Мысли вслух на15 Ноября 2017

Апостол Павел нечасто говорит о Кресте, а когда говорит, старается быть немногословным. Но в его словах ощущается, что для него именно явление Крестной любви Сына Божьего — самое главное, что питает его веру. Нет ничего важного, ничего стоящего, ничего, чем апостол хотел бы поделиться с людьми, кроме его знания, что Бог умер за нас. Приходя к людям, апостол несет им именно эту весть: «Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова. Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия... ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого», — пишет он в начале 1-го послания к Коринфянам. Однако для апостола Крест — гораздо больше, чем знамение любви; для него это событие и истории, и его собственной жизни.

В конце послания к Галатам, как мы читаем сегодня, апостол говорит о том, чем, с его точки зрения, хвалятся люди. Хвалиться (хвастаться, в более прямом переводе) означает именно выставлять напоказ что-то хорошее, имеющее к тебе отношение. Иудействующие проповедники, с которыми полемизирует апостол Павел, пытаются хвастаться тем, что они обращают людей к правильной подзаконной жизни. Другие люди хвалятся своими талантами или знаниями, духовным или обыкновенным богатством, силой тела или характера. Современная психология называет это потребностью в позитивной самооценке. Каждый добивается этого по-своему, каждый сам находит в своей жизни то, за что его, как кажется, следовало бы любить. В сущности, все мы таким образом ищем оправданий собственному существованию. И вот здесь апостол говорит, что для нашего бытия не требуется никаких иных оправданий или даже объяснений, кроме Креста, на котором Бог отдает нам Свою Жизнь. Это основополагающий факт в нашем отношении и к себе, и к другим.

К фарисеям и к «законникам» (учителям Торы) Иисус относился достаточно требовательно, осуждая многое в их жизни. Он, очевидно, осуждает прежде всего то искажение системы приоритетов духовной жизни, которое внешне проявляет себя в виде религиозного формализма. Конечно, и в самом по себе формализме ничего хорошего для духовной жизни нет: ведь он отвлекает от главного.

Но хуже другое: религиозный формализм представляет собой прекрасное обоснование для самоутверждения: ведь, исполняя все положенные формальности, исполняющий, как ему кажется, имеет полное право гордиться собой и своими достижениями в духовной жизни. А Иисус между тем напоминает слушающим Его людям о главном: о правосудии и о любви Божией. Казалось бы, правосудие и любовь — вещи, в известном смысле, прямо противоположные. Но при ближайшем рассмотрении связь между ними оказывается достаточно очевидной.

В самом деле, если следовать пророческой традиции (а именно пророки чаще и больше всего говорили о суде Божьем и о правосудии), правосудие можно и нужно связывать не только с судопроизводством, но и с принятием решения как таковым. Делая выбор и принимая решение в той или иной ситуации, оценивая свои или чужие поступки, человек, желающий следовать Торе, должен в первую очередь оценить свои и чужие поступки не предмет соответствия нормам и законам Торы, в частности, заповедям Декалога.

Правильная оценка своих и чужих поступков, а также ситуации в целом, правильный выбор и решимость ему следовать и составляют, собственно, основу нормальной повседневной духовной жизни. А религиозные формальности между тем нередко тут не только не помогают, но и прямо мешают, отвлекая внимание от главного и переключая его на второстепенное: вместо того, чтобы думать, соответствует ли тот или иной поступок или принятое решение заповеди Божией, религиозный формалист начинает думать, соответствует ли оно религиозным правилам. И от любви Божьей религиозный формализм отвлекает ничуть не меньше: ведь, исполнив положенные религиозные правила, исполнивший их начинает думать, что он больше уже никому и ничем не обязан.

А любовь между тем никогда не ограничивает себя рамками закона и обязанностей: любящий всегда готов сделать для любимого больше, чем обязан. И дело тут даже не в том, что религиозный формалист кому-то чего-то недодаёт, хотя, конечно, в действительности дело практически всегда обстоит именно так. Дело в том, что, оставаясь тем, что он есть, такой формалист и с Богом свои отношения строит так же, как с ближним. И готов получить от Него столько, сколько положено. А положенного любому из нас для спасения явно недостаточно, так что о спасении формалисту придётся забыть. И о Царстве тоже.

Пожалуй, ничто так не привлекает человека, как власть. На каком бы уровне ни находился человек, особое удовольствие доставляет ему знание, что кто-то зависим от него, кто-то подчинен. Родители, дети, друзья, супруги, работа, все становится источником добывания власти. Книга Премудрости возвращает нас не к тому, что власть это что-то дурное, а к тому, что любая власть — ответственность. Всегда приходится помнить: чем больше мы хотим на себя взять, тем больше с нас будет спрашиваться. Отказ от ответственности бесполезен, каждый на своем уровне все равно будет нести достаточно для самого строгого спроса. Бездумное наваливание на себя все больших властных полномочий, которое так часто встречается в жизни, должно быть для нас постоянным поводом для молитвы. Не только потому, что для подчиненных таким правителям людей и стран подобное отношение становится источником опасности, но и потому, что придет время и с них будет спрошено все, что ими сделано.

Простые слова ангела: «Бог даровал тебе всех плывущих с тобой» снова приводят нас к древнему убеждению, что мир (или, в данном случае, корабль) держится на нескольких праведниках. Павел, которому Богом суждено побывать в Риме, оказывается гарантом спасения нескольких сот человек — его конвоиров, торговцев и матросов. Очевидно, плавание прошло бы гораздо благоприятнее, если бы все пассажиры корабля осознавали особую роль узника, которого они везут в Рим. Это плавание становится как бы моделью всего мира и отдельных сообществ — есть те, на которых этот мир держится (подобные Тому единственному Праведнику, ради Которого он был создан и Которым был спасен), и есть те, кому роль этих праведников неочевидна. Но (и тут скрывается великая тайна Божьего промысла) погибнуть или спастись они могут только вместе — ведь они плывут на одном корабле, живут в одной стране, в одном мире, на одной планете... Так что сегодняшнее чтение ставит перед нами двоякую задачу — держаться за тех, на ком держится мир (начиная с Того, Единственного), и самим по возможности быть лучом света в своем царстве — на работе, в семье, в стране и т.д.

Продолжая говорить о вероломстве, пропитавшем всю жизнь избранного народа, пророк Малахия касается семейных отношений и, вдохновляемый Богом, снова идет наперекор представлениям своего времени. Конечно, восходящее к Моисею законодательство допускало развод, но есть разница между допущенным и общепринятым, между тем, что считается допустимым и что считается нормальным. Как и в современном обществе, в Израиле времен пророка Малахии в разводе не видели ничего плохого, и даже наоборот; разница лишь в том, что женщина в те времена не считалась за человека и гражданскими правами не обладала. Поэтому большинство женщин находились в полной зависимости от мужей. Но узы брака стали в то время считаться чем-то необязательным; многие даже не считали нужным разводиться, и прелюбодействовали, что называется, «при живой жене». Примерно в эту эпоху пришедший из Вавилона Ездра потребовал, чтобы израильтяне оставили иноплеменных жен, и это было встречено лишь с некоторым огорчением. Жалко было жен, неплохих, в сущности, женщин. Оспорить развод сам по себе, равно как и право Ездры вмешиваться в семейную жизнь, никому и в голову не пришло.

Но Малахия со всей убежденностью утверждает подлинное библейское отношение к браку и говорит, что жертвы израильтян неугодны Богу, так как жертвенник обильно полит слезами страдающих женщин. Тех самых женщин, предавать любовь и доверие которых никто и за грех не считает! И пророк говорит, что Бог — свидетель между мужем и женой, и брак, таким образом, является важной составляющей духовной и религиозной, а не только плотской и социальной жизни человека. И предательство брака, нарушение верности — предательство перед Богом. Израильтяне в ответ на это ссылались на пример патриархов, в частности — на Авраама, родившего Измаила от Агари при живой Сарре. Пророк отвергает эту попытку оправдать грех таким примером: Авраам, говорит он, стремился «получить от Бога потомство», а не изменить жене. Кроме того, и это весьма важно, пророк вовсе не одобряет и самого поступка Авраама. Напротив, сразу вслед за этим он призывает «беречь дух свой» и не делать таких вещей. Малахия не высказывается против развода, но допускает «отпустить» жену, так сказать, в самом крайнем случае: если «ты ненавидишь ее». Но с его точки зрения это, тем не менее, грех — обида, нанесенная женщине, и вина за этот грех остается на разводящемся. Таким образом, пророк проповедует единобрачие как нормальное, правильное устроение семейной жизни перед Богом; нарушения его для Малахии являются грехом в любом случае.

В последнем стихе главы пророк вновь возвращается к тому, о чем он говорил в самом начале книги. Его современники вовсе не терзаются проблемой греха и благоденствия, праведности и страдания. Как и во времена Иеремии, тоже сталкивавшегося с этим явлением, они говорят, что Бог благосклонно смотрит на делающих зло, и тем оправдывают одновременно и свои грехи, и свое пренебрежение к Богу. Они демонстративно не верят в правосудие Божье, и удивляются, когда пророк говорит о гневе Творца. Малахия видит и обличает громадную разницу между горьким недоумением праведного Иова и поговорками грешных иудеев. Чтобы предъявлять Богу претензии за то, что Он долготерпит злодеяния нечестивых и допускает страдания праведных, надо самим быть праведными, как Иов. Грешный человек не в состоянии постичь Божьего милосердия и долготерпения, и не вправе оспаривать его. Грешному Израилю, как и любому грешному человеку, следует уповать на милость Божью, а не предъявлять претензии. Ведь если бы не долготерпение Божье, то что было бы именно с тем, кто, будучи грешен, дерзает судить за Бога. Это исключительно важная позиция, потому что она остается актуальной вот уже две с половиной тысячи лет.

День Господень — это день суда Божьего над Своим народом, и беда тем, кто творит беззакония! Страшно состояние общества, когда люди выбирают себе вождем того, кто отличается одеждой, когда верховодят наглецы, когда женщины стремятся выйти замуж на любых условиях. Но к этому ведет логика греха, порождающая такие плоды, за которые срубается все дерево.