Мысли вслух на16 Августа 2022

Труба седьмого ангела и обозначает, собственно, момент завершения истории, который связан с превращением мира в Царство Божье. Ещё в дохристианские времена воцарение Бога было связано именно с превращением мира в Царство, а значит, и с его преображением.

Особый гимнографический канон, связанный с праздником дня Яхве (дня Господня), не случайно предполагал наличие в тексте гимна фразы «Яхве воцарился» («Господь царствует»), появлявшейся обычно или в начале гимна, или в его конце. И теперь та же самая фраза звучит из уст тех старцев, которые в видении символизируют собой полноту того, что мы называем обычно небесной Церковью. Мир наконец стал частью Царства и сам превратился в Царство. Прежде всего такое превращение ознаменовалось тем, что миру открылся небесный Храм, прообразом которого был Храм земной, находившийся в Иерусалиме. И тут уже за символами открывается духовная реальность, ими обозначаемая.

Ведь всякий земной алтарь существует и имеет смысл лишь постольку, поскольку существует алтарь небесный, тот Престол славы, который находится в точке, где Бог встречается с миром. В мироздании есть «место», где Божья воля, Божья интенция непосредственно соприкасается с Божьим творением. Разумеется, как физическая реальность такое место не существует, но проекция Престола в физическое пространство возможна — туда, куда Бог укажет. Так и возникали в мире ещё до прихода Христа священные места, алтари, места Присутствия, где небо соприкасалось с землёй.

Таким местом был и Храм в Иерусалиме. А пророки ещё до прихода Мессии воспринимали это место символически как видение Престола славы. И вот теперь то, что раньше было невидимо, духовный центр мироздания, скрытый от глаз падшего человека, становится видимым, а мир преображается, оказываясь в состоянии непосредственно воспринимать исходящие от Бога духовные воздействия. Так мир становится Царством, начиная существовать открыто перед Божьим престолом. А Царём этого Царства становится воскресший из мёртвых Мессия — тоже явно для всех и открыто.

Вопрос первосвященников и старейшин, который они задают Иисусу после очищения храма от торговли, передан в несколько окультуренной форме. В сущности же, они спрашивают не о происхождении власти Христа — для этого требовалось бы подразумевать существование этой власти, а этого ни религиозные, ни общественные лидеры делать не хотят. В греческом тексте здесь стоит не слово kratos (власть, могущество), которое обычно используется в значении власти; напротив, первосвященники и книжники спрашивают об exousia (позволение, право). Такое же различение заметно и в других языках, например, в латинском. Таким образом, первосвященники говорят довольно грубо: «А по какому праву Ты здесь распоряжаешься? И кто дал Тебе это право?». Согласитесь, такая формулировка вопроса делает его гораздо более знакомым для нас, потому что мы постоянно сталкиваемся с ним в нашей повседневной жизни.

И потому важный нюанс видится в ответном вопросе Христа. Когда Он спрашивает их о происхождении крещения Иоаннова, Он спрашивает о правах Неба. «Есть ли в вашем мире права у Бога, и каковы они? Имеет ли Бог право делать что-нибудь по собственному усмотрению?». Мы в наше время все хорошо знаем про права человека. В свои древние времена первосвященники больше думали о правах общества и государства. Но о правах и свободе Бога не думает никто. Служение Иоанна Крестителя становится, таким образом, примером того, что Создатель делает по Своей инициативе, по Своему усмотрению и вне рамок человеческих обыкновений. И поэтому уклончивый ответ первосвященников, который они хотели сделать неотрицательным (чтобы не подумали, что мы ругаем авторитетного в народе человека), оказывается неположительным: «Мы не знаем, - говорят они, - есть у Бога права или нет». А мы знаем?

В Книге Судей мы читаем рассказ о призвании Гедеона. Ангел Господень приходит к нему, когда тот собирался спрятаться от врагов, и Гедеон спрашивает, как так случилось, что Господь оставил Свой народ. «Господь, воззрев на него, сказал: иди с этою силою твоею и спаси Израиля от руки Мадианитян; Я посылаю тебя. [Гедеон] сказал ему: Господи! как спасу я Израиля? вот, и племя мое в колене Манассиином самое бедное, и я в доме отца моего младший. И сказал ему Господь: Я буду с тобою, и ты поразишь Мадианитян, как одного человека». А теперь прочитаем евангельский отрывок. После того, как Иисус переворачивает представления учеников о роли богатства в спасении человека, они с горечью восклицают: «Кто же может спастись?» Иисус, воззрев, произносит одну из самых важных фраз во всем Евангелии: «Человекам это невозможно, Богу же всё возможно». И затем, как и в случае с Гедеоном, ободряет осознающих свою слабость и малость учеников: «Многие же будут первые последними, и последние первыми». Обратите внимание на это слово «воззрев» в обоих случаях. Разве до этого Господь не смотрел на Своих собеседников? Смотрел, но перед тем, как сказать что-то очень важное, Он устанавливает особый контакт, «глаза в глаза», чтобы слушатель не пропустил то, что будет сказано.

Мы часто ожидаем от Бога, чтобы Он нам что-то сказал, боимся пропустить, и это правильно. Но все-таки мы можем надеяться, что если Он захочет нам сказать нечто действительно существенное, Он «воззрит» на нас, а мы — на Него.

Говоря о наступившей с Его приходом новой эпохе, Иисус характеризует её так: Тора и пророки — до Иоанна (речь идёт, очевидно, об Иоанне Крестителе), а теперь (и это «теперь» продолжается до сего дня) в Царство входят, прилагая к тому соответствующие усилия. Между тем, из этого вовсе не следует, что Тора потеряла силу и больше не нужна: скорее небо и земля исчезнут, чем исчезнет хоть одна черта в Торе.

Из этих слов Спасителя становится очевидно, что мы живём в эпоху наступающего Царства. Прежний порядок вещей ушёл в историю, осознаём мы это или нет. Эпоха наступающего Царства предполагает возможность приобщиться к Царству для каждого ищущего, но для приобщения нужно приложить соответствующие усилия. Очевидно, что когда-то должен наступить и момент полного торжества Царства, связанный с явлением Христа во славе. Главным же духовным содержанием нынешней эпохи является как раз процесс вхождения Царства в мир.

Тора при этом не остаётся в прошлом. Оно и понятно: ведь Тора — феномен не религиозный собственно, а духовный. Это не просто данное Богом законодательство или установленный Им моральный кодекс, это откровение тех духовных законов, которые определяют отношения человека с Богом и с другими людьми. В таком качестве Тора, разумеется, не может потерять своей значимости ни в какую эпоху, даже тогда, когда Царство раскроется во всей полноте.

На нынешнем же историческом этапе, в эпоху наступающего Царства, Тора оказывается необходимой ищущим Царства как средство выстраивания своей духовной жизни. Царство ведь входит в мир с участием человека. С участием тех, в чьём сердце ему нашлось место. Но чтобы сердце было готово не только вместить, но и удержать в себе то дыхание Царства, без которого нет христианства, ему нужна Тора. Та внутренняя Тора, которая собственно и придаёт некую форму нашему существованию, оформляет нашу духовную жизнь.

Иначе Божье дыхание, дыхание Царства, коснувшись нас и даже войдя в наше сердце, оставит нас так же легко, как пришло к нам. В нашем сердце просто не найдётся того сосуда, в котором оно могло бы поместиться. И тогда каждое касание Божьего дыхания будет означать для нас начало новой жизни с нуля. И после каждого радостного приобщения к этой новой жизни будет следовать откат назад, к прежнему состоянию. Вот для избежания такого отката и нужна внутренняя Тора. До последней черты. До полноты.

Иисус учит, «как власть имеющий», определенно выводя грех из сферы поступков в сферу помыслов. А для нас это совсем круто: мы еще можем как-то проконтролировать свом поступки, но мысли... Это все равно что «не думать о белой обезьяне» (помните старую сказку о том, что в некоторой ситуации можно было получить исполнение всех желаний, если только в самый ответственный момент не думать о белой обезьяне?) Но ведь мы можем не думать о белой обезьяне — если только думать о ком-то другом! Можно не грешить помыслами, если думать о Ком-то Безгрешном, Кто праведен и истинен. А когда мы думаем о ком-то постоянно? — Когда любим его, вот и весь секрет.

Когда Иисус объявил, что один из учеников предаст Его, это вызвало не только печаль. В вопросе учеников «не я ли?» слышатся угрызения совести, покаянное признание собственной слабости. Обычно слова Иисуса об опустившем руку с Ним в блюдо понимаются как прямое указание на Иуду. Но в тот день, да и ранее, все ученики опускали с Ним руку в блюдо, совместно вкушая пасху.

Часто можно услышать вопрос: зачем Христос приблизил к Себе Иуду и даже избрал его апостолом, неужели Он не видел, что Иуда способен на предательство? Где же Его всеведение? Конечно же, видел, как насквозь видит и каждого из нас. Но Христос собирал вокруг себя не суперменов, а обычных людей, с набором греховных наклонностей, свойственных падшему человечеству. Но каждому из нас Он даёт возможность избавиться от переполняющей его дряни и стать другим. И не потому ли сокрушались ученики, что видели в себе те же возможности, которые с Божьей помощью заглохли, но были реализованы Иудой?

Вкушение хлеба и вина Он совершил с теми, кого Сам же заранее назвал отступившими. Их, слабых и грешных, Он допустил к Чаше. Его любовь покрыла все их слабости и несовершенства и в конце концов сделала сильными.