Мысли вслух на22 Марта 2018

Неужели Иисус предлагает нам, зажав в кулаке рубль и поставив рядом Его — здорового, высокого, сильного — и вот этого нищего — грязного, больного, полураздетого — сделать выбор и отдать рубль Иисусу? Да нет, конечно, из всего, что Он говорит, вытекает совсем другое: когда есть выбор сделать что-то доброе этому конкретному, рядом стоящему Иисусу или какому-то вообще абстрактному нищему — то выбор должен быть сделан в пользу Иисуса. Когда же мы стоим лицом к лицу с конкретным нищим, который протягивает к нам свою руку, то никакого выбора вообще нет, потому что Сам Иисус сказал: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

Сегодня, когда пророчество об Отроке Господнем давно исполнилось, не лишне вникнуть в то, что именно Бог открывал Своему народу как сущностные аспекты спасения во Христе. «Отрок Мой, которого Я держу за руку», говорит Господь, будет кроток и смирен: «Трости надломленной не переломит»... Христиане, по крайней мере, теоретически, должны знать это пророчество наизусть. Пророк в 1-4 стихах 42 главы почти видит лик Христа. И далее Бог говорит: «Я поставил Тебя в завет для народа, во свет для язычников». Когда пророк записывал эти слова, отношения Израиля с язычниками, особенно палестинскими, были очень непростыми. Тем более грандиозно звучит эта проповедь христианского универсализма, настолько превосходящая свой исторический контекст.

И далее Господь устами пророка призывает нас воспеть Ему новую песнь. Пустыня и города, море и вершины гор «да воздадут славу Господу и хвалу Его возвестят», ибо Господь явил Свою силу. Завет, который заключил с нами Христос, предполагает не только веру в то, что Он совершил наше спасение, но именно вселенскую хвалу, благодарность Богу за него. Именно так ранние отцы Церкви понимали Евхаристию. Они называли ее «начатками» — начатками хвалы и благодарности всей твари.

И Господь говорит: «Я поведу слепых дорогою, которой они не знают». Конечно, в первую очередь это относится к иудеям, которым свет Христа казался таким неприемлемо новым. Но то — дело прошлое, и мы не иудеи. Для нас важно, что это пророчество относится и к нам. Господь говорит о том, что Он всех нас поведет новыми путями, мрак сделает светом и кривые пути — прямыми. «Врата ада не одолеют ее», — вот чему соответствуют для нас эти слова.

Явившись Аврааму в видении, Бог обещает его потомкам ту землю, в которой Авраам поселился и по которой кочевал. Казалось бы, всё понятно: вот он союз-завет. Бог обещает Аврааму землю в обмен на верность. Всё просто и ясно. Но вместе с тем Бог говорит Аврааму и нечто иное. Он говорит ему: Я — вот мой союз с тобой. Фразу эту можно понять и в другом смысле: вот, Я заключаю с тобой союз. Но во всяком случае, при любом прочтении акцент на Божье «Я» очевиден. И он не случаен, тут не просто особенности еврейского текста.

Речь идёт о главном условии заключаемого союза-завета, о том, что составляет его основу. В самом деле, земля ведь не цель, а только средство. Бог выращивает Свой народ из небольшого племени, и Он знает, что в какой-то момент ему понадобится своя земля, территория, на которой он создаст собственное государство, без которого в падшем мире не прожить.

Но главным на этой земле станет то Божье присутствие, благодаря которому станет возможно богообщение, освящение, Скиния, Храм. Это Его присутствие делает народ Божий народом Божьим, а не земля как таковая. Земля — лишь место, где, по замыслу Бога, должен жить созидаемый Им народ, становящийся одновременно и общиной верных. Но чтобы стать такой общиной, надо, чтобы главной ценностью для каждого её члена стал Сам Бог. Его реальное присутствие в сердце и в жизни каждого.

Без этого союза не будет. Договор — может быть. Но не союз-завет. И хотя договор и союз в еврейском тексте обозначаются одним словом, очевидно, что это не одно и то же. Формальное исполнение договора — необходимое, но не достаточное условие тех близких отношений, которые предполагает союз-завет. Для этого нужны постоянные, непосредственные, глубокие и устойчивые отношения с Богом.

С тем реальным, живым Богом, присутствие Которого в сердце делает человека образом Божьим и вхождение Которого в жизнь человека делает этого человека подобным Богу. Только так человек и становится жителем Божьего Царства — тут ведь главное не место, а отношения. И Бог с самого начала говорит об этом Аврааму, чтобы ни у него самого, ни у его потомков не было на этот счёт никаких сомнений и недоумений. Чтобы с приоритетами было всё ясно и понятно. И чтобы никто не смешивал земные царства с тем Царством, которое, по слову Спасителя, «не от мира сего».

В отношениях человека с Богом есть своя логика, и если человек снова и снова отталкивает руку, протянутую ему Богом, это не может оставаться без последствий. На первый взгляд такая ситуация кажется не очень понятной: в конце концов, Бог ведь может просто оставить в покое того, кто не хочет иметь с Ним дела. Но как быть, если в силу сложившихся обстоятельств этот не желающий знать Бога человек оказался на таком месте, где от его решения зависит осуществление замысла Божия? Ведь промысел Божий реализуется в мире свободных людей, а в падшем мире человек, пользуясь своей свободой, далеко не всегда принимает во внимание планы Божии. И тогда Богу приходится действовать жёстко. Неуступчивость фараона, в известном смысле, вынуждает и Бога стать по отношению к нему неуступчивым. И тогда знаком станет уже не признание фараоном власти Божией, а осуществление Богом Своего плана вопреки воле фараона (ст. 1 – 2). А сам фараон встретится лицом к лицу не с Божьей любовью, а с Божьей силой. И сила эта будет такой, что её очевидное превосходство будет ясно всем и каждому (ст. 7). С такой силой приходится считаться. Но считаться — не значит принять. Даже маг или материалист готов иногда признать, что в мире есть силы, превосходящие силы человеческие, будь то мощь науки или сила магии. Но даже если за этой силой такой материалист почувствует присутствие чьей-то воли, намного превосходящей человеческую, он вовсе не обязательно признает её высшей себя, ведь более сильный далеко не всегда имеет право на власть над более слабым. Конечно, природа не такова, по закону природы сильнейший имеет право властвовать над слабейшим, но человек редко принимает такое положение вещей как норму, даже если на словах он признает природу высшей и последней реальностью. И тогда, столкнувшись с силой Божией и не находя за ней Бога, человек пытается договориться с ней или с тем, кто, как ему кажется, за ней стоит, как фараон пытается договориться с Моисеем (ст. 8 – 11, 24 – 27). Казалось бы, здесь-то и можно было бы попробовать установить с фараоном контакт и попробовать смягчить его сердце. Но на самом деле никакого полноценного общения и даже подлинной встречи с Богом такой торг не предполагает: ведь признания власти Божией он не допускает, наоборот, целью его является попытка откупиться и отделаться от Бога Моисея, сделать что-то, чтобы Он оставил наконец в покое и Египет, и самого фараона, и добиться этого как можно меньшими издержками. Потому-то и важны фараону гарантии возвращения тех, кого он отпускает на праздник. Но в отношениях с Богом торг неуместен.

Господь вторично повелевает Ионе идти в Ниневию, и это не только подчёркивает особенную важность сказанного, как и всего, что в Библии говорится дважды. Господь обращается к Ионе как в первый раз, как будто не было попытки уклониться от призвания, Он даёт возможность отошедшему от Его путей начать заново.

Ниневия, враждебный языческий город, впервые названа городом великим у Бога, она Им не отвергнута окончательно из-за её греховности, её жители - тоже Его творение, потомки Адама. Выражение на три дня ходьбы, характеризующее размеры города - метафора, но она не более неточна, чем фраза о редкой птице, способной перелететь Днепр. Древняя Ниневия не достигала таких размеров, подобные эпитеты скорее заставляют вспомнить о современных городах, а их и в самом деле трудно обойти пешком. И тут мы понимаем, что Книга Ионы - обо всех временах, а значит, и мы, живущие в новых Ниневиях, подобно Ионе можем оказаться призванными на проповедь, обращённую к тем, кого мы привыкли считать закоренелыми грешниками. Хватит ли у нас решимости согласиться с таким призывом, если он последует, не захотим ли мы от него отбрыкаться под тем предлогом, что проповедь "всё равно не будет услышана"?..

Давид славит победу Божию, совершившуюся в определенный момент истории, и в этом прославлении важны два характерных аспекта. С одной стороны, речь, скорее всего, идет о чудесной помощи Божьей Давиду в его борьбе с противниками. Но царь не называет это своей победой: это победа Бога, в которой проявилась Его милость — не к Давиду, нет — ко всему народу Божьему. Значит, дело не в том, что Бог помогает Давиду, а в том, что царское служение Давида происходит по воле Творца, в русле Его замысла.

С другой стороны, за конкретными, пусть и важными для него событиями, царь видит иную историческую перспективу. Спасение, которое Бог явил перед очами народов — лишь знамение грядущей полной и окончательной победы Бога над злом и смертью. Именно поэтому Давид возвещает хвалу Господу, призывая к этому и все народы, и весь тварный мир. И именно поэтому молитва Давида становится словами на все времена, и вот уже более трех тысяч лет мы обращаемся к Богу с этими словами.