Мысли вслух на Рим 15:1-13

Много мы знаем разных библейских наименований Бога, а в самом начале 15 главы послания к Римлянам Павел дает нам еще два - Бог терпения и утешения и Бог надежды. Удивительные имена, и какой глубокий смысл в них заложен.. Они говорят нам о таких свойствах Бога, которые мы часто забываем. Гораздо чаще мы помним карающего Бога, всемогущего Бога, который является в молниях, силе и славе. И это тоже прекрасно.

Но помним ли мы о Божественном терпении, о том, что ведь гораздо больше внутри нас того, что должно бы окончательно отделить нас от Бога? Мы часто вспоминаем о Боге в трудные дни нашей жизни, обижаемся на него, выставляем ему длинные счета или еще более длинные списки наших нужд. Но когда все налаживается, мы не видим в этом чуда, находим логичные объяснения тому, что на самом деле - дар Господень. А Он все равно терпит нас, любит и ждет всегда, даже когда мы отворачиваемся от Него. А когда возвращаемся - утешает нас вновь, дает надежду на то, что еще не все потеряно в нашей жизни.

И к этому же Он призывает нас - терпеть друг друга, утешать в скорбях и давать надежду. "принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию". Значит - прощать обиды и оскорбления, принимать, не выставляя условий ("если ты будешь хорошо себя вести.." или "если ты сделаешь то-то и то-то"). Принимать просто потому, что точно так же принимает нас Христос - грешными, злыми, обидчивыми, забывчивыми, всякими. Не потому, что мы заслужили - а просто потому что Он нас любит.

Основной смысл, который мы вкладываем в слово «принимать» кого-либо,- принимать таким, как есть. Конечно, апостол имеет в виду и это тоже: призыв терпеть других людей, принимать их такими, какие они есть и не пытаться их переделать. Уже одно это вовсе не просто, потому что страсть к перевоспитыванию и поучению окружающих свойственна большинству из нас.

Но слово, которое дважды в этой фразе использует апостол, в греческом языке в первую очередь имеет значение «брать к себе, брать с собой, присоединять». Не просто терпеть, но включать в свою жизнь, присоединять к себе, брать с собой в своем путешествии в вечность. Вот к чему призывает нас апостол, обосновывая это тем, что так Христос взял нас к Себе в славу Божию. Не просто Христос терпит нас такими, какие мы есть, но, больше того, именно таких нас Он берет к Себе.

И, поскольку Он обещал, что принимающий другого принимает Самого Христа, это наше включение друг друга в свою жизнь становится встречей с Самим Воскресшим.

Стиль письма апостола Павла, как и всякого человека, очень отличается от его устных проповедей, которые сохранило для нас Священное Писание. Но в этом стихе мы сталкиваемся с тем лаконизмом и силой, которыми пронизаны все его реплики, дошедшие до нас. К кому обращается Павел, говоря «мы, сильные»? В момент написания письма — к римлянам, то есть христианам из язычников, а значит, теперь и ко всем нам. Но часто ли мы можем употребить по отношению к себе и к тому, как мы верим, слово «сильные»? Сильны ли мы на самом деле? Что является источником этой силы? И в чем эта сила должна проявляться? Вся 14 глава послания подробно рассматривает, как же должен себя вести человек, который осознал свою свободу во Христе. Не судить, отвечать за свой выбор и не осуждать себя, оглядываясь на то, как другой определяет внешний распорядок своей христианской жизни. Поддержкой на этом непростом пути — от внешнего к внутреннему, от оболочки к содержанию, от физического к духовному, от ритуала к Духу — становится для нас все Писание (Рим 15:4-5). И тогда, если мы вернемся к стиху, с которого начали, окажется, что сильным должен считать себя всякий, кто прочел и принял написанное, как основание жизни. Тогда по-другому звучат и слова «сила Моя совершается в немощи» (2 Кор 12:9).

Апостол не устаёт напоминать нам, что для христианина речь никогда не идёт о собственных успехах, достижениях или, наоборот, провалах. Конечно, христианская жизнь — это духовный путь, который надо пройти. Но главное на этом пути — не самосовершенствование, а явление миру Царства. Христианин живёт не для себя, а для других. Правда, не в смысле того альтруизма, которого окружающие почему-то нередко ожидают от христиан, а в смысле своей причастности Царству.

Служением христианина является сама его жизнь, если только она действительно христианская. Потому, что в этом случае сквозь его жизнь проступает, чем дальше, тем ярче и отчётливее, жизнь Царства, к которой каждый общающийся с христианином может приобщиться. Но такая жизнь возможна лишь в том случае, если человек с самого начала отказывается от мысли о том, чтобы жить самому по себе. Не для себя (или для других), а самому по себе.

Жизнь христианина перестаёт принадлежать ему самому, она становится Божьей, Христовой, вливаясь в поток жизни Царства, который превосходит всё, что человек мог бы себе представить. Но поток этой жизни должен течь свободно. Его невозможно удержать для себя, остановить, отделить себе из него несколько струй с тем, чтобы они гарантированно принадлежали бы кому-то конкретному. Тут или свободное движение, или ничего. Но тогда придётся отказаться от абсолютизации любых форм, способов и образов христианской жизни, включая свои собственные.

Осознать как факт, что жизнь всех христиан, если они действительно христиане, одна, а формы — организационные, богослужебные, вообще религиозные — вторичны. И ни одна из них не лучше любой другой — каждая хороша тогда, когда уместна, когда адекватна существованию в Царстве тех или иных людей или сообществ. А если так, то отказ от абсолютизации собственной формы является не просто уступкой ближнему, но и необходимым условием пребывания в Царстве.

В самом деле: ведь и те формы, в том числе религиозные, которые мы считаем своими, родными, органичными, на самом деле относительны, и в какой-то момент нам, вполне вероятно, придётся от них отказаться. И тогда правоверный еврей вполне может обнаружить, что то, чем он так гордился и за что так крепко держался — его собственная религиозность — вовсе не даёт ему никаких преимуществ в главном перед язычником, у которого ничего такого не было. Потому-то и советует апостол не абсолютизировать никакие формы: ведь абсолютизация предполагает самоотождествление, которое в духовной жизни скорее помешает, чем поможет.

Обычно мы считаем, что единомыслие — это то, чего можно достичь или добиться. Характерно само выражение — добиться единомыслия, то есть бить до тех пор, пока оное не образуется. Мы морочим друг другу голову, приводим тонны аргументов или просто уговариваем друг друга, чтобы другой человек начал думать так же, как мы. Лучшие из нас пытаются встать на точку зрения другого, чтобы не только его заставить согласиться, но и самим попробовать согласиться с другим человеком. Когда такая ситуация случается на работе, это называют «пойти к начальнику обменяться мнениями, прийти — со своим, уйти — с его».

Апостол же призывает нас к совершенно иному: «Бог же терпения и утешения да дарует (δωρέομαι) вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса». Речь идет о том, что единомыслие — дар Божий, и его, следовательно, невозможно добиться человеческими средствами.

Мы знаем, что дары от Бога получают те, кто о них просят и всегда имеем такую возможность. Но поразительно то, что говорит апостол об условиях обретения этого именно дара. Во-первых, безграничный Бог, когда мы просим у Него дара быть в единомыслии друг с другом, проявляет определенные черты Своей личности: терпение и утешение. И если мы просим у Него некоего дара, то нам следует попытаться быть подобными Ему в том, что сущностно для преподания и, следовательно, получения его. В данном случае, для стяжания дара единомыслия друг с другом, необходимо быть терпеливыми и утешающими друг для друга.

Далее, для чего добиваются единомыслия люди? На примере идеологизированных обществ или семейных пар видно, что мы ищем единомыслия, чтобы властвовать друг над другом или обрести уверенность, когда веры не хватает. Апо-стол же говорит: «дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога». И если наша цель — иная, то единомыслие не будет достигнуто никакими силами.

Наконец, что нужно делать, чтобы обрести этот дар? А вот что: «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас». Как Христос принял нас — это значит в безусловной милости, когда мы были еще грешниками! Если ты хочешь быть в единомыслии с другим человеком, то: а) молись об этом,
б) терпи и сострадай этому человеку,
в) ищи единства, чтобы вместе славить Бога,
г) с любовью и милостью принимай этого человека таким, каков он есть.

Продолжая разговор о жизни в Царстве, Павел обращается к основополагающим понятиям пророческой традиции, связанным с описанием отношений между Богом и народом Божиим: милосердию («милости») и верности («истине»). Такое обращение, разумеется, не случайно, ведь милосердие и верность остаются основополагающими и для живущих в Царстве в их отношениях со Христом. Говоря об обрезанных, т.е. о евреях, апостол напоминает не столько о верности народа Богу, сколько о верности Бога однажды данным обещаниям и однажды заключённому союзу; говоря же об обратившихся ко Христу недавних язычниках, он вспоминает о милосердии: ведь, в отличие от евреев, язычникам Бог ничего не обещал и никаких союзов с ними не заключал, так что, если им всё же открывается путь в Царство, то исключительно как дар, на который они не имеют никакого права и на который никак не могут рассчитывать, даже в том смысле, в каком могут рассчитывать на него евреи, которым всё же некоторые обещания были даны. А поскольку Царство основано на милосердии и верности, то и отношения между живущими в нём также должны быть пронизаны милосердием и верностью. Милосердие же и верность предполагают снисхождение к слабостям тех, кто по определению не может быть сильным, лишь недавно приобщившись к жизни Царства. Ведь, в отличие от обычной религиозной общины, где важна именно общность взглядов и их ортодоксальность, в Царстве важно духовное единство верных.

С точки зрения религии важнее всего взгляды людей, их идеи и мнения; с точки зрения Царства важнее всего отношения, без которых невозможно славить Бога. А ради отношений можно смириться со многими различиями, религиозными и мировоззренческими, тем более, что без такого смирения едва ли можно рассчитывать на духовное единство («единомыслие») Церкви, о котором говорит апостол чуть выше в ст. 4 – 5.