Новость дня на 19 Января 2022

Очень смутительно звучат сказанные сирофиникиянке слова Христа: «...нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Как будто Он поддерживает ксенофобию и превозношение над иноверцами как над людьми второго сорта. Однако поставим себя на место этой женщины. Вот, скажем, мы просим у Христа некоей милости, и Он отвечает нам: «Мне некогда, я занят раздаянием заслуженных милостей законным детям Божьим, а ты — пес, тебе не полагается есть с барского стола». Вернее всего мы бы возмутились и ответили бы, что «эти Твои дети ничем не лучше меня, а что касается того, что я — пес, то обзываться некультурно». А вот эта женщина с удивительным смирением соглашается и говорит: «Ты можешь думать обо мне все, что считаешь нужным, я и впрямь грешница, но не могут ли и мне перепасть крохи Твоей милости?». Крохи, потому что с ее точки зрения, исцеление ее дочери — это такая малость для Всемогущего, что вряд ли это обездолит детей, осыпаемых бесконечными милостями Творца. И такое ее смирение перед Христом не остается без ответа. И еще один важный момент: Христос не отказывается помочь ей, язычнице, но для того, чтобы это стало возможным, ей нужно согласиться с тем, что истина заключена в вере в Единого Бога. Иудеи-монотеисты эту истину принимают, а язычники — нет. Ведь если сирофиникиянка не согласна с тем, что это в самом деле так, то кто тогда для нее Иисус?

Этот отрывок повествует о двух исцелениях: дочери язычницы и глухонемого. Здесь приводится первый известный рассказ об исцелении человека, не принадлежащего к народу Божьему. Женщина — сирийская финикиянка — слышит резкий отказ на свою просьбу. Псами Иисус называет язычников, дети — народ Израиля. Конечно, личность Иисуса и Его жертва имеют универсальный характер, но первоначальная Его миссия была призвать и просветить Свой народ, который через века нес весть о Едином Боге и ждал Его Мессию. Исцеления Иисуса свидетельствовали о Нем, они были частью Его вести, исполнением пророчеств (Ис.35). Но Иисус увидел у язычницы веру в Него и в то, что Он послан к детям. Она была также уверена в милости Божией — по вере своей она и получила. В ее просьбе были смирение перед реальностью и надежда. Такая молитва не может быть не исполнена. Мы можем научиться у этой женщины, как надо надеяться. Даже услышав отказ от Самого Иисуса, поняв справедливость отказа, она продолжала просить Его о милости, хотя бы в виде крох. И Бог всегда нам дает больше просимого.

Опять мы наблюдаем, как «срабатывают» не исполнение норм и не принадлежность к избранным, а живые отношения с Живым Богом, Который вступает в диалог и отвечает на слова и чувства, а не на «хорошее поведение».

Следующий рассказ об исцелении подробно описан Марком. Можно вспомнить, что все обозначенные случаи исцеления сопровождались беседой Иисуса с больным, кратким диалогом, вопросом или прикосновением. Другими словами, прежде всего происходила встреча Его и человека (или кого-либо из близких). Что рождалось в результате этой встречи, как изменялись духовные отношения Бога и человека, знает тот, кто это испытал. В данном случае исцеление также не происходит без личностного участия больного. Глухой мог понять только язык жестов. Взгляд на небо показывает больному, к Кому Он обращается.

Для Бога драгоценен каждый человек, его судьба, личные обстоятельства. Расскажите о них Богу. Он сможет ответить даже «язычнику» или глухому, надо лишь подойти к Нему поближе и остаться наедине.

История исцеления дочери сирофиникиянки иногда поражает читателя кажущейся резкостью слов Спасителя, обращённых Им к матери исцелённой. Сравнение с собакой, недостойной внимания, действительно выглядит, как минимум, чрезмерно жёстким. Между тем, реакция самой женщины на эту кажущуюся жёсткость оказывается достаточно спокойной.

Традиционная экзегеза объясняет происходящее глубоким раскаянием женщины, готовой признать за собой любой грех, если такое признание поможет её дочери. Однако при более внимательном рассмотрении диалог между Иисусом и женщиной, обратившейся к Нему с просьбой об исцелении дочери, больше напоминает притчу, которую женщина понимает и на языке которой отвечает Спасителю. Можно кстати заметить, что образ пса, собаки как символа нечистоты встречается в евангельском тексте довольно часто. Это неудивительно: ведь собаку, как и свинью, Тора действительно относит к числу нечистых животных, и из всех таких животных именно эти двое попадались на глаза собеседникам и слушателям Иисуса чаще других.

Тогда вопрос Иисуса приобретает вполне определённый смысл: чистый имеет право на Царство, а нечистый, к примеру, тот же язычник (а сирофиникиянка, несомненно, была язычницей)? Может ли приобщиться к Царству, открытому детям Божиим (а таковыми были все, принадлежащие к народу Божьему), тот, кто никогда не знал ни чистоты, ни освящения? И женщина, прекрасно понимая Спасителя, говорит о тех крохах, которые падают со стола. Она, в сущности, принимает и Самого Иисуса, и то Царство, которое Он принёс в мир. Принимает, понимая, что сама она не имеет на это, пришедшее в мир, Царство никакого права. Но она и не претендует на многое: она просит лишь самую малость, ей достаточно того отблеска света Царства, которого будет достаточно для исцеления её дочери. И получает просимое, получает, как незаслуженный дар, которого никак не могла ожидать.

Так разрешается применительно к Царству вопрос о народе Божием и о язычниках: тому, кто заявляет о своих правах на это Царство, придётся заявленные права доказывать, придётся соответствовать заявленному; тому же, кто не претендует ни на что, понимая, что никаких прав он ни на что не имеет, Царство будет дано даром, но при одном условии: его смирение должно быть подлинным, оно может быть для просящего лишь, выражаясь философским языком, экзистенциальным выбором, но уж никак не данью вежливости, пусть и религиозной. Так Царство примиряет всех: и тех, кто ощущает собственную силу, и тех, кто чувствует себя слабым и недостойным того, чего ищет. Примиряет той любовью, в которой одинаково нуждаются и сильный, и слабый.