Мысли вслух на17 Октября 2020

Что делает народ Божий народом Божиим? Особые качества? Едва ли: еврейский народ в этом отношении похож на все остальные. У него, конечно, есть своё национальное лицо, всегда и везде легко узнаваемое; но у какого народа его нет? Тогда, может быть, особая судьба? В известном смысле, да: такими крутыми поворотами в своей истории может похвастаться не каждый народ.

Но это всё же дело человеческое: мало ли, какие извивы может выдать история, когда речь идёт о четырёх тысячелетиях. А вот присутствие Бога среди Своего народа — дело Божие, от людей и от истории оно не зависит. Хотя, конечно, независимость эта относительна: ведь хранение и охранение присутствия Божия — задача именно человеческая, возложенная на народ Божий, который и призван был свидетельствовать о Боге, пребывающем среди него. Но тогда верно и то, что народ Божий остаётся таковым лишь до тех пор, пока среди него находится место Богу.

Не случайно и Тора, и пророки говорят не о владении народом той землёй, которую ему дал Бог, а скорее о пользовании ею, которое ограничено условиями заключённого с Богом союза-завета. Если же союз окажется нарушен, вполне может сложиться ситуация, когда народ потеряет и свою землю, и Храм. Но возможным такое может стать лишь в одном случае: если Бог уйдёт, оставит землю, город и Храм, которые когда-то благословил и освятил Своим присутствием.

После этого разрушение города и Храма, опустошение земли становятся лишь внешним выражением этого нового духовного состояния, своего рода антисвидетельством, доказательством того, что, по крайней мере, на данном историческом этапе народ со своей духовной задачей не справился. А вот возвращение народа на землю отцов, восстановление города и Храма означают как раз, что после раскаяния и нового обращения народ снова готов к возложенной на него Богом миссии. А значит, и в его исторической судьбе начинается новый этап. Этап, выводящий его прямиком к порогу Нового Завета.

Как часто бывает, что мы не видим чуда, которое происходит у нас на глазах. Находим происходящему естественные причины. Просто ли сказать человеку: встань и ходи, если он разбит параличом? Но люди не понимают, что здесь требуется чудо, им кажется, что это не так уж и сложно. Надо просто позвать врача, и тот вылечит его. А то, что труд врача благословляется свыше, и, значит, речь всякий снова идет о чуде, люди часто не хотят замечать. И тем более, эти люди не хотят признавать ни за каким человеком, божественной власти отпускать грехи. Но даже и те, кто верит в отпущение грехов, даже мы с вами, христиане, не понимаем до конца, что это такое. Мы относимся к этому слишком легко, приносим свое покаяние и совершенно уверены в отпущении наших согрешений. А тут Господь и первым, скептикам, и вторым дает ответ, что отпущение грехов происходит силою чуда, силою неимоверного напряжения. Ибо всякое чудо для Господа есть труд. Иными словами, стоит научиться видеть чудо и придет понимание божественной власти Христа. Но власти особой, не власти, которая может приказать отпустить грехи, так чтобы ей это ничего не стоило, а такой, которая соучаствует в отпущении силою чуда.

Продолжая разговор о новом народе Божием, Павел определяет его как «тело Христово» (ст. 23). Говоря так, апостол, несомненно, исходил из традиционного для своего времени представления о еврейском народе как едином духовном теле, объединяемом Богом посредством храмовых жертвоприношений и Торы. Павлу же очевидно, что новый народ Божий становится единым духовным телом благодаря единству с воскресшим Христом, Который несёт в Себе всю полноту жизни Царства, через Него становящейся доступной каждому из Его последователей. Апостол прекрасно понимает, что в каждом христианине совершенно реально действует та же самая сила Божия, которая вернула к жизни умершего на кресте Мессию (ст. 19 – 20), и именно её присутствие делает христианина христианином в изначальном смысле слова, т.е. жителем Царства, о близости которого свидетельствовал Спаситель во время Своего земного служения.

Как видно, сама природа Царства оказывается для Павла связана с этой силой. Он, конечно же, не случайно упоминает дыхание Божие, благодаря которому верные обретают мудрость и получают откровение (ст. 17 – 18). Это то же самое дыхание Божие, которым пронизано Царство. Как видно, иногда оно может открыться ищущему Царства как сила, меняющая человека и преображающая саму человеческую природу, которая после преображения становится пригодной для жизни в Царстве. Но сила, по-видимому, остаётся силой лишь до тех пор, пока ищущий Царства смотрит на него извне. Для пребывающих ещё вне Царства воскресение Христа должно было выглядеть именно как действие силы Божией, результатом которого оно стало. Для тех же, кто уже вошёл в Царство и видит те же самые события изнутри, сила становится дыханием Бога, которое не только охватывает человека извне, но и проникает внутрь, становясь неотъемлемой частью его собственной человеческой природы в той мере, в какой природа эта уже преображена. Так жизнь Царства входит в сердце человека, а человек становится жителем Царства.

Сегодняшнее чтение показывает нам, как действует дух Божий на сердце ищущих Бога. Речь в рассказе идёт, как видно, об одном из тех, кого в Библии называют прозелитами. Прозелитами были выходцы из нееврейской среды, уверовавшие в Бога Авраама, но не принявшие иудаизм во всей его полноте. Они были монотеистами, но не соблюдали иудейских религиозных законов, да от них этого, собственно, и не требовалось: ведь евреи всё равно не считали их частью народа Божия. Для них прозелиты оставались обратившимися к их Богу язычниками, чужаками, которых, конечно, допускали в Храм, но отдельно от евреев. Для прозелитов в это время в Храме существовал отдельный двор, который назывался двором язычников. Эфиопский придворный как раз и принадлежал к числу таких прозелитов, и в Иерусалим он приехал, очевидно, как паломник (ст. 27). Надо отметить, что прозелиты интенсивностью своих духовных исканий нередко превосходили самих евреев, что и не удивительно: ведь они обратились к Богу не благодаря, а вопреки среде, в которой родились и выросли, и каждое такое обращение было обычно глубоко прочувствовано, а нередко и выстрадано. И мессианские ожидания среди прозелитов были даже более напряжёнными, чем в еврейской общине: ведь прозелиты нередко оказывались чужими и для евреев, и для своих собственных соплеменников, так что единственной их надеждой оставалась надежда на грядущего Мессию, Который, по свидетельству древних пророков, примет в своё Царство каждого ищущего. Неудивительно, что эфиопский вельможа по дороге из Иерусалима перечитывает вторую часть Книги Исайи (ст. 32 – 33) — именно здесь о Мессии говорится так, как нигде более в Ветхом Завете. Но разобраться во второй части Книги Исайи было порой непросто: по-видимому, уже в евангельскую эпоху в раввинистической среде шли дискуссии о том, что в ней относится к Мессии, а что — к самому пророку (ст. 34). Одного текста оказывается явно недостаточно: необходимо объяснение (ст. 30 – 31). Так изучение Писания подводит изучающего к той границе, за которой лежит Царство. Но для того, чтобы её перешагнуть, одного текста оказывается недостаточно, и даже теология не в состоянии здесь помочь. Чтобы решиться, необходимо свидетельство того, кто знает, что такое Царство, и Бог посылает навстречу ищущему такого человека. Объяснение Филиппа было, очевидно, именно свидетельством (ст. 35), и оно помогло эфиопскому вельможе сделать решительный шаг (ст. 36 – 38). Так Писание подводит человека к Царству, а свидетельство человека, направляемого духом Божиим, помогает в него войти.

Сегодняшнее чтение продолжает тему искупления и обновления народа, притом в несколько необычном аспекте. Неудивительно, что судьба народа изменяется лишь тогда, когда Бог Сам вмешивается в события. Никому другому до народа Божия дела нет, и потому Бог действует один (ст. 1 – 6). Вполне логично, что в связи с этим вмешательством Божиим пророк обращается мысленно к истории еврейского народа, которая давала более чем достаточно материала для аналогий (ст. 7 – 14). Но итог его размышлений оказывается довольно неожиданным: он приходит к выводу, что тот народ, который Бог спасает от гибели, оказывается, в известном смысле, чужим прежнему Израилю (ст. 15 – 16). Конечно, речь идёт и о том, что народ, отвернувшийся от Бога, как это не раз, увы, случалось в допленные времена, фактически перестаёт быть народом Божиим, духовно он действительно чужд и Аврааму, и тому Израилю, который родился на Синае в день заключения завета. Но дело не только в этом духовном несоответствии. По-видимому, пророк прекрасно понимает, что то обновление народа, которое произошло исключительно по милости Божией, полностью изменив его судьбу, сделало его качественно иным, что послепленное еврейство — иное, его нельзя считать просто потомками депортированных несколько десятилетий назад жителей Иерусалима. История допленного еврейства действительно закончилась, прежнего народа больше нет, он прошёл свой путь, прожив отпущенный ему срок естественной исторической жизни, который есть у каждого народа так же, как есть естественный срок жизни, отпущенный отдельному человеку. А то, что происходило на глазах Исайи было, очевидно, самым настоящим чудом: Бог даровал Своему народу ещё одну, новую жизнь, который ни по каким естественным, общественным и историческим, законам, не могло и не должно было быть. У Исайи нет иллюзий насчёт духовного состояния и исторической судьбы своих соплеменников (ст. 17 – 19). И он понимает: все грядущие века его народа будут непрерывным чудом. Чудом Божия искупления и Божией любви.

Говоря об истории завета, автор послания прибегает к традиционному для иудаизма соотнесению откровения, полученного на Синае, где и был заключён первый в истории еврейского народа союз с Богом, с откровением мессианским, традиционно связываемым с Сионом и с обещаниями, данными Давиду (ст. 18 – 24). При этом он, что и не удивительно, говорит о данных Богом обещаниях, как об обещаниях исполненных, имея в виду в первую очередь тот небесный Иерусалим, который упоминается в Книге Исайи (ст. 22 – 24; ср. Ис. гл. 60). Тем самым автор послания привносит в традиционное представление новые смысловые коннотации: сопоставление Синая с Сионом становится для него сопоставлением старого, синайского завета с заветом новым, мессианским. А мессианский завет для него, очевидно, неотделим от Царства, торжество которого он видит уже не в будущем, а в настоящем (ст. 25 – 29).

По-видимому, для многих его современников и единоверцев катастрофа 70 г. стала знаком того, что торжество Царства откладывается, притом откладывается надолго, что в осуществлении планов Божиих произошёл некий сбой, так, что теперь о Царстве на время можно если не забыть, то, во всяком случае, отложить все связанные с ним планы, надежды и дела на неопределённый срок. Автор же послания, оставаясь верным учеником апостола Павла, подчёркивает, что план Божий осуществляется своим чередом, что катастрофа 70 г. ещё не означает отказа Бога от всех Его замыслов, что Царство по-прежнему так же близко, как во дни земного служения Спасителя, когда Он Сам засвидетельствовал его близость.

На первый взгляд всё это кажется самоочевидным, по крайней мере, самоочевидным для христианина, но после шока, пережитого в 70 г. и Синагогой, и Церковью даже самые очевидные вещи на время перестали казаться таковыми. И автор послания не устаёт напоминать своим читателям о том главном, что составляет основу христианской жизни: о Царстве, история которого продолжается, несмотря ни на какие, даже самые страшные, катастрофы, случающиеся в нашем преображающемся, но ещё не преображённом, а потому и не свободном от зла мире.