Книга пророка Исаии (в помощь изучающим Священное Писание)

Пятница [Ис. III,1-14]

Сегодняшний отрывок — о Суде. По-разному называют Суд Божий. Страшный Суд. Последний Суд. Быть может, тем и страшный, что последний. И всё тот же вечный вопрос: когда? и как? А когда, собственно, видит этот Суд пророк? Когда ассирийская армия стояла у стен Иерусалима? Да, конечно, и тогда тоже. Но ведь такой Суд  — всегда встреча с вечностью Божией. Той самой, где нет ни прошлого, ни будущего. Где только Настоящее — и только с большой буквы. И, значит, Суд совершается всякий раз, когда мы стоим лицом к лицу с Богом. Так, значит, всё уже позади? Для кого-то — возможно. Не случайно же видит св. Иоанн Богослов в своём апокалиптическом откровении святых, о которых узнаёт, что они, участвующие в «первом воскресении», избавлены от вечной гибели. Иисус скажет, что верующий в Него не приходит на Суд — а неверующий осуждён потому, что не верует. Но не случайно ведь о Суде этом говорится, что он — последний. Последний — почему? Бог не хочет больше ждать? Или… или просто ждать больше нечего? И всё, что можно было ответить Богу, человек уже ответил? Но что вообще можно ответить Богу на Суде? Жил, как все? Так это, похоже, не оправдание, иначе бы и во времена Исаии у Бога не было претензий к иерусалимлянам — они ведь тоже жили «как все», а надо было, очевидно, как-то иначе. А иначе, конечно, тяжело. Быть не таким, как все, тяжело всегда. А уж не грешить — и вовсе невозможно. Но ведь и Бог не требовал этого от Своего народа. Устами Своего пророка он, в сущности, упрекает их в двух грехах: в том, что они даже и не пытались жить иначе (наоборот, судя по всему, изо всех сил старались, чтобы было у них всё «как у прочих народов», «как у людей», выражаясь по-современному), и в том, что грешили открыто, «по-Содомски», не только ни в чём не раскаиваясь, но едва ли не гордясь тем, что делали. Так, может быть, Суд тогда и становится последним и потому страшным, когда мы грешим и гордимся вместо того, чтобы каяться, и не только не пытаемся жить, как Бог велит, но и стараемся изо всех сил быть как все? И если это — последнее наше слово, то чего Богу ещё от нас ждать? Встреча становится действительно последней, а приговор страшным. Только вот кто его в таком случае подписывает?