Мысли вслух на11 Июня 2025

Павел неоднократно напоминает эфесским христианам о том, что духовная жизнь христианина несовместима ни с каким осознанным грехом. Конечно, по неведению или по слабости так или иначе грешит каждый, и так будет продолжаться до полного преображения человеческой природы. Но это не даёт христианину никаких оснований относиться к греху легкомысленно, в уверенности, что «Бог всё простит» потому, что «во Христе прощается любой грех».

После прихода Христа человек действительно больше никогда не остаётся со своим грехом перед Богом один на один, он всегда может попросить Спасителя о вмешательстве в ситуацию, и тогда его грех перестаёт быть только его проблемой, становясь так же и проблемой Христа, которую Он решает вместе с человеком, беря на себя те последствия, которые иначе пали бы на голову самого грешника.

Но даже при таком вмешательстве изменить ситуацию кардинально можно лишь тогда, когда человек раскаивается в своём грехе и отказывается от него, а не тогда, когда он считает себя вправе продолжать грешить в надежде, что «Христос всё уладит», ссылаясь на то, что грех до полного преображения человека неизбежен. Между тем, судя по словам апостола, можно думать, что в Эфесской церкви были и такие люди, которые к греху относились достаточно легкомысленно. Вот к ним главным образом и обращается Павел, напоминая им о том, что помощь Христова в избавлении от последствий совершённого греха вовсе не снимает с человека ответственности за сам грех. Нельзя грешить по-прежнему, ведя по-язычески привычный образ жизни, и рассчитывать на то, что потом, в конце жизненного пути, можно будет сразу во всём раскаяться и после этого всё как-нибудь утрясётся.

И дело тут не в том, что в последний день земной жизни каяться поздно, а в том, что, весьма вероятно, человек, не боявшийся грешить на протяжении всей жизни, скорее всего и в последний свой день на земле покаяться не сможет. Конечно, чудо возможно всегда, но вряд ли стоит отказываться от пути праведности и грешить в надежде на чудо в конце жизни. Вот об этом и напоминает Павел тем своим эфесским братьям, которые или забыли им сказанное, или никогда ни о чём таком не знали.

Тора, данные Богом заповеди всегда воспринимались, как путеводитель по пути праведности. Неудивительно, что Иисус обращается к Торе, а точнее, к Декалогу, интерпретируя его заповеди с точки зрения того Царства, которое Он принёс в мир. А с точки зрения Царства на первый план выходит не действие как таковое, а стоящее за ним намерение, интенция, вложенная человеком в совершаемое им действие. И если интенция имеет место, сам факт совершения или несовершения действия ничего принципиально не меняет. Если, к примеру, человек настолько ненавидит своего ближнего, что готов убить его, такую ненависть Иисус, как видно, приравнивает к убийству.

На первый взгляд, такой подход может показаться слишком строгим. Но надо иметь в виду, что внутренняя Тора, о которой говорили в те времена многие учёные раввины и учителя Торы, именно намерение, интенцию и выдвигала на первый план. Избавление от дурных намерений считалось важнейшим шагом на пути к обретению внутренней Торы.

Но дело не в одной внутренней Торе, как таковой. Дело ещё и в том, что для Царства интенции имеют особое значение. Ведь субстанцией Царства является дыхание Божие, а его ткань образуют отношения, связывающие человека как с Богом и со Христом, так и с ближними. От качества отношений зависит не только качество жизни человека в Царстве, но и сама возможность пребывания в нём. Потому-то и уделяет Иисус намерению столь много внимания: ведь каждое наше намерение, если мы являемся жителями Царства, касается не только нас и тех людей, на которых оно направлено, но и всего Царства в целом во всей его полноте.

Нагорная проповедь — это поистине проповедь Царства. Уже сами «блаженства», как называют обычно благословения, произнесённые Иисусом в самом начале проповеди (ст. 3–11), свидетельствуют о том, что со Своим пришествием Иисус связывает явление в мире полноты Царства. Не случайно Он говорит о блаженстве «нищих духом» (ст. 3). Речь здесь, очевидно, идёт о тех, кого в пророческих книгах Ветхого Завета и в Псалтири называют просто «нищими», хотя и там речь идёт, несомненно, не о материальной нищете.

О нищете в евангельском смысле впервые в истории народа Божия заговорил пророк Исайя Иерусалимский, связавший торжество бедняков с наступлением мессианской эпохи (Ис 29:19). Возможно, впоследствии «бедняками» стали называть членов общины учеников Исайи, давшей затем начало целому движению, которое и позже оставалось связанным с пророческой средой. Исайя и себя самого считал «бедняком», хотя он принадлежал к одной из лучших иерусалимских аристократических фамилий.

Под «бедностью» он, как и его последователи, понимал такое духовное состояние, когда человек не полагается ни на кого и ни на что в мире, кроме Бога. При таком полном предании себя в волю Божию человек, даже будучи богатым и влиятельным, перед Богом оставался ничего не имеющим бедняком. И в мире, по слову Евангелия, «лежащем во зле», такой человек чаще всего не мог рассчитывать не только на царство, но и просто на спокойную жизнь.

И вот теперь, по свидетельству Иисуса, настал наконец день, о котором говорил Исайя, — день торжества «бедняков», которым даётся Царство. Речь идёт, конечно, не о земном царстве, а о том мессианском Царстве, наступление которого Исайя предвидел, а Иисус засвидетельствовал. Иногда в Псалтири таких людей называли «кроткими» или «смиренными», и если прежде они и думать не могли о том, чтобы овладеть землёй, то теперь, в преображающемся мире, такая возможность у них появляется (ст. 5).

И всё же Царство ещё не торжествует до конца и в полноте: не случайно Иисус говорит о блаженстве «изгнанных за правду» (ст. 10; точнее было бы перевести эту фразу как «блаженны гонимые за праведность») и о блаженстве гонимых за Него и за верность Царству (ст. 11). Царство «приблизилось» (Мф 4:17), оно уже входит в мир, преображая его, но оно ещё не раскрылось во всей полноте, и силы зла сопротивляются этому раскрытию, обрушиваясь на тех, кто живёт Царством и свидетельствует о нём. Такова наша эпоха, эпоха наступающего Царства.

Безрадостная картина предстает перед нашими глазами. Израиль, народ Божий, забыл Его закон и отвернулся от богопознания. Их сердцем завладели блуд и вино. Блуд в Библии часто означает отпадение в язычество, измену завету, заключенному с Богом. С языческими богами общаться гораздо легче — они не требуют от человека ни нравственной чистоты, ни верности сердца — только жертвоприношений. Господь ждал от них совсем не такой жизни. Он призывает их (и нас!) к доверию и упованию только на Него.

Брак пророка Осии с блудницей — символ отношений Бога и неверного Израиля, а имена их детей — знаменуют собой последствия отпадения от Бога, единственного источника жизни и любви. Когда люди отворачиваются от Бога, они тем самым перестают быть Его народом, сами закрываются от Его милости и прощения. Единственный выход — это снова взыскать Бога и Его праведности и любви. И тогда те, кто ищет живых отношений с Богом, вновь становятся его сынами и дочерьми.

Павел обращается к коринфским братьям с просьбой от своего имени и от имени своих спутников: вместите нас. Тем самым он продолжает разговор о тесных и просторных сердцах, призывая тех, к кому пишет, расширить сердца.

Апостол говорит: если я и радуюсь, то не тому, что кого-то из вас огорчил, а тому, что наши отношения остаются незыблемыми: ведь они укоренены глубже тех эмоциональных реакций, которые вполне естественны, но не затрагивают подлинной духовной глубины — той самой, которую Павел, следуя традиционному словоупотреблению, называет сердцем. И он обращается в первую очередь к этой духовной глубине, к подлинному «я» человека, к человеку как таковому, а не к его внешним оболочкам или преходящим состояниям. И дело тут не только в желании быть понятым и принятым.

Дело в том, что подлинные отношения между людьми сами по себе являются критерием подлинности, подлинности духовной жизни и жизни вообще. Получая опыт настоящих духовных отношений, человек учится духовной жизни как таковой, научается отличать настоящее от наносного. Учится, говоря языком Павла, расширять своё сердце. Вот это и важно апостолу: он ведь хочет, чтобы его появление и его деятельность в Коринфе способствовали не доказательству его правоты — самоутверждение Павлу не нужно, — а духовному становлению его коринфских братьев.

Если бы они могли теперь сделать первый шаг, принять апостола таким, каким он к ним пришёл, чтобы форма, в какой Павел обращается к ним, не помешала бы им воспринять смысл того, что хочет им сказать апостол, они бы расширили свои сердца. Получили бы новый опыт подлинной духовной жизни. Стали бы ближе к Царству. А значит, сделали бы ещё один шаг на своём христианском пути. Шаг к спасению.