Мысли вслух на14 Ноября 2018

Судя по словам Луки, афиняне евангельской эпохи были во многом похожи на нас. Речь идёт, в частности, и о том отношении к философии и вообще к вопросу об истине, который был им свойствен. Афины издавна славились своей философской школой: достаточно вспомнить имена Сократа, Платона, Аристотеля. И хотя история греческой философской мысли начинается отнюдь не в Афинах, именно Афины стали символом античной философии. А между тем уже во времена Сократа и Платона в греческой философии начались те процессы, которые в конечном счёте привели её к сущностному вырождению. Нет, конечно, афинская Академия продолжала существовать, её ликвидировал лишь Юстиниан в VI в. н.э. особым указом, желая тем самым оказать услугу Церкви (услуга, правда, оказалась медвежьей, но это уже другая история). Но вот сама философия изменилась кардинально. Справедливости ради надо сказать, что и за пятьсот лет до Павла, во времена Сократа он, Сократ, был единственным в своём роде искателем истины. Уже тогда в город потянулись софисты, готовые за сходную (обычно немалую) плату обучить всех желающих «мудрости», которая в их интерпретации сводилась обычно к словесной эквилибристике, навыки которой помогали владеющему этим искусством «доказать» всё, что угодно. Искателей истины, подобных Сократу, и в те времена, и во все другие были единицы. Но если античность всё же знала и Сократа, и Платона, то позже на философию вообще перестали смотреть, как на поиск истины, она стала обычной профессией, и во времена Павла философов интересовали уже не вопросы добра и зла или смысла жизни, как Сократа, а упражнения в интеллектуальной эквилибристике, сделавшие философию своеобразным интеллектуальным спортом, а философов — участниками состязаний в построении метафизических систем и словесных поединков, целью которых была, с одной стороны, защита, а с другой — опровержение неких, чаще всего имеющих мало отношения к духовной жизни и к жизни вообще, тезисов. Зрители же, приходившие посмотреть на такие состязания, ходили на философские диспуты примерно так же, как их менее образованные и более грубые современники ходили в цирк посмотреть на бой гладиаторов. Неудивительно, что в такой аудитории, где ни о Боге, ни о Царстве, ни даже об истине никто не думал, у Павла практически не нашлось благодарных слушателей. Вопрос об истине всерьёз может поставить лишь тот, для кого поиск истины — вопрос жизни и смерти. А среди любителей философских диспутов в Афинах таких, как видно, было ничтожно мало.

Какой-то неисповедимый страх закрадывается, когда думаешь об этом тексте и в то же время проецируешь его на современное положение вещей в мире. «Но Он сказал: и вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них». Дело даже не в том, что кто-то из наших духовников заставляет нас слишком сильно поститься, кто-то накладывает на нас слишком строгие епитимьи. Кажется, все это как раз совсем не признак сегодняшних дней. Может, где-то и есть без меры строгие батюшки… Но в целом, это совсем не в духе наших дней. Да любой нормальный священник понимает, что просто быть обыкновенным порядочным христианином на фоне нашего обезумевшего, развращенного, страшного века, уже вполне тяжелая задача, что уж говорить о подвигах аскезы среди мирян. Но кажется, это лишь какой-то самый прямой смысл сегодняшнего чтения, а есть в нем и более глубоко залегающие смысловые пласты. Сейчас эти слова Господа вызывают в нашей памяти и другие слова. «Будут отлучать вас от синагог; но приходит час, когда всякий, кто убьет вас, будет думать, что он приносит службу Богу» ( 16:2Ин 16:2,/a>). Сейчас сильная близость этих двух текстов. Почему он будет так думать, что он служит службу Богу? Почему некоторые «мусульмане» думают, что, убивая христиан, они служат службу Аллаху? Почему некоторые «христиане» думают, что, сбрасывая бомбы на мирных жителей Ирака, на детей и на женщин, они делают богоугодное, хорошее, доброе справедливое дело? Почему? А ответ на этот вопрос, как ни странно, лежит именно в тех словах, что говорит Иисусе сегодня. Мы послушны «законникам», они нами как ослами, на которых возлагают ношу, управляют, а мы их слушаемся. У нас даже слова есть такие «духовный лидер». Но думается, это оксюморон какой-то, бред, невозможное выражение. В принципе не может быть такого понятия – духовный лидер. В духе нами может управлять только Дух, а все остальное не в духе, а просто криминал, подсудное дело. Но ведь надо напрягаться, трудиться, читать, думать, молиться. А тут все просто: сказал мулла, что в Коране написано: а если встретишь неверного – удар мечем по шее (47-я сура, «Мухаммад»), значит, убивайте христиан. А оказывается, что на самом деле имеется в виду совсем другое, здесь речь идет о битве, но ведь это надо вникать смотреть разные переводы, просто целостное видение иметь и живое общение с Богом. А христиане слышат, как их детей убивают под крики «Аллах акбар» и начинают ненавидеть, а то и ведут себя так, что единственное слово, которое можно по отношению к ним употребить верующему человеку — это «неверный». И забывают, что Христос учит любви, а не ненависти, забывают, потому что не ко Христу обращаются, а к президентам, называющим себя верующими, к лидерам, одним словом к «законникам». Так и хочется сказать, люди, посмотрите повнимательнее на слова, которые говорит сегодня Господь: «что возлагаете на людей ноши неудобоносимые, а сами ни единым пальцем не дотрагиваетесь до этих нош». Разве мы ослы, чтобы на нас навьючивали?! Им-то горе, но мы-то не должны подставлять свои спины…

Прокаженные сами обратились ко Христу за помощью, и заметим, как проходит исцеление: Он сразу же послал их показаться священнику во свидетельство исцеления согласно закону Моисея. В путь они отправились ещё не очистившись, и это было рискованно для них, но прокаженные имели веру, необходимую для исцеления. Очищение произошло по дороге, но, выполнив предписания закона, они тут же забыли, Кому обязаны исцелением и очищением.

Ко Христу вернулся один лишь самарянин. Некоторые полагают, что его возвращение было вызвано невозможностью идти вместе с иудеями к иерусалимскому священнику, но он мог бы пойти к самарянскому и также не вернуться, ведь из рассказа о нём не следует, чтобы он отказался выполнять предписания закона, в основе своей совпадавшего у иудеев и самарян. Но вот, он один возвращается, и Иисус отмечает, что только он один, презираемый правоверными иудеями за инаковерие, воздал славу Богу.

Остальные прокаженные приносившие в храме положенные жертвы, наверняка были бы удивлены, если бы их упрекнули в отказе воздать славу Богу. Но бывают ситуации, когда за формальным соблюдением правил может и не стоять подлинная обращённость к Богу. Но только тому, кто вернулся, Христос говорит: вера твоя спасла тебя. Вера остальных девяти была достаточной для принятия исцеления, но, видимо, неполной для принятия спасения.

Сегодняшнее чтение показывает нам, как транспортировка арестанта может превратиться в миссионерскую поездку. Начинается всё с того, что Павел, предвидя предстоящие трудности, посоветовал спутникам перезимовать там, где зимовка, как видно, должна была быть не слишком удобной из-за неприспособленности места (ст. 8 – 10). Впрочем, к нему не прислушиваются, предпочитая его советам решения людей, более опытных в морском деле (ст. 11 – 13). Между тем, вскоре же начали сбываться худшие ожидания апостола, и корабль оказался на краю гибели (ст. 14 – 19). И именно тогда, когда гибель уже казалась неминуемой, Павел подаёт своим спутникам надежду, рассказывая им о полученном от Бога откровении (ст. 20 – 26). При этом апостол не преминул напомнить и о своём совете не выходить в море (ст. 21). Едва ли он хотел просто упрекнуть своих спутников в пренебрежении к своему совету; скорее всего, Павел хотел лишь подчеркнуть, что он подал его, исходя не из обычных человеческих соображений, а из полученного откровения. Теперь же апостол обнадёжил плывущих, сославшись на видение, из которого следовало, что все они останутся живы, потеряв лишь корабль с грузом (ст. 22 – 24). Конечно, в критической ситуации спутники Павла готовы были поверить всему, что давало хоть какую-то надежду на спасение. Но апостол никого не упрекает в неверии, он лишь использует сложившуюся ситуацию для свидетельства о Боге Авраама. Он понимает, что, оказавшись между жизнью и смертью, в Бога готовы поверить многие, если не все. Но впоследствии, когда ситуация меняется, те же самые люди быстро становятся другими и нередко бывают готовы приписать своё спасение простой случайности, а не вмешательству Божию. И апостол, как видно, старается закрепить в памяти своих товарищей по несчастью то, что, возможно, в тот момент было в душе у каждого: понимание того, что без участия высших сил им было не спастись. Но для того, чтобы чудо не забылось, его нужно было связать не с какими-то абстрактными высшими силами, а с Богом евреев, чтобы впоследствии, вспоминая своё чудесное спасение, путешественники вспоминали именно Его, а не кого-то другого. И последовавшие вскоре события полностью подтвердили истинность слов апостола.

Говорят, что в советские времена, когда религиозная пропаганда была преступлением, а за посещение храма могли как минимум выгнать с работы, кто-то предлагал такой простенький тест: «Если у вас на работе узнают, что вы верующий, – как вы думаете, это будет религиозная или антирелигиозная пропаганда?» Вот об этом говорит апостол Павел в послании к Титу. Есть только одно средство противостоять антирелигиозной пропаганде, есть только один действенный способ евангелизации: наша жизнь во Христе. Если о нас можно сказать: «Да они такие же, как все, только хуже, потому что лицемерят», – увы, это означает, что наша жизнь превратилась в антирелигиозную пропаганду.

Должно быть, то, на чём находившийся в Вавилоне Иезекииль чертил Иерусалим, было не кирпичем, а глиняной табличкой, но дело не в этом. Мы вообще сталкиваемся со странными формами поведения, весьма экстравагантными и не соответствующими нашим представлениям о норме. Но столь непривычная для нас форма свидетельства для того времени не была недопустимой. Наоборот, нестандартные поступки только сильнее приковывали внимание слушателей к пророческим словам и подтверждали серьёзность и обоснованность проповеди.

Из слов пророка следует, что, даже находясь в изгнании, он продолжает сохранять единство с Иерусалимом и связь с земляками, пока ещё находящимися на родной земле. Тех же земляков, которые находятся в плену вместе с ним, пророк не намерен успокаивать ложными иллюзиями, он понимает, что плен явился следствием нераскаянных грехов, а люди продолжают их совершать. Снова и снова пророк предупреждает об опасности, но в очередной раз, как не раз было и ещё не раз будет, предупреждающего мало кто слушает...