Мысли вслух на25 Декабря 2025

Перспективу христианской жизни Павел обозначает как полное преодоление смерти. Логика проста: мы, христиане — часть того же самого духовного процесса, в который включён Иисус Христос. В нас действует то же Божье дыхание, полноту которого несёт в Себе Иисус. И если в Нём эта полнота явилась в конце концов как торжество жизни и полное поражение смерти, то и с нами должно произойти то же самое. В самом деле: говоря о христианстве, мы ведём речь не о череде различных, пусть и связанных между собой, событий.

Речь идёт именно о едином духовном процессе. О процессе вхождения в мир Царства. И о пути его Царя, от Своего Царства неотделимого. Потому, что полноту этого Царства Он несёт в Себе. И именно через Него она входит в мир. Вот в этом процессе и участвуем мы, христиане. Каждый в меру своего понимания и осознания происходящего.

А в основании этого процесса — Божье дыхание. Святой Дух. Ведь именно Божье дыхание, пронизывающее мир с самого его сотворения, делает этот мир Царством. Уже в первый день творения, когда Бог разделил свет и тьму. И потом, когда в мир вошло зло — тогда Божье дыхание противостояло этому злу, и человек, его почувствовавший, получал некий опыт жизни Царства, ещё малый и слабый, но уже подлинный. А с приходом в мир Христа, когда Царство, по собственным Его словам, «приблизилось», это дыхание открылось как основание Царства, как то, что связывает между собой всех его обитателей.

Связывает между собой и с его Царём. Так, что каждый причастный Царству разделяет теперь и путь Царя, и полноту жизни, которую Он несёт. Но, конечно, при одном условии: дыхание Божье, которым пронизано Царство, должно стать неотъемлемой частью жизни христианина. Войти ему в душу и в сердце. Определить его жизнь. Не только извне, но и изнутри. Иначе ничего не получится. Вот тогда действие этого дыхания в каждом из нас, христиан, станет таким же, каким оно стало во Христе. И Его жизнь станет тогда и нашей жизнью тоже. А смерть отступит: ведь в Царстве ей места нет.

Снова мы читаем о том, что Сыну Человеческому надлежит пострадать и быть уничижену, и в третий день воскреснуть. Вряд ли круг церковных чтений «случайно» предлагает нам сейчас именно эти отрывки. Сам Господь говорит о Своих Страстях: «На сей час Я и пришел». Смысл и цель рождения Спасителя в Вифлееме не в том, чтобы сделать нашу жизнь немножко легче и приятнее. Он приходит для того, чтобы разделить с нами и уничтожить нашу смерть.

Именно поэтому празднование Рождества с древности имеет в Восточной Церкви целый ряд особенностей, сближающих его с Пасхой. В известном смысле вся жизнь Христа с самого начала была путем Креста и Воскресения. И, умиляясь и радуясь Христу-Младенцу, нельзя забывать об этом.

Греческое слово «Логос» в разных контекстах означает не только «слово», но и «смысл», «замысел», «знание», «разум» и даже «путь»... Тогда воплощение Слова — это и проявление для людей Божественного Разума, и раскрытие Его Замысла, и откровение Пути, и явление полноты Общения (Причастия), и все это — в единой Богочеловеческой личности Иисуса Христа, жившего в этом мире, ходившего по этой земле рядом с учениками, которые Его «видели, слышали и осязали» (ср.  1:1).

Евангелие — это всегда свидетельство о Христе тех, кто Его знал. Мы имеем право им не поверить, можем принять их слова о благодати, истине и славе за ложь или за искреннее заблуждение, за поэтическую метафору или восторженное преувеличение — и тогда Благая Весть нас не достигнет, и мы не обретем ни смысла, ни общения, ни пути.

Описывая арест Иисуса и предшествующие ему события в Гефсиманском саду, Иоанн оказывается заметно лаконичнее и сдержаннее других евангелистов. Он, в частности, не упоминает ни о молитве, которой молился Спаситель перед Своим арестом, ни о том, как апостолы, не в силах выдержать чрезмерное для них напряжение, заснули, несмотря на просьбы своего Учителя. Он лишь кратко сообщает, что Гефсиманский сад был хорошо известен Иуде, так же, как и другим апостолам, потому что он был обычным местом собраний и бесед Иисуса (ст. 1–2). Судя по свидетельству евангелиста, арестовывать Иисуса пришли не римские солдаты, а храмовая стража, причём арест производился в присутствии представителей фарисейского движения (ст. 3).

Иисус, ожидавший ареста, Сам вышел навстречу пришедшим за Ним представителям власти (ст. 4–5). Воздействие Личности Спасителя на всех, кто оказывался рядом с Ним, было столь велико, что пришедшие за Ним не сразу решились сделать то, за чем пришли (ст. 5–12). А Иисус между тем предпринял всё возможное, чтобы избавить от ареста Своих учеников (ст. 7–9).

Он, как видно, понимал, что апостолы с трудом представляют себе значение и смысл происходящего и, возможно, опасался, что они могут попытаться воспользоваться моментом для того, чтобы, оказав вооружённое сопротивление представителям власти, начать таким образом восстание, которое, по их замыслу, должно будет перерасти в полномасштабную войну под религиозными и мессианскими лозунгами. И опасения Его, как видно, были небезосновательны: Пётр, самый решительный из апостолов, действительно попытался оказать сопротивление (ст. 10), но Иисус остановил его (ст. 11).

Очевидно, такая реакция Иисуса совершенно обескуражила апостолов. Не зная, что делать дальше, они, судя по свидетельству других евангелистов, просто разбежались, и впоследствии упоминания о них появляются снова лишь в рассказах о распятии Спасителя. Иоанн прямо не говорит о бегстве апостолов, но из описания дальнейших событий становится ясно, что за Иисусом последовали лишь двое: Пётр и ещё один из учеников, имени которого евангелист не упоминает (ст. 15–16). Впрочем, они, по-видимому, тоже ни на что уже не надеялись, желая лишь увидеть, чем окончится суд над их Учителем. Что же до мессианских ожиданий и надежд на скорое торжество Царства, то от них, скорее всего, ничего не осталось: ведь только что их Учитель Сам, добровольно отказался от всякого сопротивления! Теперь оставалось лишь ждать, чем окончится судебный процесс. Оставалась личная, человеческая привязанность к Учителю, Который, как казалось апостолам, проиграл, но Личность Которого, как видно, не утратила в глазах учеников Своего обаяния. Казалось, ученикам остаётся лишь память об Учителе. Но память эта в их глазах была священна.

Завоевание земли не было одномоментным актом, это был процесс, занявший довольно долгое время. Некоторые еврейские племена перешли к оседлости ещё до того массированного вторжения в Палестину, которое и называется собственно завоеванием земли. Дело в том, что долина Иордана в те времена предоставляла прекрасные условия для оседлого, пастбищно-отгонного скотоводства. Неудивительно, что евреи, жившие тогда к востоку от Иордана, ещё до расселения по Палестине облюбовали их под свои пастбища.

Два из двенадцати племён обосновались там надолго, оставшись на этих землях даже после завоевания Палестины. Вот тут-то и встал вопрос национального единства еврейского народа. Тем двум племенам, которые осели на восток от Иордана, в сущности, не было никакой необходимости ни в каких дальнейших завоеваниях — они уже получили свою землю. Завоевание Палестины между тем было делом общенациональным, оно касалось всего народа в целом, а не отдельных племён.

Вопрос участия тех, кто поселился к востоку от Иордана, в завоевании Палестины был вопросом того, насколько еврейство в эти времена уже состоялось как нация. Согласие означало бы, что еврейский народ уже сложился именно как единый народ, отказ означал бы, что перед нами ещё не нация, а всё тот же союз двенадцати племён — потомков Иакова, который когда-то переселился из Палестины в Египет. Живущие на восток от реки соглашаются, тем самым подтверждая, что еврейство действительно сложилось как именно нация, а не просто как племенной союз.

Самое же замечательное заключается в том, что соглашаются они не столько во имя общенациональной идеи, сколько во имя Божье и ради братской любви. Для них тут дело не столько общенациональное, сколько общеяхвистское, они в данном случае действуют как члены одной религиозной общины, той яхвистской общины, которой начинают уже себя осознавать. Так складывается народ-община — постепенно, шаг за шагом, через осознание и исполнение тех задач, которые Бог ставит перед народом.

Прежде завершение земной истории открывалось Иоанну таким, каким его увидят живущие на земле, для которых оно оборачивается, в первую очередь, катастрофой, вселенским катаклизмом, разрушающим привычный им порядок вещей. Конечно, некоторым духовный смысл происходящих событий должен будет быть ясен и при взгляде с земли, но таких, судя по Книге откровения, окажется немного. Теперь же ситуация открывается апостолу так, как видят её пребывающие у Престола. При взгляде отсюда о духовном смысле происходящего уже не нужно догадываться, он становится виден непосредственно. И тогда Иоанну открывается величественная картина той последней великой духовной битвы, которую предчувствовали пророки. Церковь в этой битве возглавляет Сам Спаситель, что и неудивительно: ведь от её исхода зависит торжество того Царства, которое Он принёс в мир (ст. 11–16). Он — воплощённое Слово, образ «живой Торы», Его меч — не на бедре, где носят меч земные воины, полагающиеся на земную силу, а в устах, которые являются главным оружием свидетеля Божия.

Такой меч становится символом духовной силы, которая теперь, в конце времён, оказывается более действенной, чем любая сила нашего мира: ведь и сама природа меняется, она становится полностью, до конца послушной всякому духовному воздействию, так, что теперь духовное действие становится таким же эффективным способом влиять на природные процессы, каким прежде было действие физическое. Неудивительно, что от такой перемены меняется и само устройство мироздания. Прежде наш мир был местом противостояния Царства с силами тьмы. Он, разумеется, не был злом сам по себе, как не было и не могло быть злом самим по себе ничто из сотворённого Богом. Но он, по евангельскому выражению, «лежал во зле», злом и грехом, как ядом, были пронизаны все его поры, и Царство, входя в мир, должно было этому злу противостоять, обезвреживая яд. А силы тьмы, напротив, старались сохранить существовавшее положение вещей, которое было им выгодно: ведь мир, пронизанный злом, «работал» на них, само его существование в таком качестве было их победой, а преображение мира стало их поражением.

Теперь, после преображения, злу в мире не осталось места; мир стал частью Царства, а кроме него осталась лишь та «внешняя тьма», которую упоминает Спаситель в Своих притчах ( 8:12,  22:13,  25:30). Иоанну она открывается как «озеро огненное, горящее серой» (ст. 20), куда после последней битвы (ст. 17 – 19) попадают «зверь из земли» и лжепророк (ст. 20). Судьба рядовых её участников, «убитых мечом Сидящего на коне» (ст. 21), как видно, ещё не определена, она решится позже. Что же касается главных действующих лиц, то они сделали свой окончательный выбор, и теперь пожинают его плоды.