Новость дня на 4 Марта 2023

В Римской церкви вопрос соблюдения (или несоблюдения) религиозных предписаний иудаизма стоял достаточно остро: христианская община Рима была очень разнородна. Там должно было быть немало евреев: ведь еврейская община Рима была в Римской империи одной из крупнейших общин диаспоры, и среди римских евреев наверняка было немало принявших Христа.

Но не меньше, вероятно, было в Римской церкви и недавних язычников: Рим был самым крупным городом империи, там было немало интересующихся и иудаизмом, и разного рода новыми духовными движениями, так, что почва для проповеди там была благоприятная. И вот тут-то, когда евреи сталкивались в христианской общине с недавними язычниками, и начинались разного рода коллизии на религиозной почве, в основном связанные с вопросами соблюдения шаббата и кашрута. Для язычников, даже активно интересовавшихся иудаизмом и посещавших синагогу (таких в еврейской среде называли обычно «боящимися Бога»), соблюдение иудейских религиозных предписаний обязательным не было.

И став христианами, они не видели для себя ни смысла, ни необходимости их соблюдать. Для них все дни были одинаковыми, и некошерное мясо с римских базаров они, как и прежде, ели без раздумий и без опасений. Но за одним столом с ними сидели евреи, которые со стола язычника могли позволить себе взять разве что какие-нибудь овощи или фрукты: кошерность всего остального на языческом столе была под вопросом, и правоверный еврей, соблюдающий все заповеди своей религии, не стал бы даже прикасаться к некошерной пище.

То же и с шаббатом, да и с другими иудейскими праздниками: для иудеев тут действовала целая система ритуальных запретов и ограничений, которая у недавнего язычника не вызывала ничего, кроме улыбки. Вставал закономерный вопрос: считать ли соблюдение религиозных норм и предписаний иудаизма обязательным для всех христиан? В принципе, состоявшийся незадолго до написания послания в Иерусалиме Апостольский собор ответил на этот вопрос отрицательно, решив, что язычникам, принимающим Христа, вовсе не обязательно становиться иудеями.

Но на практике вопрос стоял шире: имеет ли религия какую-то ценность для христианина сама по себе? Даёт ли она какие-нибудь преимущества тем, кто её хранит? Павел не отвечает на этот вопрос так однозначно, как, возможно, хотелось бы кому-то из адресатов его послания. Он оставляет его на усмотрение каждого члена Церкви, требуя лишь одного: не навязывать никому своей религии или своей безрелигиозности.

Павел ведь прекрасно понимает, что христианство — не новая религия, идущая на смену иудаизму или каким-то языческим культам, а жизнь со Христом в Его Царстве. Кому-то религия может в этом помочь, и тогда человек волен использовать её для достижения цели, а кому-то она скорее помешает, и такому не надо её навязывать, требуя от него соблюдения бесполезных для него норм и правил. Главное — жизнь в любви Христовой, а остальное лучше оставить на усмотрение каждого. В том числе религию.