Мысли вслух на29 Июля 2025

Что такое взросление человека? Когда речь идёт о человеке падшем, природа которого повреждена грехопадением, под взрослением понимают обычно процесс физического становления и развития человека прежде всего. Во вторую очередь ведут речь о становлении и развитии психическом. И лишь после этого, да и то не всегда, заводят речь о становлении и развитии духовном. Причём понимают под ним обычно не духовное развитие в собственном смысле, а нечто такое, чем нередко подменяют его в падшем мире: развитие, например, интеллектуальное или эстетическое.

Между тем, духовная жизнь не имеет прямого отношения ни к интеллекту, ни к эстетическим переживаниям. Духовная жизнь — это отношения, связывающие человека с Богом и с другими людьми. А начинается она в той глубине человеческой личности, где зарождается воля и дышит дыхание жизни, которое Бог даёт каждому из нас при сотворении.

Вот это дыхание и есть основание нашей духовной жизни и единственная возможность подлинного богообщения. Ведь дыхание жизни — от Бога, оно — своего рода внутренняя теофания, Божье присутствие в нас, которое всегда с нами. И если бы не грехопадение, мы осознавали бы это присутствие в себе с каждым годом нашего взросления — взросление физическое и психическое сопровождалось бы взрослением духовным.

В падшем мире всё не так просто: тут человек может взрослеть физически, духовно оставаясь младенцем, и может прожить всю «сознательную» жизнь, не осознавая в себе главного, того дыхания, которое и связывает его с Богом. Но если, даже в падшем мире, человек всё же ищет подлинной осознанности и не игнорирует в себе того Божьего дара, который имеет, данного ему при рождении дыхания жизни, он в конце концов вмещает в себя Бога той мерой, которую Бог ему открывает. То же самое верно и в отношении Иисуса: ведь и Он Человек, как мы.

Именно Человек с большой буквы — не меньше, а больше любого из нас. Потому, что, в отличие от любого из нас, Его человеческая природа с самого начала была совершенно свободна от первородного греха. И потому, что Его мера духовной полноты была абсолютной с момента зачатия — это была мера абсолютной Божьей полноты, сделавшая Его богочеловеком. Но, как всякий человек, Он должен был вырасти духовно и физически, осознав в Себе Свою меру, полноту Свой собственной духовной жизни. В этом отношении Иисус не отличался от всякого другого человека. Но результаты Его духовного и физического взросления оказались уникальны — как и следовало ожидать от Мессии и от Сына Божьего.

Павел отнюдь не отрицает права служителя Церкви на материальную поддержку со стороны той общины, в которой он несёт своё служение. И всё же сам апостол никогда таким правом не пользовался. И не потому, что он считал своё служение недостойным вознаграждения. Он просто был уверен, что его апостольство должно быть абсолютно свободно от каких бы то ни было внешних, социальных привязок. На жизнь себе Павел зарабатывал другими способами, не прибегая к помощи церковных общин, где ему приходилось бывать и нести своё служение. Сам апостол говорит о таком отказе как о своём личном выборе, не считая его универсальной нормой для служителей Церкви.

Относительно же самого себя Павел считает, что отказ от всякого вознаграждения или материальной поддержки со стороны церковных общин даёт ему такую духовную свободу и цельность, которой иначе он бы не имел. Что же он имеет в виду? Никакое подлинное служение никогда не бывает лишь внешней активностью, деятельностью, работой. Оно всегда является производным от внутреннего состояния человека, внешним проявлением его духовной жизни.

Но с точки зрения социума (даже если таковым является церковная община) речь идёт именно о работе, которую можно взвесить, оценить и оплатить. Конечно, тут речь идёт не о служении как таковом, а о его внешних проявлениях — взвешиваются, оцениваются и оплачиваются всегда только они. Именно их, в отличие от самого служения, можно и взвесить, и оценить, и оплатить.

Как очень верно заметил поэт, «не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». Нечто подобное можно сказать и об оплате труда служителя Церкви: невозможно продать на рынке труда само это служение, но некоторые его плоды вполне могут стать на нём товаром. Но в таком случае сам служитель вынужден будет постоянно иметь в виду тот самый рынок.

Конечно, в нормальном случае он не будет определять служения, но то, что для служителя учёт ситуации на нём станет дополнительной привязкой к социуму, несомненно. Вот её-то и хочет избежать Павел. Он не считает для себя возможным зависеть материально от своего служения даже в минимальной степени. Апостол прекрасно понимает, что это его личный выбор, который нельзя рекомендовать всем как единственно возможный, но сам он видит своё служение только так, о чём и говорит прямо и открыто.

Лазарь был другом Христа, и Он его очень любил. Однако Иисус дал ему пройти опыт смерти. Именно осознанно дал, потому что, конечно, мог прийти, пока тот еще был болен. Опыт смерти – это что-то очень важное. В рассказе о семье Лазаря мы больше видим сестер, а Лазарь словно молчит, но мы знаем о нем главное Иисус его любил и дал ему умереть.

Мы очень часто, когда любим кого-то, кто тяжело болен, молимся неистово о его исцелении. Как-то у одной молодой женщины очень тяжело болел ее без памяти любимый отец. И вот она говорила о нем с одним очень мудрым человеком, говорила о том, что просит себе креста, раз Господь не слышит ее уже почти 2 года длящихся молитв, чтобы хотя бы с креста молить о нем и тогда Он бы услышал и исцелил страдальца. И мудрый человек ей ответил: а ты о чем молишься, небось, об исцелении, а ты молись о том, чтобы свершилась воля Божья.

Именно об этом рассказ о воскрешении Лазаря. Даже того, кого любит – может быть, их даже как-то по-особому – Господь проводит сквозь тяжелейший опыт: иногда это опыт настоящей физической смерти, иногда просто особый крест, чтобы на них явилась благодать Божия и слава Божия, ибо на них она является с удивительным блистанием.

Интересную особенность человеческого восприятия отмечает евангелист: пришедших посмотреть на освобождённого от власти тёмных сил человека ужасает то, что он теперь свободен. Казалось бы, всё должно было быть наоборот: то состояние, в котором пребывал одержимый до своего исцеления, должно было бы вызывать у них ужас. Но, как видно, к такому его состоянию они уже привыкли, а вот резкое его изменение их как раз испугало очень сильно.

Почему же так происходит? Почему оказывается, что норма падшего человека нередко пугает, а аномалия воспринимается, как норма, особенно когда дело касается духовной жизни? Можно, конечно, было бы сказать, что такова особенность падшего человека: если мир «лежит во зле», то и человек, живя в таком мире, постепенно привыкает к этому злу и начинает воспринимать его, как норму.

Но ведь в данном случае речь шла о чём-то чрезвычайном даже на фоне всего того зла, которое свойственно падшему миру. Одержание всё-таки остаётся аномалией даже в сознании падшего человека. Тогда что же? Быть может, само явление Царства? Быть может, именно оно так испугало людей, видевших явное чудо, что они попросили Совершившего это чудо удалиться?

На первый взгляд, странная ситуация: ведь Он принёс одному из их сограждан свободу от власти той силы, которая считалась одной из самых страшных угроз для человека. Но ведь они восприняли исцеление одержимого, лишь как торжество одной силы над другой. Судя по рассказу евангелиста, никто из них, кроме самого исцелённого, так и не понял, с Кем и с чем они имеют дело, никто не почувствовал дыхания Царства, принесённого в мир Спасителем.

Почувствовавший готов был остаться с Иисусом навсегда. А остальные попросили Его уйти. Ведь сила — вещь опасная, кто знает, чем она обернётся для них завтра? Так реагируют падшие люди на силу Царства, если не ощущают его любви. Любви, которой со стороны не увидишь: ведь для того, чтобы её ощутить, надо подойти ближе и почувствовать дыхание Бога, это Царство пронизывающее. Только тогда страх сменяется доверием и любовью.

Молитва Езекии во время болезни сравнима с самыми выразительными псалмами и свидетельствует об искренности его надежды на Господа. Тем важнее отметить, что Езекия просит продления земной жизни, на Воскресение он не рассчитывает. А затем Исаия произносит пророчество о грядущем вавилонском завоевании. Вряд ли одна лишь доверчивость Езекии перед послами тому причиной, предстоит расплата за множество накопившихся грехов.

Изменение пророчества в ответ на сокрушённую молитву царя показывает, что Господь принимает то, с чем мы к Нему обращаемся, и многое из того, что Он первоначально объявил, может быть и отменено. Впрочем, это никому не даёт права надеяться на то, что Его волей можно манипулировать, Он Сам решает, в какую сторону изменять первоначальное решение.

Здесь тайна соотношения Его воли и нашей, тайна взаимодействия между тем, как Он управляет мирозданием и тем, что мы вносим в мир своими делами.

Павел особо выделяет смирение («кротость»), без которого путь христианина, а значит, и спасение невозможны. При этом апостол достаточно подробно описывает, что именно означает смирение как духовное состояние. Прежде всего он вслед за Христом призывает адресатов своего послания ни о чём не заботиться, отдавая всё Богу, к Которому и призывает их Павел обращаться со всеми своими желаниями.

Казалось бы, просто, но на деле такая простота оказывается достижимой совсем не легко. В самом деле: чтобы так жить, надо осознать, что сама наша жизнь нам не принадлежит. Фактически оно так и есть, и Библия говорит об этом совершенно ясно: человека делает человеком то «дыхание жизни», которое Бог «вдувает» ему «в ноздри» при сотворении, а дыхание это принадлежит Богу, но никак не человеку.

Однако осознание того, что его жизнь принадлежит Богу, падшему человеку даётся с большим трудом. Тут нужно прямое Божье вмешательство, нужен тот самый мир, о котором Сам Иисус говорит, что он не от мира. Не от мира в том смысле, что в природе, в мире, в том пространстве, которое древние греки называли космосом, его не найти, он — принадлежность Царства, которое тоже не от мира сего. Человек переживает его именно как мир, как внутреннюю тишину, которая останавливает, угашает в человеке все духовные движения, связанные с падшей человеческой природой.

Духовное «я» человека, которое апостол здесь, как и в других своих посланиях, называет греческим словом, буквально означающим «ум», в падшем состоянии неизбежно подпадает под власть той природы, которую по замыслу Божию должно было контролировать и направлять. Между тем, быть христианином означает включиться в отношения, связывающие Сына с Отцом, так, чтобы вся духовная жизнь человека протекала в пространстве этих отношений. Без прямого воздействия дыхания Царства, освобождающего человека от власти его собственной природы и погружающего его во внутреннюю тишину, войти туда невозможно. А из внутренней тишины уже можно войти внутрь отношений Отца и Сына, «сохранить сердца и мысли во Христе Иисусе», как называет это Павел.

Но чтобы там удержаться, чтобы не выпасть из духовного пространства отношений Отца и Сына, нельзя допускать в свою духовную жизнь никаких интенций и даже мыслей, кроме тех, которые «добродетель и похвала». Иначе никакого духовного пути не получится: человек сможет лишь иногда и совсем ненадолго соприкасаться с Царством и его жизнью, но войти туда не сможет. Вот об этом и напоминает апостол в конце своего послания.