Мысли вслух на27 Июня 2019

В Библии нечестивец нередко сравнивается с мякиной, уносимой ветром. Некоторые комментаторы видели в соответствующем еврейском слове указание не на ветер, а на дух Божий (ветер и дух в еврейском тексте Ветхого Завета действительно обозначаются одним словом). Но сути дела это не меняет: посланным ли от Бога ветром, собственным ли Его дыханием, — нечестивец одинаково уносится прочь.

Нечестие, отвержение Богом ассоциируется и у пророков, и у гимнографов с лёгкостью, невесомостью отверженного, с его пустотой. Иногда эта пустота обнаруживается в день последнего Суда, иногда — в день бедствия, на которое пророки нередко смотрят как на день суда предварительного, ещё не окончательного, но уже значимого: ведь всякий такой суд становится указанием Божиим на человеческую греховность и нечестие.

Что же стоит за пустотой нечестивого? Можно, конечно, видеть в ней лишь литературный образ, понимая его в том смысле, в котором и по-русски можно говорить о пустом человеке как о человеке, ничего из себя не представляющем. Но дело всё же, думается, не в одних литературных образах. Ведь в библейских книгах нередко говорится о смерти как об опустошении умирающего, который теряет жизненную силу и всё больше превращается в тень, в пустую оболочку себя прежнего.

Смерть, как говорится о ней в пророческих книгах и в Книге Псалмов, начинается часто не тогда, когда человек умирает физически (человек может покинуть этот мир, будучи, напротив, «насыщен жизнью», как говорит, к примеру, Тора о кончине патриархов), а тогда, когда он теряет Бога, отворачивается от Него. Оно и неудивительно: ведь полнота жизни — у Бога, и тот, кто Бога игнорирует или Ему противостоит, естественно, постепенно перестаёт иметь отношение к жизни, вначале духовной, а затем и физической.

Первое, что теряется в процессе утраты Божией жизни, — устойчивость, вначале духовная, затем психологическая, а в конце концов иногда и физическая. И тогда человек начинает уже не радоваться во время жертвоприношения, а стыдиться своего состояния: ведь обнаружить слабость в торжественный и ответственный момент — не самое радостное событие в жизни. Так утрата духовного стержня опустошает человека, делая его лёгкой добычей всякого дунувшего на него ветра.

Что же всё-таки произошло тогда, во время той переправы через Генисаретское озеро? Чудо? Сверхъестественное вмешательство Бога в события нашего непреображённого мира? Можно, наверное, посмотреть на ситуацию и так тоже. И всё же: все совершаемые Иисусом во время Его земного служения чудеса являются свидетельством Царства. Быть может, и демонстрацию власти над стихией тоже можно считать таким свидетельством? Что она доказывает? Силу и власть Самого Спасителя? Наверное, да. Но только ли её? Чтобы ответить на заданный вопрос, надо попытаться понять, какая сила усмирила бурю. Сила Божия? Сила Самого Иисуса, Который несёт в Себе всю полноту Божию? Или нечто иное? И, самое главное: утихла ли буря? На первый взгляд, заданный вопрос может показаться странным. Но, собственно, что такое чудо? Простое изменение законов природы, которое происходит в известном месте в известное время? Но такое изменение само по себе мгновенно разрушило бы наш мир: ведь он и существует лишь потому, что законы, на которых он основан, повсюду действуют в нём неукоснительно. А ведь мир этот сотворён Богом вместе с теми законами, на которых он основан. Так что же: Бог противоречит Сам Себе? Едва ли. Скорее можно предположить, что в данном случае в дело вступают другие законы другого мира, который почему-то вдруг соприкоснулся с нашим. Но ведь Царство и есть такой мир! Оно живёт по другим законам, отличающимся от законов непреображённого мира, а с нашим непреображённым миром оно соприкоснулось благодаря Иисусу, Который принёс его к нам. Мир вокруг Него живёт по законам Царства, а не по законам непреображённого мира. А в Царстве бурь нет, его природа полностью подвластна духу. Пока Иисус спит, Царство никак не проявляет себя: ведь Его воля не участвует в происходящем. Но стоит Ему проснуться, как мир вокруг становится Царством. И буря утихает: ведь в Царстве ей места нет.

Нагорная проповедь завершается важным замечанием Спасителя: для Царства главное — отношения, отношения с Ним и с ближними. Иначе вся жизнь человека подобна дому, построенному на песке. Казалось бы, человек, который именем Христа не только пророчествовал, но даже изгонял бесов и творил чудеса, не может не быть учеником Христовым, а если так, то путь его непременно должен завершиться в Царстве. На деле же всё оказывается не так просто.

Главная проблема тут в том, что падшему человеку вообще свойственно подменять содержание формой. В данном случае, как это ни покажется парадоксальным, формой оказываются как раз пророчества, изгнание бесов и даже чудеса — всё то, что мы склонны считать содержанием, относя к форме лишь религиозную оболочку духовной традиции.

Если бы речь не шла о христианстве, всё действительно было бы именно так. Христианство же уникально. Это не новая религия, не новая теология, не новая мораль и даже не новая духовная традиция, это новая жизнь. В жизни же главное — сама жизнь. Её течение. Её процесс. Её духовное качество, сама её динамика — то самое, что современный философ мог бы назвать экзистенцией. И, разумеется, отношения — с Богом, со Христом, с другими людьми.

Отношения ведь и определяют структуру нашей жизни, её духовный алгоритм. Христианство — не про то, что делать, а про то, как быть, как жить, в каком духовном состоянии существовать. Это и есть содержание христианства — а вся внешняя активность тут есть не что иное, как форма.

Между тем среди христиан во все времена был силён соблазн своего рода религиозного активизма, когда само христианство начинало восприниматься как практика — но не жизни собственно, а конкретных занятий и «духовных» дел. Религиозное образование, благотворительность, миссионерство — список можно продолжать если не до бесконечности, то очень долго. Предполагается, что чем больше человек переделает такого рода дел в единицу времени, чем он активнее в этом отношении, тем лучший он христианин.

Неудивительно, что многие старались и стараются изо всех сил — до психического или даже до нервного срыва включительно, который они нередко рассматривают, как крест, связанный со «служением», которое им якобы «Бог поручил». То, что Богу надо от них совсем другое, такие люди зачастую даже не догадываются, так же, как не догадываются они и том, что их срывы, кризисы, а порой и более серьёзные проблемы как раз и представляют собой то самое разрушение дома, построенного на песке, о котором говорит Иисус.

Иеремия — пророк катастрофы. Не только потому, что гибель Иудейского царства и разрушение Иерусалима произошли у него на глазах, но и потому, насколько ярко и отчетливо он видит надвигающуюся угрозу. Он уже как бы слышит вражеские трубы и крики солдат. Тем более удивительно, что за всей неотвратимостью войны и национального краха Иудеи он видит возможность спасения — покаяния, обращения к Богу и Его заповедям. Он воспринимает историю, как живой процесс отношений Божьего народа с Богом, процесс, в котором духовное обновление способно остановить войну, и наоборот. Он связывает нравственное состояние людей и сложнейшие исторические процессы воедино, исходя не из социологических или политических предпосылок, а из знания о Боге, как о Творце истории, и о человеке, от отношений которого со своим Творцом эта история так сильно зависит.

Пророки не церемонились с сильными этого мира и не раз их обличали. Но вот звучат слова обличения, относящиеся не только к социальной верхушке, но и затрагивающие неправду всех слоёв. Пророчество об изменении социальной структуры ещё можно при желании отнести к словам о грядущем возмездии притеснителям. Но что же дальше?

А дальше мы увидим, что отсутствие верхнего слоя не пойдёт народу во благо. Вместе с грешными правителями исчезнут те, кто был носителем мудрости, опыта, мастерства. Наступит равенство, но оно будет равенством в нищете, а угнетение от этого не исчезнет: оставшиеся станут угнетать друг друга. Жутко перечитывать эти слова после многих катаклизмов ХХ века, во время которых нередко в самом прямом смысле начальниками становились подростки, и если даже не возрастом, то умом. То, что произошло, стало следствием былого зла и реакцией на него, но и само явилось злом.

Но и за старые, и за новые грехи отвечать всё равно придётся перед Господом. По слову пророка, Господь встал на суд, и не случайно суд начинается со старейшин избранного народа, ведь им больше других и было дано.

Когда-то в Эдемском саду согрешившие прародители сами захотели прикрыть наготу, закрываясь от взора Господа. И вот теперь Он Сам намеревается сорвать с грешников те защитные покровы, которыми они пытаются от Него отгородиться. Их зло будет явлено всем. Но, лишившись возможности укрыться от Его взора, грешники получат возможность принести Ему покаяние. Возвысившиеся будут унижены, но даже в унижении у них будет возможность встать на ноги и двинуться к Отцу.

Сегодня мы читаем отрывок из Последней беседы Христа с учениками, в котором Господь говорит о том, что апостол Павел впоследствии назовет усыновлением верой. Замысел Божий состоит, оказывается, в том, чтобы благодаря воплощению, страданию и воскресению Христа открыть людям непосредственный доступ к Отцу. Господь, которого апостол назовет единственным Ходатаем, посредником между Богом и людьми, в полноте соединился с людьми во всем, кроме греха. И поэтому Он говорит ученикам, что Сам Отец любит их, что уже не Христос будет просить о них, но Сам Отец услышит их.

Речь, стало быть, идет о преодолении той пропасти, которая отделяет каждого из нас от Бога в грехопадении. Просите во имя Мое, завещает Господь Своим ученикам. Верой соединяясь со Христом, мы получаем возможность обращения к Отцу во имя Христа. Становясь в причастии одним Телом с Иисусом, мы тоже становимся детьми Божиими, о чем так ясно пишет евангелист Иоанн в своем первом послании. И в этом открывается для нас источник подлинной жизни. А все, что недостойно детей Божиих, может, наконец, исчезать из нашей жизни, если мы будем трудиться для этого.