Мысли вслух на25 Июня 2025

Отправляясь в Иерусалим, Павел понимает, что его земной путь близится к завершению. Так оно и случится: из Иерусалима он поедет в Рим уже не свободным человеком, а арестантом, отправленным на суд императора, которого Павел потребует, как римский гражданин. И теперь апостол подводит итоги своего служения. Итоги, которые включают две стороны. Одна из них связана с верностью тому, чему он всё время наставлял и учил всех, кого Бог посылал ему на пути. Павел говорит о себе, что он никогда не изменял истине, ему открывшейся, и всегда свидетельствовал о ней во всей доступной ему полноте. Вторая сторона связана с его собственной жизнью.

Апостол говорит, что присутствующим не в чем его упрекнуть: он никогда и ни в чём не нарушил Торы, о ком бы из встреченных им людей ни шла речь. В этом смысле, по собственным словам Павла, он чист, и, судя по тому, что возражений не последовало, так оно и было на самом деле. Конечно, связь проповеди человека с его жизнью осознавалась всегда: учитель по определению должен был соответствовать тому, чему он учит.

«Говорят и не делают» в этом смысле характеристика совершенно уничтожающая: так можно охарактеризовать лишь лжеучителя. Но когда дело касается христианина, связь эта становится необходимым условием пребывания человека в Царстве. Одного знания тут мало, мало даже понимания того, что узнал и осмыслил. Для жизни в Царстве необходимо осознание себя и своего понимания — то осознание, которое позволяет не только всё понимать, но и изменить свою жизнь сообразно тому, что понял и что узнал.

До тех пор, пока знание и даже понимание того, что узнал, не меняет качество духовной жизни человека, говорить об осознании ещё рано, а значит, рано говорить и о духовной цельности. Царство же требует именно этой цельности, иначе жить в нём нельзя. И Павел являет такую цельность — он говорит о себе не только как о свидетеле, но и как о жителе Царства, призывая в свидетели тех, кто видел его апостольское служение. И они соглашаются с апостолом: ведь они действительно своими ушами слышали Павла и своими глазами видели его жизнь.

Сегодняшнее чтение кажется абсурдом. Если перевести слова Павла на более доступный язык, то получится примерно следующее: у нас есть закон всемирного тяготения, если падаем — расшибаемся; однако, теперь в мироздание введен новый закон, который полностью отменяет действие предыдущего. Дальше Павел описывает, как так получилось и почему Бог посреди истории человечества вводит новый закон функционирования мира. И успешность этой операции зависит от того, насколько мы готовы принять подобные перемены и использовать новый закон. Крестная жертва принесена, чтобы «оправдание закона свершилось в нас, живущих не по плоти, но по духу».

Божью любовь невозможно заслужить. Его милость — дар, получаемый нами по вере. Но как важно ответить на этот дар всей нашей жизнью. Чтобы принести плод, нужно не только признать существование Бога, но и исполнить Его волю о нас, став местом Его присутствия в мире. Отказавшись от Его призыва, мы рискуем превратиться в бесплодное дерево и тем самым поставить свое существование под вопрос.

Обличение Иеремией отступничества Израиля, которое мы находим в сегодняшнем чтении, очень напоминает то, что говорили народу другие пророки допленной эпохи. И всё же есть в этой проповеди нечто особенное. Речь идёт об отрицании народом своего греха (ст. 23). Такое отрицание в истории народа Божия встречается впервые и выглядит оно довольно странно: ведь факт участия или неучастия в языческих культах очевиден для всех; как же можно отрицать для всех очевидное?

Для понимания ситуации важно учитывать особенности религиозной политики царя Иосии, во время правления которого, по-видимому, и прозвучала приводимая здесь проповедь пророка. Иосия провёл в стране целый ряд религиозных реформ. Он ликвидировал все языческие святилища и централизовал яхвистский культ. Во время правления Иосии яхвистская религиозность снова вошла в моду, и, как бывает обычно в таких случаях, в Иудее немедленно обнаружилось множество верующих яхвистов, ещё недавно бывших язычниками.

Казалось бы, такому религиозному подъёму можно было только радоваться, и многие действительно были ему рады. А Иеремия напоминает этим недавним язычникам об их языческом прошлом, упрекая их в отступничестве. Позиция, на первый взгляд, странная. Но пророк, очевидно, прекрасно понимал то, чего не понимали другие. Он знал, что настоящее обращение к Богу невозможно без раскаяния, без полного пересмотра всей прежней жизни и без осознания своей ответственности за совершённые грехи. Но этого, похоже, как раз и не произошло: недавние язычники, в своё время легко и не задумываясь променявшие яхвизм на язычество, теперь так же легко и не задумываясь, следуя не столько голосу собственного сердца, сколько новой моде и политике властей, вновь возвращались к вере отцов.

Иеремия знал, чего стоила такая вера, ведь у него, как и у всякого пророка, были глубокие и очень личные отношения с Богом. Он понимал, что такое настоящее обращение, и ему, очевидно, претила та поверхностная религиозность, которую так любили, по-видимому, выставлять напоказ новоявленные «яхвисты». И неудивительно: ведь Бог открывал пророку сердца. А в сердце он видел всё то же язычество, лишь слегка прикрытое новой религиозной формой.

Это — начало книги пророка Исаии. Здесь очень ясной становится задача всякого пророчества: в ситуации, когда люди теряют все духовные и нравственные ориентиры, Бог через Своих пророков восстанавливает истинное представление о праведности.

Итак, первое: омыться, очиститься. Для этого нужно согласиться с тем, что мы нечисты, признать свою несостоятельность и греховность. А затем — перестать делать зло, удалить злые дела «от очей Божиих», то есть совсем из жизни, потому что Бог видит всё. А после этого — делать добро, критерием же подлинности этого добра оказывается бескорыстность. Ведь спасти раба, защитить сироту и вдову — это значит сделать что-то хорошее самым слабым, самым бедным, самым бесправным людям в тогдашнем мире, тем, от кого не приходится ожидать никакого вознаграждения за ваше доброе дело. Бескорыстность — это признак милосердия и жертвенности, так дорогих сердцу Бога.

Конечно, сам по себе этот призыв пророка не дает человеку сил на жизнь по этим ориентирам, он лишь пробуждает желание такой жизни, а возможность полноты праведности открывается в Новом Завете со Христом.

Своё послание христианам Галатии Павел начинает с упрёка за то, что они, как видно, легко и быстро отказались от того, о чём свидетельствовал им Павел (ст. 6–7). И в своих упрёках апостол оказывается предельно жёстким, исключая всякую возможность для христианина оставаться христианином в том случае, если он примет то извращённое благовестие, которое принесли галатам некие не названные в послании по имени проповедники (ст. 8–10). На первый взгляд отношение Павла к «иному благовествованию» может показаться чрезмерно жёстким. В самом деле, почему бы не допустить существование в церкви разных точек зрения на основополагающие вещи?

Но Павел, как видно, смотрит на дело иначе, и не потому, что он обеспокоен отсутствием формального единомыслия в галатийской церкви. Для него, как видно, христианство — не поиск истины, а сама истина, не вопрос, а ответ. В поисках истины можно выдвигать различные предположения и разные варианты ответов на основополагающие вопросы, но, когда она найдена, искать больше нечего и предполагать тоже нечего, потому, что истинный ответ всегда однозначен и никогда не бывает предположительным.

Конечно, в нашем, ещё не до конца преображённом мире посредством нашего, ещё не до конца преображённого ума мы не в состоянии увидеть истину во всей её полноте, ведь и Христа, и Царство можно видеть лишь духовным зрением. Но Павел говорит и действует, как житель Царства и свидетель Христа, он свидетельствует о Том, Кто является ответом, а не о собственных духовных и интеллектуальных поисках. И дело не в том, что способность к духовному или интеллектуальному поиску плоха сама по себе. Дело в том, что неуместно задавать вопросы, когда перед тобой живой ответ. Такая позиция может свидетельствовать лишь о неискренности поиска или о заблуждении, о неготовности увидеть истину, которая открывается так, что, восприми ищущий это откровение правильно, ему уже не придётся больше ничего искать. И апостол не хочет, чтобы, уйдя от Христа и Царства, которые открылись им как подлинная реальность, его галатийские братья снова оказались бы в положении ищущих, так, как будто им ничего никогда не открывалось. Такой откат назад был бы настоящей духовной катастрофой, он означал бы утрату Царства с совершенно неясными перспективами последующего возвращения туда. А этого Павел, конечно, допустить не мог: ведь созидание Царства было смыслом жизни и служения апостола.