Мысли вслух на22 Ноября 2020

Слова Павла о том, что он «чист от крови всех» потому, что во всё время своего служения возвещал каждому волю Божью, напоминают слова, сказанные Богом одному из великих пророков Израиля, Иезекиилю, смысл которых сводился к тому, что дело пророка — свидетельствовать о том, что ему открыто Богом.

Реакция тех, кому он свидетельствует, на услышанное — не его забота: если человек не прислушается к словам свидетеля, это будет его грех и его ответственность, а свидетель, как сделавший своё дело, не понесёт ответственности за того, кто не прислушался к его словам.

Если же свидетель промолчит, скроет своё свидетельство, и тот, кого он должен был обличить, согрешит при молчании пророка, то пророк окажется ответственным за совершённый грешником грех в той же мере, как и сам согрешивший. Принцип, как видно, прост: молчащий свидетель, отказывающийся от свидетельства, становится соучастником чужого греха.

Павел, очевидно, придерживается той же позиции: он всегда оставался верным свидетелем Христа и Царства, никогда ни от кого своего свидетельства не таил, и теперь тот, кто не счёл нужным прислушаться к его словам, за последствия своего выбора будет отвечать сам. Но, конечно, в случае Павла дело осложняется ещё новой мерой ответственности и за свидетельство, и за его неприятие.

Конечно, и древние пророки свидетельствовали о вещах, с духовной точки зрения жизненно важных: если, например, они обличали отдельных людей или целые народы за нарушение заповеди, речь нередко действительно шла о жизни и смерти, о пути праведности, ведущем в жизнь, и о пути греха, ведущем к смерти.

Но здесь речь всё же шла ещё о выборе в рамках нынешнего, непреображённого порядка вещей. Павел же свидетельствует о Христе и о Царстве, ставя слушающего в ситуацию абсолютного выбора, выбора между окончательным спасением и окончательной же гибелью.

Конечно, ответственность свидетеля в такой ситуации неизмеримо выше. Но и ответственность слушающего за сделанный им выбор тоже гораздо серьёзнее. И, понимая это, апостол подводит итог своему служению: он никого не оттолкнул, ни от кого ничего не скрыл, всё, что мог, он сделал. Остальное зависит лишь от самих слушателей.

В том, что исцеление и воскресение суть не что иное, как проявление силы Царства и его дыхания, сомневаться не приходится. Но как воздействует эта сила на человека мира сего, живущего пока ещё прежней, непреображённой жизнью? Вот женщина, рискнувшая прикоснуться к Иисусу в надежде получить исцеление.

Именно рискнувшая: ведь её болезнь делала её ритуально нечистой, и она рисковала осквернить Того, к Кому прикасалась, если бы не получила от Него исцеления. А Он даже не заметил её, Он лишь почувствовал, как сила того Царства, которое Он несёт в Себе, исходит из Него, исходит потому, что она понадобилось кому-то, кто не решается обратиться к Нему лично. А вот умершая дочь Иаира, которую Иисус воскрешает, взяв за руку. И здесь тоже действует сила Царства. А внешне, с точки зрения взаимоотношений Спасителя с теми, кого Он исцеляет и воскрешает, ситуация прямо противоположная.

Об исцелённой женщине Он не знает ничего до того самого момента, когда она прикасается к Нему, и даже тогда Он понимает, что происходит, не потому, что выделяет её из окружающей и теснящей Его со всех сторон толпы, а потому, что чувствует исходящую силу: исцелённая им женщина прикоснулась к Царству, приобщилась его жизни, и Спаситель тут же это почувствовал. А вот воскрешённая Им дочь Иаира, когда Он подошёл к ней, уже ничего не хотела: она была мертва. А вернуло её к жизни Его прикосновение. И в том, и в другом случае отношение между Спасителем и теми, кому Он помог, оказывается изначально односторонним: в первом случае инициатива целиком принадлежит ищущей исцеления женщине, во втором — Самому Иисусу.

Но чудо происходит тогда, когда отношение становится взаимным. И тут, по-видимому, уже не так важно, что происходит в момент установления такого отношения внешне, как проецируется этот процесс в наш преображающийся, но пока ещё не преображённый мир. Отсюда нам может показаться, что Спаситель не замечает того, кого исцеляет, или, напротив, воскрешённый Им человек ничего не знает о своём Спасителе. В Царстве всё равно происходит то, что должно произойти: ищущие спасения находят Спасителя, а Он находит их. Иначе и не может быть: ведь только так можно приобщиться к жизни Царства. А Царство только так может войти в наш преображающийся, но ещё не преображённый мир.

Кого называет Иисус Своими младшими братьями? Следуя логике притчи о Суде, приходится признать, что Он говорит о Своих учениках и последователях. Но тогда придётся принять, как факт, и то, что, обращаясь к Своим слушателям, Он обращает их внимание на то, что благополучный исход Суда для подавляющего большинства из тех, кому он предстоит, будет зависеть от их отношения к христианам. На первый взгляд, такая интерпретация хорошо знакомого текста вызывает недоумение: чаще всего, читая его, мы не задумываемся о том, кого именно называет Иисус «младшими братьями», подразумевая под ними всех вообще больных, голодных, заключённых и т.д. Разумеется, ответственности за ближних с нас никто не снимал, но притча не об этом. Она о Суде и о том, что на Суде окажется главным. А главным оказывается вопрос об отношении к Церкви — не к церковным структурам, а к тем свидетелям Царства, которые и составляют Церковь с большой буквы. Но тогда приходится признать и другое: такая Церковь никогда не будет Церковью большинства. Потому-то и в притче речь идёт не о христианах собственно, а обо всех остальных, судьба которых нередко, и вполне обоснованно, волновала и волнует христиан. Как видно, здесь всё решается не на уровне религиозной самоидентификации и вероисповедных формул, а на уровне конкретных отношений с конкретными людьми. И ничего удивительного в этом нет: ведь и Царство открывается нам тоже через конкретные отношения с конкретными людьми. Включая Того, Кто принёс Царство в мир.