Мысли вслух на13 Октября 2025

Павел, ведя речь о воскресении, говорит совсем не о бессмертии души или каком-нибудь другом частичном бессмертии. Собственно, в идее бессмертия души на тот момент ничего нового не было: об этом говорили египтяне, греки, по-своему, несколько иначе, индийцы, да и у других народов, хотя и не было разработанного учения о бессмертии души, всё же присутствовало некое смутное представление о том, что человек умирает не весь и не полностью, и что мир теней — возможно, не единственно возможный удел тех, кто покинул мир живых.

Но во всяком таком представлении всегда присутствовала идея некоторого остаточного существования человека. Смерть представлялась неизбежной катастрофой человека в его наличном состоянии, утратой части человеческой личности, при которой, однако, сохраняется её ядро, так, что человек не теряет ни памяти, ни самосознания.

Именно это отличало все существовавшие в древности представления о бессмертии души от более ранних представлений о мире теней: там, в мире теней, человек как раз именно утрачивал память о земной жизни, а самосознание в нём едва теплилось. Представления о бессмертном личностном начале были связаны с надеждой на продолжение жизни после смерти тела, на пусть урезанное, но всё же бессмертие, притом бессмертие личностное, при котором человек, пусть и лишённый тела, всё же в главном остаётся собой.

Павел же имеет в виду нечто большее. Он говорит не о том, чтобы сохранить что-то от человеческой личности с тем, чтобы этот остаток жил вечно, а именно о полноценной жизни, жизни в теле, такой, к которой человек призван с самого начала — ведь Бог сотворил человека в единстве духа и природы, души и тела.

Более того: речь идёт не просто о сохранении человека, но и о его преображении, о качественном изменении человеческой природы под воздействием дыхания Царства по мере того, как человек всё больше включается в его жизнь. Тут уже речь идёт не о посмертии, а о полноте жизни, такой, по сравнению с которой наше нынешнее существование впору называть преджизнью. А начало движения по направлению к этой полноте связано с вхождением человека в Церковь и с первым опытом Царства, который христианин получает в момент этого вхождения.

Но начало — ещё не конец, путь христианина не ограничен одним лишь земным этапом. Собственно, применительно к Царству едва ли можно говорить о посмертии в дохристианском смысле слова: ведь оно включает в себя жизнь и путь христианина целиком, на всех его этапах, как на нынешнем, так и на всех последующих. Вот эту единую жизнь и имеет в виду апостол, говоря о теле природном («душевном») и о теле духовном. Полнота жизни, природной и духовной, а не бессмертие души — вот что ждёт нас в конце пути. Пути, о котором не устаёт напоминать апостол адресатам своего послания.

Христос поднял ветхозаветную нравственность на недостижимую высоту. Одно дело призывать Бога о своих врагах: "Да приидет же смерть на ня и да снидут во ад живи", - а другое дело - их любить. Наверное, так и должно быть, нравственные законы должны быть невыполнимыми, мы должны стремиться к ним. Тем больше это напряжение стремления. Помните знаменитое высказывание Канта о том, что есть две вещи, которые восхищают его: "звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас". А звезды, они и манят человека в небо с немыслимой силой, но и являются ориентирами на земле. Таков же Новый закон Христа. С одной стороны, мы понимаем, как много нам еще расти, чтобы вырасти в полную его меру, а с другой стороны, он являет собой ориентир в мире отношений с людьми и с Богом.

Здесь, правда, есть еще одна опасность, эту недостижимость, недостижимость, скажем, заповеди о любви к врагам возводить в культ. В связи с этим можно вспомнить о таком неоднозначном и до сих пор вызывающем споры явлении как толстовство. Знаете, есть удивительное свойство у слова Божия. Оно настолько сложно и многомерно, что обретает истинность лишь во всей своей целостности.

Сегодня мы читаем начало послания апостола Павла к Римлянам — то есть ко всем нам, потому что римская община состояла из язычников, принявших христианство, из обращенных иудеев, из новообращенных и тех, кто уже долгие годы следовал за Христом. И начало послания дает нам сразу краткое изложение того, что является основой нашей веры. Главное для нас в том, что Иисус родился от Духа, умер как человек и воскрес. Это было обещано Богом через пророков и было сохранено Писанием.

Все мы призваны нести весть об этом и для этого дается благодать и апостольство. Это нужно, чтобы каждый смог услышать формулу «родился от Духа — умер — воскрес». Понятно, что когда на тебя возлагают обязанность нести истину, проще простого сделать ее приватной, доступной и понятной только тебе. Тогда, чтобы не сбиться на этом пути, Павел просто пишет нам: «...покорять к вере все народы, между которыми находитесь и вы, призванные Иисусом Христом». Так определяется место христиан в мире — между всеми народами, не сбоку, не в центре, а везде, как цемент между камнями, они должны формировать стены, они должны возводить дом Божий. Находясь «между».

На фоне духовного подъема первохристианской общины эпизод с Ананией и Сапфирой кажется чем-то диким и страшным. Между тем, он отражает тот факт, что близость к Богу — не только великое счастье, но великий риск. Если человек находится только в самом начале религиозных поисков, то его ошибки и блуждания еще не приводят к катастрофе, в то время, как для человека, познавшего Бога, такие вещи уже не допустимы. Сравните: одно дело, когда нас обманывает незнакомый продавец на рынке, а другое — когда предает любимый человек. Если человек уже посвятил, отдал всю свою жизнь Богу, и вдруг оказалось, что все это было фикцией, что от всего этого можно отказаться, то эта посвященная Богу жизнь теряет всякий смысл — и человек умирает...

По меркам обычного течения времени смерть на кресте наступила быстро, но можно ли обычными часами измерить ход времени крестных страданий, когда каждая секунда тянется нескончаемо?..

Когда почти все ученики разбежались и скрылись, рядом с казнимым Учителем оказались те, кто формально не числился среди ближайших учеников. Но как часто стойкость и мужество проявляют совсем не те, кто при обычных обстоятельствах находился на виду. Есть что-то важное, пожалуй, даже пророческое в том, что в день Голгофы не дрогнули женщины. От истоков церковной истории до наших дней мы постоянно видим замечательных подвижниц, не раз отстаивавших веру, хранивших её в самые трудные годы.

Среди стоявших там мы видим мать сыновей Зеведеевых. Совсем недавно она простодушно хлопотала за сыновей, но вот настал час, и теперь она смогла увидеть, через что предстояло пройти Учителю, и от чего Он просил не отворачиваться учеников. Теперь ей, как и другим христианкам, нести свой крест, незаметный окружающим, но такой трудный крест домашнего служения и боли за детей.

В чужой пещере начался земной путь Христа, в чужой могильной пещере он и закончился. Тот, Кто всего себя отдал людям, ничего себе не присвоил. Тем же из людей, кого Он назвал Своими, предстояли горькие дни и ночи. Похоже, мало кто из учеников помнил в те часы предупреждения Учителя о Своём Воскресении.

Говоря о верности Богу («вере»), автор послания называет её «основанием того, на что надеемся, и уверенностью в вещах невидимых» (ст. 1; в Синодальном переводе «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»). Такое определение верности предполагает не только доверие к Богу, но и определённую активность человека в контексте отношений, связывающих его с Богом. Автор послания приводит примеры подобного рода отношений, которые он находит в ветхозаветных книгах (ст. 2–5, 7–12). Все их объединяет то отношение к Богу, которое он называет «верностью» (соответствующее греческое слово означает, прежде всего, «верность», хотя может быть переведено и как «вера») и без которого приходящий к Богу не может стать достойным Его (ст. 6; в Синодальном переводе «угодить Богу»).

Продолжая свою мысль, автор послания справедливо замечает, что, приходя к Богу, важно не только верить в то, что Он есть, но и в то, что Он награждает ищущих воли Божией, а здесь уже необходима не только вера в бытие Божие, но и доверие к Нему, немыслимое без личных с Ним отношений. Только такие отношения могут дать верным и прочную основу для надежды, о которой напоминает своим единоверцам автор послания, и уверенность в том, что ещё не наступило, но непременно наступит потому, что Бог это обещал.

Конечно, никакие дела и поступки сами по себе не могут сделать человека достойным Бога в том смысле, в каком человек может стать достойным человеческой награды. Говоря о наградах ищущим Бога и о тех, кто их заслуживает, автор послания имеет в виду прежде всего именно факт доверия к Богу, которое и придаёт смысл всему, что делается во исполнение воли Божией. Все приводимые им примеры являются тому яркими свидетельствами: ведь ни Авель, ни Ной, ни Авраам со всем, что они сделали, непредставимы без полного и безусловного доверия к Богу, Который им открывался и Которого они знали. Подобно своему учителю, автор послания понимает, что праведник становится праведником лишь благодаря доверительным отношениям с Богом, а его дела суть лишь внешнее выражение этих отношений. Таким был путь древних праведников, таков и путь ищущих Царства теперь, когда в мир пришёл Тот, Кто открыл его каждому ищущему, готовому довериться и пойти за Ним.