Мысли вслух на1 Августа 2024

В этих стихах важно не допустить ошибки при чтении: не «возвращали», а «возращали», то есть на современном языке — «возрастали». Кажется, опять противоречие: с одной стороны, «будьте, как дети» Мф. 18:3), а с другой — «не будьте младенцами». Послезавтра мы с вами еще вернемся к этому парадоксу, а сегодня отметим, что Иисус говорит, что без «детскости» нельзя войти в Царство, но Он нигде не говорит, что надо и оставаться детьми. А апостол Павел поясняет, что христианская жизнь — это обязательный рост, причем в самом главном — в любви. Мы должны не ползать, а идти, идти ко Христу, для этого в нас должен быть очень прочный «позвоночник» веры, способный противостоять ветрам ложных учений, искушений, обольщений, стремящимся сбить нас с пути.

Как видно, притча о пшенице и сорняках кратко и полно излагает смысл того, что можно было бы назвать христианской историей. В самом деле: ведь христианской историей в строгом смысле слова можно назвать не историю так называемых «христианских государств» (которых не бывает по определению) и даже не историю Церкви, если понимать под Церковью церковные структуры, созданные по законам «мира сего», а историю Царства, входящего в мир. Её-то и излагает Спаситель, разъясняя Своим ученикам рассказанную Им прежде народу притчу о пшенице и сорняках. Из Его слов становится ясно, что главной Его задачей в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире является расширение духовного пространства Царства, приобщение к нему всё новых и новых людей. А в центре истории Царства оказывается противостояние тех, кто к этому Царству принадлежит, с силами тьмы, которые действуют в мире, в том числе и через людей. Это противостояние и есть главный нерв всей христианской истории. А завершается она, очевидно, днём Суда и возвращения Христа во славе, который становится и днём окончательного торжества Царства, в конце времён раскрывающегося во всей своей полноте и преображающего мир. Но тогда встаёт закономерный вопрос: а как же два уже прошедших тысячелетия христианской истории, при том, что ещё неизвестно, сколько их будет впереди? Ведь эта история была не только историей святости, которую в известном смысле можно считать историей Царства, но и историей Церкви, во всей её исторической неприглядности, а также и историей государств, которые условно можно было бы назвать христианскими, и даже целой христианской цивилизации! Неужели всё это не имеет к истории Царства никакого отношения? Наверное, всё-таки имеет. Ведь мир, в котором мы живём, находится пока лишь в процессе преображения, а значит, в нём есть место и истории в прежнем, дохристианском смысле слова, истории, которую можно было бы назвать «земной». Но теперь в этой «земной» истории самым важным оказывается вопрос «неба», т.е. Царства. История отдельных государств, народов и цивилизаций зависит от того, нашлось ли в жизни этих государств, народов и цивилизаций место для Царства. И чем больше его находилось, тем более яркой и духовно плодоносной оказывалась цивилизация, тем более полной оказывалась её историческая жизнь. А нежелание дать место Царству приводило нередко к историческим срывам и национальным катастрофам. И неудивительно: ведь вся внешняя история теперь оказывается лишь фоном и сценой для другой истории, истории Царства, входящего в мир. И только в контексте этой новой истории получает смысл существование государств, народов и цивилизаций. Так же, как и жизнь отдельных людей.

В глубокой древности финал истории мира, как магнит, притягивал к себе внимание и Церкви, и язычников. В наше время, напротив, явилась некая фигура умолчания, и говорить об этом стало отчасти дурным тоном. Древние ждали, что конец наступит со дня на день, а мы предпочитаем делать вид, что он никогда не наступит. Так будет это завтра или никогда?

Когда наступит конец, важно только если ты обеспокоен тем, успеешь ли ты приготовиться к нему. Мы подсознательно исходим из расчета, что некоторое время можно жить так, как нам хочется, а потом успеть приготовиться к концу света. Так в сессию ты считаешь: до следующего экзамена четыре дня, два из них можно гулять, день — приходить в себя и день читать учебник. Ожидаешь ты конец света очень скоро или совсем не скоро — это лишь количественное, но не качественное различие.

Слова же Иисуса о последнем дне в основном лежат вне этой перспективы. Он подчеркивает лишь, что о дне том и часе знает только Отец Небесный. До нашего же сердца Евангелие стремится донести иное. Суть того, что происходит в конце, на Последнем суде, — отделение. В сегодняшнем чтении Господь Иисус говорит: «...и отделят злых из среды праведных». Греческое άφορίζω, aforizo, означает отделять, разграничивать, определять. Как Он говорил в притче о пшенице и плевелах, до дня жатвы оставляются расти вместе то и другое, чтобы потом быть отделенными.

С практической точки зрения для нас важно здесь вот что. В последний день отделение, разграничение праведных и злых (греч. πονηρός, poniros, доставляющий много хлопот, плохой) произойдет по факту, и не очевидно, что наше мнение и желания будут приняты во внимание. Но сегодня у нас есть выбор, по какую сторону этого разграничения оказаться. Выбирая доверие Иисусу сегодня, мы входим в день, следующий за последним, потому что «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24).

Сегодня мы прочитали небольшую подборку коротких рассказов об Иисусе, сделанную евангелистом, чтобы показать всю необычность Его Вести, всю ее несовместимость с нормальными человеческими представлениями. В наступающем Царстве Божьем все будет не так, как принято на земле: самыми важными и уважаемыми будут те, кто наименее ценен в глазах людей (ведь дети до достижения совершеннолетия не имели никаких прав и считались собственностью родителей, наравне с рабами, а Иисус ставит их в пример ученикам). Иисус запрещает ученикам делить людей на «наших» и «не наших», а ведь это важнейший принцип человеческого общества (для сравнения, посмотрите новости по телевизору). Его Царство выходит из нашей системы ценностей, оказывается важнее даже священного долга похоронить отца, важнее, чем уютный дом и семья. Оно захватывает человека целиком — тот, кто задал Иисусу вопрос о Его Царстве, уже «положил руку на плуг», уже начал парадоксальный путь к Богу...

Вся 10-я глава книги Экклезиаста посвящена рассуждениям о том, что такое мудрость и насколько она лучше глупости. Основная мысль Экклезиаста выражена в первом стихе главы: «Мертвые мухи портят… масть мироварника». Мудрость, как и сама жизнь, оказывается в глазах Экклезиаста очень хрупкой вещью. Об этом он говорит в последнем стихе 9-й главы: «Мудрость лучше воинских орудий, но один погрешивший погубит много доброго». В 10-й главе Экклезиаст уподобляет мудрость добру и жизни, а глупость – злу и смерти. Испортить мудрость небольшой порцией глупости легко, а преодолеть последствия глупости очень трудно. Точно так же жизнь легко погубить небольшой порцией зла, а преодолеть смерть невозможно.

Среди советов Экклезиаста выделяются его слова о кротости, которая также рассматривается им как проявление мудрости. «Кротость покрывает и большие проступки», несколько неуклюже выражается здесь Синодальный перевод. Современный перевод предлагает толкование «кто владеет собой, тому многое простят». Древние же переводы, Септуагинта и следующие ей здесь Вульгата и славянский перевод, говорят: «яко изцеление (curatio) утолит грехи велики». Речь идет о кротости, которая является свойством духовного здоровья, и поэтому в устах Экклезиаста это понятие синонимично мудрости и жизни. Таким образом, мы видим здесь ветхозаветное предвидение слов Христа «блаженны кроткие…».

Лучше сухарь с миром, немногое с чистой совестью, чем роскошь, добытая нечестиво. Рано или поздно такое богатство рухнет, но даже если до краха ещё далеко, невозможно полноценно радоваться плодам подобного благополучия, постоянно ощущая тревогу, чувствуя себя находящимся в окружении врагов и завистников.

Надругательство над нищим ещё раз приравнивается к богохульству. Невозможно отделить духовную сферу от социальной, и третировать социальные проблемы как земные и низменные. Иные «благочестивые» люди считают дела милосердия и благотворительности чем-то маловажным по сравнению с молитвенным углублением. Но будет ли молитва, чурающаяся дел, услышана?

Слова о том, что прикрывающий проступок ищет любви, при желании можно истолковать, как совет потакать злу, но и здесь сказанное необходимо соотносить с другими словами Писания. Об этом же скажет апостол, отметивший, что любовь «всё покрывает» (1 Кор. 13:7). Не о прикрытии зла, а о прощении, о том, чтобы память о былых грехах и обидах не делала наше сердце каменным, не уподобляла нас Лотовой жене, устремлённой назад и оттого превратившейся в глыбу каменной соли.