Мысли вслух на19 Октября 2018

Иисус уже в самом начале Своего земного служения сказал, что Он пришёл в мир не для того, чтобы разрушить Тору, а для того, чтобы явить её миру во всей полноте. Что Он имел в виду? Речь, конечно, шла не о Торе как тексте и не о Торе как о юридическом или моральном кодексе. Речь шла о том, что называлось в те времена внутренней Торой и об идеале живой Торы.

Каждый верующий еврей тогда мечтал стать живой Торой, если, конечно, он всерьёз относился к своей вере и к духовной жизни. И дело было не в том, чтобы выучить текст Пятикнижия наизусть (хотя и это бывало не так уж редко), а о том, чтобы стать живым воплощением Торы, явив миру полноту праведности. Именно об этом и говорит Спаситель. Но Тора неоднородна: в ней есть заповеди, а есть законы, данные как средство соблюдения этих заповедей.

Ядро Торы, данного Богом Закона, — это тот Декалог, те десять заповедей, которые так хорошо известны нам сегодня и так же хорошо были известны всякому верующему еврею в евангельские времена. Они неизменны. А вот с законами всё было не так просто: некоторые из них давались с оглядкой на греховную природу человека. Такой была и норма, связанная с правом на развод. В самом деле, лучше, если уж нет никакой возможности жить вместе, развестись и жениться или выйти замуж во второй раз, чем заводить любовников или любовниц на стороне, нарушая тем самым седьмую заповедь. Но это логика падшего мира, неприемлемая для Спасителя. Для Него вообще неприемлемы те нормы Торы, которые существуют как уступка человеческой греховности.

Для Него брак — это союз двоих в той полноте и глубине, которая существовала в мире до падения и не предполагала никакой возможности разрыва, распада, разрушения. Он прямо говорит, что развод становится следствием жестокосердия — не в смысле жестокости сердца, а в смысле его жёсткости, упрямства, неуступчивости, нежелания меняться или принимать человека таким, какой он есть. Такой подход может показаться обременительным до неисполнимости, если бы речь не шла о Царстве и о жизни в Царстве.

Иисус ведь смотрит на Тору как на тот духовный инструмент, который делает из человека жителя Царства. На меньшее Он не согласен. И тут уже не может быть уступок и послаблений: ведь в Царстве нет места никакому греху. И, соответственно, никакому жестокосердию. И Спаситель призывает уже здесь избавляться от всего, что несовместимо с жизнью Царства. Для пользы самих ищущих. Ведь чем раньше избавишься от всего такого, тем ближе станет цель. Уже здесь и теперь.

Глубокая горечь звучит в словах Спасителя о нашей способности не принимать никакую весть от Бога, если она нас не устраивает. Он уподобляет род человеческий несмысленным детям, которые не умеют по-настоящему различать радость и горе и не умеют сопереживать, соучаствовать в них. Так, пришел Иоанн Креститель, поражая всех своим аскетическим подвигом, принятым ради нашего спасения,- и мы говорим: нет, так нельзя, он одержим. Так сегодня многие вещи, о которых свидетельствуют ученики Христа – от призыва к единобожию до запрета красть – вызывают отторжение, потому что кажутся чрезмерными. Такой Бог – слишком строгий, говорим мы. Вот, пришел Сын Человеческий - и Его называют человеком, любящим есть и пить вино. Он слишком близок к нам, Он не может быть посланцем Божьим. Так свидетельство о присутствии Христа в сегодняшней жизни реальных людей создает впечатление чего-то «нецерковного», неподобающего. Нет, такой Бог слишком близко! Как мало мы изменились за тысячи лет… Но бесценно слово Христа: и оправдана (букв. признана правой, праведной) Премудрость чадами ее. Господь говорит, что правота Божьего призыва к нам может быть нами познана и признана, если мы будем детьми Премудрости. А начало этому, как сказано, страх Господень, трепетная любовь к Богу.

Наступающее Царство Божье потребует от человека особого пути веры. Иисус говорит ученикам «не заботьтесь», но тут же осуждает легкомысленного богача, которому уже не о чем заботиться. Вопрос не решается в плоскости «работать или не работать», прикладывать какие-то усилия для попечения о себе и своих близких, или нет. Ведь дело здесь не в пище и одежде, а — в надежде, в том, на что человек полагается, на каком основании он стоит. Ученикам Христа будет нужно и есть и пить, они не превращаются в «лилии полевые», они остаются людьми. Но эти люди — живут не собой, не своими стараниями, даже не своей верой — они живут Богом, Его милостью к ним. Вместо наших обычных «проблем» они устремляют сердца к Царству, которое и становится мерилом и целью всех их повседневных трудов и усилий.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к вопросу о границах и пределах религии. Оно рассказывает нам об обращении ко Христу Савла, который после обращения войдёт в историю Церкви под именем апостола Павла. Нет сомнения, что Савл был искренне религиозным и в своей религиозности абсолютно убеждённым человеком: ради своей религии он готов был и умереть, и убить (ст. 1 – 2). Он был совершенно безжалостен, но религия, не знающая Царства и любви Божией, всегда бывает безжалостна: ведь она апеллирует к ценностям, представляющимся ей куда более важными, чем человеческая жизнь. Но эта безжалостная религиозность Савла была абсолютно искренней: он с самого начала хотел лишь исполнить волю Божию и был совершенно убеждён, что, преследуя христиан, исполняет её наилучшим образом. Конечно, переубедить такого человека было решительно невозможно. И обращение в том смысле, в каком сегодня нередко понимают это слово, тоже было для него невозможно: ведь для современного человека «обратиться» чаще всего означает или принять ту или иную религию, или сменить одну религию на другую, а Савл на такое, конечно, не согласился бы даже под угрозой смерти. Но Христу нужны именно такие служители, верные до конца и готовые на всё. И Он делает Савла Своим служителем. Делает то, что не под силу было бы сделать никому другому: ведь никто другой не смог бы явить Царство в такой полноте. И Он даёт Своему будущему служителю пережить и почувствовать, что такое Царство и кто такой Он Сам (ст. 3 – 5). И тогда Савл обращается. Его убедили не человеческие слова, его убедила встреча с Воскресшим и опыт Царства. Но ведь христианское обращение только таким и может быть: это обращение ко Христу и к Царству, а не принятие новой религии и не переход из одной религии в другую. А Савл, обратившись, остаётся всё тем же деятельным Савлом, его первый вопрос к Воскресшему: что мне делать дальше (ст. 6)? Его искренняя и активная натура не терпела бездействия, и Бог использует эти качества новообращённого: уже очень скоро Савл начинает проповедовать, свидетельствуя о мессианстве и о воскресении Иисуса (ст. 20 – 30). Он не задумывается ни о прежних своих взглядах, ни о том, что скажут о нём люди, знавшие его в совершенно ином качестве. И дело не в том, что Савлу было не свойственно задумываться. Просто, как видно, впечатление от встречи с Воскресшим на дамасской дороге было так велико, что не рассказать об этом, не свидетельствовать он не мог. Савлу открылась не просто новая истина, ему открылся Мессия, и молчать о таком откровении было невозможно. Религия кончилась. Перед будущим апостолом Павлом открылась полнота Царства.

«Уклоняться беспорядочных и лукавых людей». Беспорядочность – это страшный враг нашей веры. Беспорядочность, расслабленность и беспорядок всегда становятся первым свидетельством того, что в доме не все в порядке. Еще сомнения, отказ от веры не выражается в словах, но уже есть беспорядок и отказ от ежедневной молитвы, от повседневного труда по уборке своего внутреннего дома, чтобы принять в сердце Христа. Конечно, Господь всегда с нами и молитвенная связь с Ним может не прерываться никогда. Но слишком часто подобная свобода становится причиной отсутствия молитвенной жизни вообще. «Могу молиться всегда» превращается в «могу не молиться никогда». И здесь человеческое непостоянство можно преодолеть не настроениями и эмоциями, а железной ежедневной молитвенной дисциплиной.

Работы по возрождению храма не только не прекратились, но и с новой силой продолжились после того, как строители были вдохновлены речами пророков. Это значило, что решение о воссоздании храма не было чьей-то прихотью, оно вдохновлено свыше. И значит, никакие интриги и препятствия земных правителей не смогут противостоять тому, что согласно с волей Бога. Пройдут века, и апостолы скажут препятствующим проповеди о спасении: справедливо ли пред Богом — слушать вас более, нежели Бога? (Деян. 4:19).

Одновременно с пророческими проповедями Аггея и Зоровавеля персидский областеначальник Фафнай посылает царю запрос о законности полученных им инструкций о воспрепятствовании восстановительных работ. Казалось бы, что общего между речами пророков и беспокойством колониального администратора? Однако Фафнаем движет желание справедливости, он хочет управлять вверенной ему областью не по произволу, а по закону. Фафнай и его сотрудники не знают Единого Бога, но если язычник способен на подлинно доброе душевное движение, вправе ли мы утверждать, что оно обязательно противоречит воле Господа? Во всяком случае, мы видим, что стремление к законности и человеческой справедливости, может быть, даже и вопреки религиозным взглядам персидских чиновников, способствует воссозданию дома Божия.