Мысли вслух на10 Мая 2025

И Самого Иисуса, и всё, с Ним связанное, разные люди воспринимали по-разному. Сам же Он всегда говорил только об одном: о том Царстве, которое принёс в мир. Он знает: ничего другого у Него нет, и никаких других задач, кроме того, чтобы сделать Царство доступным каждому ищущему, перед Ним не стоит. Называя Себя «хлебом жизни», Иисус хочет донести до Своих слушателей простую, но никак не вмещающуюся в их сознание мысль о том, что Он принёс им полноту жизни. Не временной жизни, которая сегодня есть, а завтра нет, а жизни настоящей, той, которая не имеет конца потому, что не имеет и начала, пребывая целиком в Боге и открываясь в Его Царстве. Как видно, слушающие Иисуса вообще не понимают, как может такая жизнь существовать. Им привычнее и понятнее отдельные, конкретные проявления этой жизни.

Например, манна: тут всё более-менее ясно, Бог Своей силой сотворил чудо, и некая (небольшая в общем-то) часть той жизни, которая теперь открывается миру в полноте, оказалась с этой манной связана. Иисус же говорит не о части, а о целом. Но тут возникает недоразумение: обычному земному взгляду это целое недоступно. Оно для него невидимо. С манной проще: тут есть нечто видимое каждому, и это видимое так изменяет свои свойства, что воздействие невидимого становится совершенно несомненным. А полнота жизни Царства для физического зрения оказывается совершенно недоступной.

Тут надо другое: воля. Именно воля определяет духовную жизнь и духовное состояние человека. И только волей можно увидеть и пережить ту полноту жизни Царства, о которой говорит Иисус. Но именно к этому Его слушатели оказываются совершенно не готовы. Они хотят внешнего. Хотят знаков, желательно сверхъестественных, которые стали бы доказательствами того, что Иисус действительно Мессия. А от Мессии ждут прежде всего чудес, подобных насыщению тысяч людей парой хлебов. Чудес, которые изменили бы их жизнь, но не кардинально. И уж точно не изменили бы их самих.

Поэтому им не надо Царства. В Царство ведь так просто не войти, тут меняться придётся, и притом серьёзно. А слушающие Иисуса хотят войти в Царство Мессии, ничего в себе кардинально не меняя. Поэтому им и не нужна полнота жизни. Что в ней толку, если в своём наличном состоянии большинство слушающих даже не могут её увидеть? Тут лучше манна. А ещё лучше — чудесный хлеб, которого хватает всем — и бесплатно. Но это не то Царство, которое принёс в мир Спаситель. Оно ведь не спасет. И настоящей жизни не даёт.

Сегодняшний текст, конечно, прежде всего привлекает внимание новой заповедью, которую Христос дает нам как единственную необходимую для жизни. Но сегодня хотелось бы отметить линию, выстраиваемую Иисусом буквально в двух словах и вмещающую в себя всю историю взаимоотношений человека и Бога. Не называю вас рабами, называю вас друзьями. И мерилом любви к друзьям становиться смерть Бога ради жизни людей.

Читая последовательно Евангелие от Иоанна, все время хочется увеличить темп и не задумываться над буквальным смыслом слов, произносимых Иисусом, потому что их простота не оставляет путей для отступления. Нам дана возможность выбора, но выбор этот лежит между словами "да" и "нет". И, выбирая "да", веру в любовь Бога к каждому, Его смерть и воскресение, всего лишь через три дня мы услышим у пустого гроба, как Иисус скажет Марии Магдалине: "...иди к братьям Моим". Так, пройдя через смерть, Бог стал нашим братом.

Слово Христа о Себе как о Хлебе Небесном, который даруется Отцом, так невероятно, что даже некоторые из учеников предпочитают оставить Учителя. В этом нет ничего удивительного: взглянув на себя и на историю человечества, мы увидим, что мы очень часто отворачиваемся от Христа именно из-за того, что Слово Его превосходит наше разумение. Научиться быть верными Богу, пути и мысли Которого бесконечно превосходят наши пути и мысли, не так-то просто.

И поэтому такой победой, такой яркой вспышкой истины звучат в конце сегодняшнего отрывка слова апостола Петра: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого». Мы, может быть, предпочли бы Бога более понятного, рационального и, дерзну сказать, примитивного — да другого нет. Так что выбор у нас, как Сам Господь сказал в 30 главе Второзакония: «жизнь и смерть предложил Я тебе сегодня, благословение и проклятие». Важно, однако, что без этих слов Христа, таинственных и трудных, у нас не было выбора, а было одно проклятие.

Так что же всё-таки советует Иисус обратившемуся к Нему юноше для спасения? В сущности, ничего нового: всё тот же старый, прекрасно всем известный путь праведности. Хочешь войти в Царство, в «жизнь вечную» — соблюдай заповеди. Не какие-то новые, необычные, придуманные каким-нибудь учёным раввином или учителем Торы, а старые, хорошо известные, данные Богом ещё Моисею.

А любознательный юноша, о пути праведности и о заповедях, конечно же, знавший с детства, всё хочет выяснить: может быть, помимо этого, и так всем очевидного, пути есть ещё что-то? Какое-нибудь тайное знание или особая духовная практика, или ещё что-нибудь подобное?

В те времена ведь учителя Торы или учёные наставники-раввины нередко предлагали тот или иной особый путь праведной жизни, выдвигая на первый план или особую молитвенную практику (как раз именно на тот период приходится разгар дискуссии о том, обязан ли верующий еврей читать молитву «Шма», главную иудейскую молитву, непрерывно, или нет: как видно, многие раввины и учителя Торы были уверены, что это совершенно необходимо), или частые посты, или особый способ соблюдения шаббата и некоторых других религиозных установлений. Но всегда это были «заповеди плюс», и лишь от интерпретации конкретного учителя зависело содержание плюса.

Иисус не советует обратившегося к Нему юноше ничего подобного, Он ничего не прибавляет к заповедям, данных когда-то Его Отцом Своему народу. Кроме одного: откажись от всего, что имеешь в этой жизни и в этом мире. Стань нищим, говорит Он юноше, это единственное, чего тебе не хватает, и единственное, что ты можешь сделать для того, чтобы приблизиться к Царству, к «жизни вечной». И юноша уходит, поняв, что такой путь ему не по силам.

Но интереснее всего реакция учеников: они тоже в сомнениях, даже в страхе: так кто же тогда спасётся? И это при том, что они-то действительно оставили всё и пошли за Иисусом! Как видно, апостолы поняли, что дело не в имуществе как таковом, а в чём-то другом, более серьёзном и важном.

Быть может, в том отношении и к собственному имуществу, и к самой жизни, которое определяет, можно ли считать человека действительно нищим, готов ли он расстаться не с имуществом и даже не с социальным статусом, а с тем порядком вещей, который определяет жизнь непреображённого мира. Ведь только такая готовность, а не наличие или отсутствие имущества или высокого общественного положения, делает человека пригодным для жизни в Царстве. И ближайшие ученики Иисуса, быть может, впервые задумались об этом всерьёз. А задумавшись, поняли: готовых нет. И обрести Царство можно лишь по милости Божьей.

Когда мы читаем в Евангелии, что эта женщина была сирофиникиянкой, то это не означает, что она была «второго сорта», или не из того происхождения, или еще чем-то не угодила Иисусу. Мы знаем, что Иисус всегда готов помочь и исцелить и бедных, и грешных, и отверженных. Дело в том, что она самая настоящая язычница, то есть верит в языческих богов, поклоняется им и приносит им жертвы. Именно поэтому Господь подвергает ее такому испытанию веры — чтобы помочь ей самой понять, почему она обращается за помощью к Нему, а не к своим богам.

Здесь как бы проводится черта между языческими представлениями человека и обращением к Иисусу, то есть — молитвой. Молитва ко Христу (и к Отцу во Христе) несовместима с язычеством, а язычество — это не обязательно вера в других богов, но и вполне обычная для христиан надежда не на Единого Бога, а на что-либо другое: на деньги, на свои способности, на свою партию, на «авось» и пр.

Язычество — это когда мы живем не для Бога, а для кого-то еще (например, для себя). Если же мы, будучи такими язычниками, захотим что-нибудь попросить у Христа, обратиться к Нему в молитве, нам будет необходимо вместе с этой женщиной-хананеянкой пройти через полную переоценку своей веры, понять, почему же мы обратились ко Христу, а не к своим идолам...

Возвращаясь к теме взаимоотношений между жителями Царства, Павел обращается к вопросу, который, на первый взгляд, не имеет принципиального значения — к вопросу о том, почему женщине в церковном собрании следует покрывать голову. Казалось бы, речь идёт лишь о вполне конкретной культурной норме вполне конкретной эпохи, которая, собственно, и имела смысл только там и тогда, где и когда эта норма была актуальна. В греко-римском мире евангельских времён с непокрытой головой ходили только женщины лёгкого поведения, а для матери семейства появиться на людях в таком виде было позором.

Разумеется, так было не везде и не всегда. Но ведь и Павел апеллирует в своём послании не к одной лишь культурной норме. Он начинает с констатации того факта, что в христианском браке существует вполне реальная иерархия, во главе которой стоит Сам Бог, за Которым следует Спаситель, муж как глава семьи и, наконец, жена (ст. 3). И покрытая голова жены для апостола оказывается не чем иным, как знаком признания этой иерархии (ст. 10). А актуальной она становится прежде всего в церковной жизни, тогда, когда дело касается молитвы и пророчества, что и не удивительно: ведь здесь христианин в наибольшей мере проявляет себя именно как житель Царства (ст. 4–6).

Казалось бы, когда дело касается молитвы или пророчества, где личные отношения конкретного человека с Богом выходят на первый план, любая иерархия должна была бы потерять свою актуальность. Но Павел, напротив, говорит о её принципиальной важности для Царства, важности в том числе и в контексте того служения, которое, на первый взгляд, не предполагает никакой иерархичности, оставаясь глубоко и исключительно личностным (ст. 7–9). Это неудивительно, если вспомнить, что Церковь для апостола, прежде всего, община людей, живущих в Царстве, а на семью он смотрит, как на малую церковь. В общине же значимы все отношения, связывающие людей между собой. Их значимость сохраняется даже тогда, когда человек остаётся один на один с Богом.

И если отношения эти иерархичны, то и иерархия их тоже оказывается значимой для Бога и важна для Царства. Такая иерархия оказывается уже не чем-то навязанным извне, она становится органичной частью общины Царства, образуя её структуру. Конечно, всякая такая структура оказывается, выражаясь философским языком, не онтологической, а функциональной, о чём тут же предупреждает Павел (ст. 11–12). Она связана не с тем, что одни из входящих в неё хуже или лучше других по природе или по своим духовным качествам. Речь идёт лишь о том, чтобы семья как малая церковь исполняла своё служение и свидетельствовала о Царстве наилучшим образом. Как божественность Спасителя никоим образом не ниже божественности Отца, что, однако, не отменяет определённой иерархии, связанной со служением Мессии, возложенным на Него Богом, так и жена не ниже мужа ни по природе, ни по духу, но служение семьи как малой церкви требует от обоих вполне определённого места в семейной иерархии. Иерархии, без которой члены христианской семьи не смогут стать настоящими свидетелями Царства.