Мысли вслух на16 Октября 2018

Через пророка Исаию Бог раскрывает замечательную подробность Своего замысла: Он собирается продолжить Свое творение, эти земля и небо преходящи, этот мир пройдет некий путь до конца, но жизнь на этом не прекратится. Ведь если прежние небо и земля уже не будут воспоминаемы, то это значит, что будут те, кто может вспоминать или не вспоминать.

Теперь немного о другом. Почему важно, что прежние не придут на сердце? Можно вспомнить про жену Лота (Быт. 19:26) или «озирающегося назад» (Лк. 9:62). Когда мы переходим из смерти в жизнь, необходимо отбросить все, что тянет нас обратно в смерть, надо удержать в сердце непреходящее — любовь — и «забыть сердцем» пронизавший этот мир грех. Для этого есть только один способ, и о нем постоянно нам напоминает Евангелие, этот способ — прощение. Прощая «должников наших», мы открываем путь для Божьего прощения нас самих, того прощения, которым Бог стирает наши беззакония так, чтобы больше их не вспоминать (Иер. 31:34).

Слова Спасителя «не судите, и не будете судимы» можно было бы, разумеется, отнести преимущественно или исключительно к отношениям между людьми, и тогда они, быть может, выглядели неким послаблением, а то и потаканием человеческой слабости, как призыв не обращать внимания на чужие грехи с тем, чтобы и на твои собственные грехи другие тоже не обращали внимания.

Собственно, «цивилизованное общество» и «приличное поведение» как раз и предполагают нечто подобное: в таком обществе люди, ведущие себя «прилично», о чужих грехах если и говорят, то, во всяком случае, не открыто и, уж конечно, не в лицо тому, кого считают грешником. Как видно, инстинкт если не духовного, то психологического самосохранения подсказывает каждому, что, живя в доме из стекла, кидаться камнями не стоит.

Но это ли имеет в виду Спаситель? Есть и иное: неосуждение как предельная объективность в подходе к человеческим поступкам. Один из великих учителей Торы, Гиллель, живший приблизительно за два века до прихода Христа, советовал никому не судить ближнего до тех пор, пока судящий не побывает в его (ближнего) положении. На первый взгляд может показаться, что и Иисус призывает к чему-то подобному.

Но есть и различие: ведь Он говорит всё, что говорит, в контексте той жизни Царства, к которой Он призывает Своих последователей. А к этой жизни не готов никто: безгрешных людей, кроме Самого Спасителя, в мире нет. И судить поэтому никому никого не приходится: ведь все в одинаковом положении, каждому нужно, прежде всего, думать о собственном спасении, о своём пути в Царство.

Тут уж не до осуждения чужих грехов. Но и есть и другая сторона того неосуждения, к которому призывает Своих последователей Иисус. Царство каждому достаётся, как незаслуженный дар. Но лишь при условии, что таким же образом, как незаслуженный дар, его получит каждый, кто готов принять. И все попытки выделить достойных окончатся только одним: в число недостойных попадёт сам оценщик. А Иисус не хочет, чтобы ищущие Царства лишились его из-за духовного чистоплюйства. И советует им духовными чистоплюями не быть. Ради их же спасения.

Не в обычае Господа оставлять обличение без наставления и Он говорит сегодня о свете, который дан людям. Он говорит, в сущности, о том, что именно замутненность нашего взора грехом и суетой лишают нас возможности видеть свет и погружают всего человека во мрак. Именно в результате греха знамение Ионы пророка не принимается нами, мы не узнаем голоса Божия в словах Христа, донесенных до нас Евангелием. Господь говорит об этом состоянии человека: «если [око твое] будет худо, то и тело твое будет темно». Напротив, если мы пытаемся освободиться от греха, делаем все, что в наших силах и просим милости и помощи у Бога там, где не хватает наших сил, то у нас есть возможность увидеть Христа, узнать и полюбить Его, и тогда свет Божий осияет нас.

Сегодняшнее чтение позволяет нам лучше понять, какой была проповедь апостолов и первых христиан вообще. Оно представляет собой речь Стефана в Синедрионе, произнесённую в собственную защиту в связи с выдвинутыми против него обвинениям в преступлении против народа, Храма и Торы (Деян. 6 : 11 – 14). Неудивительно, что Стефан начинает свою речь с пространного исторического экскурса, который, по-видимому, должен был прояснить его отношение к Храму и к Торе (ст. 2 – 50). Здесь он напоминает о тесной связи еврейской истории с Откровением и с Торой, указывая на преемственность традиции, связывающей Храм через Соломона и Давида со временами более ранними, традиции, корнями уходящей во времена Моисея и Исхода. Учитывая выдвинутые против Стефана обвинения, такое начало было вполне естественным и логичным. Та же логика требовала, вслед за исторической ретроспективой, касающейся Храма и Торы, перехода к столь хорошо в те времена знакомой каждому теме внутренней Торы и человека, как живого Храма, и Стефан, как видно, уже готов был заговорить именно об этом (ст. 48 – 50). А от разговора о внутренней Торе и о человеке, как о живом Храме, нетрудно было бы перейти и к теме Царства, которая, несомненно, была центральной темой проповеди как апостолов, так и первых христиан вообще. Такая проповедь, вероятно, была вполне в характере Стефана, о котором евангелист говорит как о человеке «мудром» (Деян. 6 : 10), а такой человек, в соответствии с представлениями о мудрости, принятыми в евангельскую эпоху, не мог не быть и хорошим оратором. Несомненно, те обвинения, которые Стефан бросает в лицо слушателям (ст. 51 – 53), не соответствуют его предшествующей речи ни по смыслу, ни по своей обвинительной направленности. Быть может, они были неожиданными даже для самого Стефана. Такое вполне могло случиться, ведь Стефан руководствовался в своих словах не только собственными планами и намерениями, но, в первую очередь, тем откровением, которое получал от Бога. По-видимому, именно прямое вмешательство Божие и прерывает его речь. Но почему так происходит? Ведь речь Стефана в свою защиту, несомненно, переросла бы в проповедь Царства. Возможно, здесь перед нами ситуация сродни той, которая иногда заставляла и Самого Иисуса молчать или не отвечать на заданный вопрос. Бывают ситуации и обстоятельства, когда спрашивающие не желают слышать иного ответа, кроме того, который уже известен им заранее. И тогда обвинение таких недобросовестных вопрошателей становится единственно возможной формой свидетельства. Независимо от того, к каким последствиям такое свидетельство приведёт того, кто на него решился.

Как можно радоваться усилием воли? И всегда ли можно ходить с «американской улыбкой»? Об этом ли говорит апостол Павел? Вряд ли. Эта странная радость, которая дана, в сущности, как заповедь, видимо, связана и со следующей «заповедью» — «непрестанно молитесь». Конечно, существуют традиции постоянной словесной молитвы, как Иисусова молитва в восточной Церкви. Но во времена апостола Павла таких сложившихся традиций не было, а значит, он имеет в виду нечто другое. Что? Наверное, доминанту. Главное, что есть в нашей жизни в данный момент, в каждый момент. И это главное — отношения с Богом, живые отношения с живой Личностью. Помнить о Нём каждый миг — это и есть непрестанная молитва, и такие отношения не могут не быть источником радости.

Перед нами обстоятельный список имён древних иудеев, возвратившихся после изгнания на землю предков, один из тех библейских списков, которые могут показаться скучными и необязательными. А между тем стоит вслушаться в звучание имён, и можно услышать их торжественное звучание. До нас доносятся имена родившихся в плену, имена даже не самих угнанных в неволю, а их потомков, не знавших свободы. Но вот, они идут как свободные люди, идут в свой дом, наконец-то обретаемый. В списке перечислены различные категории переселенцев, продолжающих обычаи и образ жизни своих предков, а среди них мы видим потомков священников. Все они идут в сторону храма, пока ещё не восстановленного, но путь уже начат. И значит, прежнее будет восстановлено.

Но не следует рассчитывать на то, что всё повторится в точности. Те, у кого не нашлось документального подтверждения, не смогут снова стать священниками. Здесь нечто большее, нежели частное обстоятельство, затронувшее некоторых людей. Это знак того, что невозможно восстановить всё прежде бывшее, многое теперь будет другим.