, люди, стремившиеся к духовной и житейской независимости, во все времена старались держаться подальше от государственных дел и от политики.

Зачастую ими руководила не трусость и не снобистский эскапизм, а трезвая оценка ситуации и реализм, свойственный людям, которым известно истинное положение вещей. Бывали, конечно, и исключения — люди, которые даже на высоких постах и во главе государства делали то, что считали правильным, но таких были единицы и судьба их никогда не была простой. Дарий, герой Книги Даниила, в их число, как видно, не входит. И ему остаётся лишь сокрушаться, продолжая делать то, что требует запущенная им самим машина. В его духовном состоянии, в состоянии язычника, попавшего под власть князя мира сего, иного выбора у него нет.