Мысли вслух на22 Ноября 2025

Происшествие с Валтасаром у любого вызвало бы дрожь в коленках. Живешь спокойно, делаешь, чему научен и что считаешь правильным, плывешь по течению и не размышляешь много о произошедшем. В общем, не рефлексируешь потому, что ни к чему это тебе. И вдруг наступает момент, когда перед тобой появляется человеческая кисть руки (и больше ничего) и пишет слова, которые ты не понимаешь. А когда находится тот, кто объяснит, легче не становится. Оказывется, что фактически ты видел, как закончилось время, отпущенное тебе. «Исчислил Бог царство твое и положил конец ему» — кончилось все, что ты считал построенным на века. Все будет разрушено и разделено. Но, главное, «ты взвешен на весах и найден очень легким».

Когда происходит контрольное взвешивание, человек знать не может. И если оно совпадет с моментом окончания времени жизни, как произошло с Валтасаром, то шансов подкинуть на весы что-нибудь солидное уже не будет. Можно, конечно, всю жизнь вести себя как продавец, который обвешивает и за руку его никто никогда не хватает. Но Бога не обманешь — у Него свои гири.

Для Павла христианство — прежде всего свидетельство, если уж говорить о словах, и когда слова используются просто так, в споре ради самого спора или в споре ради самоутверждения, то для апостола такие споры равнозначны лжесвидетельству.

По-видимому, адресаты его послания в Коринфе не воспринимали ситуацию так однозначно. Им казалось, что христианство — это не только Христос и Царство, но и ещё что-то, будь то какая-то новая теология, или новая мораль, или ещё что-то такое новое, о чём можно спорить и дискутировать. Причём дискуссии велись на полном серьёзе и порой весьма горячо — предполагалось ведь, что тут решаются фундаментальные вопросы духовной жизни, без ответа на которые христианство немыслимо. На деле же оказывалось, что спорили о вещах второстепенных, а во время спора постепенно забывали о его предмете, всё больше стараясь утвердить себя и свою точку зрения.

Апостол же пытается вернуть спорщиков к реальности. В самом деле: разве кто-то из них, принимая Христа и переживая опыт присутствия дыхания Царства в своей жизни, нуждался в чём-то ещё? Разве тогда им нужны были ещё какие-то доктрины, какое-то богословие, вообще что-то помимо Христа и Царства? А если нет, то почему теперь всё это стало для них настолько «актуально», что ради споров о второстепенных по сути вещах они забывают главное? Или они услышали какое-то другое, новое благовествование, помимо того, которое слышали от Павла и от других апостолов?

Дело ведь не в том, говорит Павел, что он не умеет спорить, что он не мог бы поучаствовать в спорах и диспутах, ставших столь популярными в Коринфской церкви. Но сделать так означает признать важность и ценность того, что совсем не важно и не имеет большой ценности. Это означает признать апостолами тех, кто претендует на апостольство, по сути, не являясь апостолом, но пытаясь изображать из себя Божьих служителей, будучи лишь любителями поспорить на темы, не имеющие прямого отношения к духовной жизни. Начать спорить с такими спорщиками на их уровне означает засвидетельствовать им самим и всем окружающим, что их споры заслуживают внимания и важны для духовной жизни, а за ними самим признать служение, равное апостольскому — служение, о котором они и понятия не имеют. Разумеется, на это Павел пойти не мог и в споры с любителями поспорить вступать не собирался.

К Иисусу приходят люди, которые отрицали воскресение, считая, что этим земным бытием исчерпывается вся жизнь человека. Их привязанность к земному существованию показывает сам вопрос, который они Ему задают. Это вопрос, содержащий в себе поистине земные подробности и детали. Христос не дает прямого ответа, но предлагает совершенно новый ракурс, с которого можно эту проблему рассмотреть. Он призывает своих слушателей встать на позицию вневременную, позицию вечности. Именно из этой точки можно увидеть самое главное, которое оказывается не выяснением родственных отношений в вечной жизни, а тем, что «Бог не есть Бог мертвых, но живых».

Иногда мы задаем Господу вопросы и не получаем на них прямого ответа, наши трудности не разрешаются по молитвам, а жизненные обстоятельства не меняются из года в год. Но несмотря на это, мы можем ощущать мир и присутствие Бога во всей этой неразрешимости и сложности, если хоть немного научаемся видеть свою жизнь в Божественном измерении.

Сторонники применения насилия любят ссылаться на изгнание торгующих из храма, чтобы обосновать свои притязания на «необходимость наведения порядка силовыми методами». Но заметим, что Христос не шёл в храм с орудиями наказаний, бич Он соорудил на месте из верёвок, подручного материала, имевшегося на месте, ведь бич используется для того, чтобы подгонять скот. Нет ни одного упоминания, что Он ударил хотя бы одного из тех людей, чьи столы опрокинул.

Наведение Им порядка на храмовом дворе не было ни погромом, ни насилием, приведшим к беспорядкам и физическим травмам. Не забудем, кстати, отметить, что обвинения в насилии во храме Иисусу никогда не предъявлялись, их Ему не инкриминировали даже на суде синедриона. Право на наведение порядка Он имел свыше, чего не может о себе сказать ни один апологет «сильной руки».

Вряд ли случайно также, что сразу после рассказа об этом событии евангелист говорит о том, что Иисус Сам знал, что в человеке, и Он видел, с какой целью человек находится в храме. А ведь место молитвы можно превратить в место извлечения практической выгоды и без торговли в прямом смысле...

Он не нуждался в свидетельстве людей. В Его свидетельстве о чистоте наших намерений нуждаемся мы.

Описание того, как положено было перемещать Скинию во время пути по пустыне, заставляет задуматься. Многие библеисты — и не без оснований — считали, что речь тут идёт о ритуале, который во время пути с Синая в Трансиорданию, к границам земли обетованной, в реальной пустыне соблюсти было практически невозможно. В самом деле: то, что описано в Книге Чисел, больше напоминает торжественную процессию, которая уместна во время праздника, именно как ритуал, а не как рабочая ситуация во время похода.

Однако всё это не меняет общего замысла Книги Чисел и её описаний, а замысел связан с той общей картиной народа, которому уже довольно скоро предстояло начать завоевание земли, обещанной ещё Аврааму. Тут не столько картина, сколько икона, притом икона восточная, православная, вся пронизанная своеобразным символизмом, где бессмысленно искать живописной достоверности полотен исторического жанра. Конечно, история тут присутствует, но лишь как отправная точка, да к тому же ещё как точка, принадлежащая больше реальности духовной, чем исторической в том смысле, в каком говорят об истории современные историки.

Тут и пропорции, и перспектива соответствующие — никого же не удивляет сегодня, к примеру, обратная перспектива православной иконы. Ясно, что читать такой текст тоже надо с учётом его специфики — и вряд ли в таком случае имеет смысл пытаться реконструировать движение народа по пустыне с учётом описанного в Книге Чисел ритуала, больше напоминающего религиозную процессию, чем переход кочевников от одной стоянки до другой.

Тут речь о другом, о Боге, Который пребывает среди Своего народа, «среди» самым буквальным образом, посередине, в центре того военного лагеря, который описан в книге. Лагерь же становится не просто военным лагерем ополченцев — это теперь лагерь Божьего воинства, земного, конечно, но уже немного и не совсем земного: ведь они всё время находятся перед Богом, и с Ним во главе идут в бой, и с Ним побеждают. Так и совершается завоевание земли — людьми, ведомыми Богом.

Ситуация в смирнской церкви несколько отличалась от той, что была характерна для церкви Эфеса. Здесь, как видно, главной проблемой был конфликт с ревнителями Торы, или, точнее, иудейских религиозных традиций, с которыми не раз приходилось иметь дело уже Павлу. Как видно, суть этого конфликта была одинакова независимо от того, где и когда он возникал. Начинался он, по-видимому, с призыва к строгому соблюдению Торы со стороны тех, кто считал себя её главными защитниками, а заканчивался неизменно конфликтом между сторонниками соблюдения иудейских религиозных предписаний и теми, кому иудаизм был безразличен (а число таких людей после 70 г. в Церкви стало быстро расти).

Как известно, уже Павел не ставил следование Торе в зависимость от соблюдения норм и правил иудаизма, и теперь Сам Иисус подтверждает его правоту через откровение, данное Своему апостолу. Не случайно Он говорит о противниках смирнских христиан, что они лишь выдают себя за иудеев или сами считают себя таковыми, на самом деле будучи противниками Бога и Его народа (ст. 9). По-видимому, в этот внутрицерковный конфликт вмешалась светская власть, начались гонения, о которых Иисус говорит, что они не продлятся долго (ст. 10).

Оценка, данная Иисусом, разумеется, не случайна: Он, в сущности, лишь подтверждает то, что уже не раз говорил устами других Своих служителей: смысл Торы и старого Завета в целом не сводится к иудейской религиозности при всей значимости последней для духовного и исторического сохранения народа Божия, он шире иудаизма, и сужать его рамки означает противиться осуществлению замысла Божия о спасении человечества. И свидетельство исповедников и мучеников, отстаивающих вселенскость Торы в противостоянии с ревнителями иудейских религиозных традиций, оказывается свидетельством свободы Царства, полноты жизни которого они не потеряют (ст. 11).