Новость дня на 17 Апреля 2016

Сон царя очень напоминает показательную модель построения любого земного государства, на чем бы оно ни строилось. Какой бы золотой ни была голова, что бы ни было в прошлом, чем ни владей и как собой ни гордись, все равно любую империю, любое социальное устройство ждет рождение, расцвет, старость, болезни и смерть. И, демонстрируя нам то же самое на примере разрушения иерусалисмкого храма (Лк 21:5-11, казалось бы построенного и украшенного, чтоб служить Богу, Господь еще раз возвращает нас к тому, что для Него внешнее не важно. Какими словами ни прикрывай пустоту и ложь, как ни объясняй зло и корысть служением Богу, все равно все обратится в прах при столкновении с камнем во главе угла — с воскресшим Иисусом.

Слова Даниила о Боге, в Котором начинается (или с Которым пребывает — возможен и такой перевод) свет, можно понимать по-разному. Можно понимать их аллегорически, и тогда речь пойдёт о всеведении Бога, о том, что от Него ничто не скрыто, что Ему известно всё, даже то, что «во мраке», то, чего человеку не увидеть никогда. Но можно понимать их и буквально, и тогда надо вспомнить тот яхвистский духовно-мистический опыт, который начинается, как минимум, с Моисея, а может быть, и ещё раньше. Это ведь именно Моисею Божье присутствие открылось как свет, как сияющее облако, опустившееся на куст пустынного растения, напоминающего перекати-поле.

Моисей не сразу понял, что перед ним не физический огонь, что куст не горит (иначе он сгорел бы в одно мгновение — такие кусты горят, как бумага), а сияет. И впоследствии это присутствие сопровождало народ на всём протяжении его исторического пути — и во время Исхода, и после, когда сияющее облако видели ночью над Скинией, и в Святом-Святых Иерусалимского Храма. В священнической среде это сияющее Присутствие называли славой Божьей или славой Яхве (славой Господней), в раввинистической — шехиной (это еврейское слово буквально означает «присутствие»). Разумеется, свет — не Бог.

Это лишь внешнее, физическое проявление Божьего присутствия. Бог обозначает место на земле, где с Ним можно встретиться, на этом месте пребывает Его сила, Его энергия, и физическая природа, с которой эта энергия соприкасается, — воздух, камень, металл — начинает сиять, светиться таинственным светом. Светом, для которого тьмы не существует. Не потому, что сам он проникает всюду, а потому, что для Божьего присутствия, его порождающего, нет преград.

Если Бог захочет обозначить Своё присутствие в абсолютной пустоте, где светиться физически нечему, светиться будет сама пустота. И тут уже не важно, идёт ли речь о глубинах вселенной или о глубинах человеческой души. Тьма возможна лишь там, где Божье присутствие себя не проявляет. Где Бог скрывает себя. Но тут уже виновата не природа, а грех. Это он скрывает от нас Бога, а не Божье творение. Но вина здесь целиком наша: ведь грех выбираем мы сами. Со всеми вытекающими из такого выбора последствиями.

Книга Даниила — в первую очередь апокалиптическая, а пророческая лишь в известной степени. Не случайно в иудейском каноне она даже не входит в число пророческих, в отличие от канона христианского, что и неудивительно: слишком часто Сам Иисус называет Себя Сыном Человеческим, имея в виду как раз соответствующий образ Книги Даниила. Даниил Книги имеет мало общего с Даниилом — героем еврейского эпоса, мельком упомянутого в некоторых пророческих книгах.

Даниил Книги — мистик и визионер, прообразом которого, вероятно, стал некий совершенно реальный человек, живший во времена Маккавеев. Но визионеры-апокалиптики нередко влагали свои откровения в уста древних, как бы дистанцируясь от того, что им открывалось. Даниил Книги — визионер, получающий свои откровения во сне или (вероятнее) в состоянии тонкого сна, пограничного между сном и бодрствованием, когда сознание человека особенно восприимчиво к духовным воздействиям.

Кроме того, Даниил, подобно Иакову и Иосифу, обладает даром истолкования сновидений. Такого плана люди в эпоху Маккавейских войн, в эпоху религиозного возбуждения и интенсивных мессианских ожиданий, были не редки. Смысл же сновидения, открытого, вероятно, самому автору и приписанного им уже легендарному во времена написания книги Навуходоносору, достаточно прозрачен. Речь идёт о своеобразной яхвистской апокалиптической историософии, в центре которой — Мессианское Царство, а вокруг него вращается вся мировая история.

Конечно, царство в данном случае не просто государство или великая империя, это скорее то, что сегодня мы назвали бы цивилизацией в том смысле, в каком говорят, например, о великих цивилизациях древности. И тогда картина истории становится совершенно прозрачной: великие цивилизации проходят по земле, сменяя одна другую, и это вполне закономерно — таков план Божий. А в конце времён, когда история завершится, им на смену придёт новое, последнее, Мессианское Царство, с одной стороны, завершающее историю, а с другой — принадлежащее уже метаистории, иному порядку вещей, который настанет с приходом Мессии.