Новость дня на 7 Февраля 2017

Как известно, одним из главных вопросов как яхвизма, так и иудаизма был вопрос ритуальной чистоты. Это и неудивительно: ведь именно ритуальная чистота определяла возможность (или невозможность) для человека подойти к алтарю и освятиться. Однако с течением времени истинный смысл норм и правил ритуальной чистоты был если не полностью, то довольно основательно забыт. Во времена Павла для многих они были уже чем-то самоценным, требующим неукоснительного выполнения просто потому, что соблюдение этих норм и правил стало религиозной обязанностью. И нарушение их стало рассматриваться, почти как преступление, не потому, что отношение к священному стало более трепетным, а потому, что сама религиозность (по крайней мере, в некоторых фарисейских кругах) стала заметно ригористичней. А между тем в Царстве традиционные понятия чистоты и нечистоты становятся нерелевантными: ведь Царство освящено всё целиком, освящено тем дыханием Божиим, которое пронизывает его до самых концов. И для жителей Царства разделение на чистое и нечистое уже неактуально: ведь в Царстве ничего нечистого, т.е. не подлежащего освящению, быть не может по определению. А между тем религиозная инерция проникала и в церковные общины, состоявшие как из евреев, так и из недавних язычников. И глубоко религиозным (как правило) евреям было трудно смириться с тем, что нормы и правила ритуальной чистоты, составлявшие ядро их религиозной традиции, вдруг оказывались неактуальными. И они продолжали настаивать на соблюдении правил, в новом контексте потерявших всякий смысл. Продолжали требовать их соблюдения от каждого члена Церкви, настаивая, что без такого соблюдения в Царство не войти. И никак не хотели смириться с тем, что для Церкви их религиозность — их сугубо личное дело. А Павел, разумеется, прекрасно понимает, что так оно и есть, что для Царства вопрос о чистоте и нечистоте решается исключительно на уровне человеческого сердца: если оно чисто, то никакой нечистоты в жизни такого человека быть не может, а если нечисто, то никакой другой нечистоты опасаться нечего: всё самое худшее уже произошло. Так решает апостол вопрос чистоты и нечистоты применительно к Царству, а значит, и применительно к Церкви.

Тит - ученик Павла, обращенный из язычников. Апостол пишет ему из Рима, ожидая приговора. В эти последние дни он хочет укрепить своего верного ученика, поставленного епископом на Крит. И в первую очередь напоминает ему о том, что является одной из самых острых проблем и до сих пор. Тит, как обращенный язычник, и христиане Крита должны оберегать себя от тех, кто, прикрываясь знанием Ветхого завета, пытается ограничить права новообращенных. Конечно, опыт и знание значат очень многое. Но ничто не может заменить живого общения с Богом, молитвы. И постоянного стремления познать истину на том уровне, какой возможен для каждого человека, сообразно данному ему от Бога.

По-видимому, духовная ситуация в критской церкви была далеко не простой, так что в стороне от разгоравшихся в церковных собраниях диспутов не оставался никто, независимо от своего места и положения в общине. И диспуты эти, как и во многих других церквях, судя по словам апостола, вращались вокруг вопроса о Торе и об иудаизме, а точнее, о необходимости соблюдения иудейских религиозных норм и предписаний. Похоже, в критской церкви, как и во всех церквях первохристианской эпохи, было немало иудео-христиан, которые считали следование этим нормам и предписаниям обязательным для всех, настаивая на своём мнении и, вероятно, оказывая давление на несогласных (ст. 15 – 16). Судя по упоминанию Павлом чистоты и нечистоты, в Церкви снова и снова вставал всё тот же вполне практический вопрос о кошерной и некошерной пище, неизменно разделявший церковные общины на тех, кто не представлял себе духовной и, соответственно, церковной жизни без иудаизма с его религиозными предписаниями, с одной стороны, и на тех, кому они были безразличны, — с другой.

Потому и Павлу приходится снова и снова напоминать, что религия не имеет прямого отношения к духовной жизни, что иудейские религиозные нормы и предписания, на соблюдении которых так настаивали ревнители религиозного благочестия, — дело рук и умов человеческих, как и любая религия, а целью христианской жизни может быть лишь Царство, которое принёс в мир Спаситель. Апостол не случайно называет религиозные теории, абсолютизирующие иудейскую религиозность, мифом и чисто человеческим изобретением, которое лишь мешает верным на пути в Царство и которому поэтому необходимо противостоять ради сохранения духовного здоровья, в том числе и тех, кто эти теории распространяет и защищает (ст. 13 – 14; в Синодальном переводе мифы названы «баснями»). Не исключено, что их сторонники и защитники хотели сохранить мир с Синагогой, пойдя на своего рода компромисс, который мог бы обеспечить Церкви поддержку со стороны ортодоксальной иудейской общины, прежде всего, в диаспоре, но, возможно, также и в Иудее. Однако Павел, как видно, выступил решительно против такого компромисса, как выступал он решительно против всего, что могло бы сбить верных с пути, ведущего в Царство.