Мысли вслух на7 Июля 2025

Для человека, уверовавшего во Христа, жизнь в самом деле меняется, особенно в первое время: то, что раньше было невыносимо трудно, — быть добрым, честным, любящим, — вдруг оказывается возможным (жаль, что это вскоре опять становится трудным!). А вокруг все тот же мир, грешные люди... Ну как тут не возгордиться, не превознестись?

Именно к таким людям обращается апостол Павел, напоминая, что они (да и все мы!) ничем не заслужили этой Божьей благодати, что ниспослана она нам не за наши «подвиги», а за искупительную добровольную жертву Сына Человеческого. И вера, которой мы принимаем эту благодать спасения, — это тоже не наша заслуга, а подарок от Бога, потому что именно Он сделал нас способными верить и Он же послал нам Духа Святого, Который направляет нашу веру в правильную сторону.

Нечем нам хвалиться, кроме Бога, потому что всем хорошим в нашей жизни мы обязаны Ему. А значит, нет у нас причин и прав осуждать тех, чьи вера и дела нам не нравятся.

Евангелист намерен вести свой рассказ от начала. Но какое же событие он ставит в начале повествования? Лука выбирает не Рождество Иисуса, не начало Его проповеди, и даже не предварившую её проповедь Иоанна. Нет, рассказ начинается с описания событий, предшествовавших рождению Иоанна, когда мало кому могло прийти в голову, что близится возвещение Нового Завета. Начало вызревает исподволь, оно кроется посреди ветхозаветной повседневности.

Ангел сообщает Захарии, что его уже немолодая жена станет матерью великого пророка. Такое уже не раз происходило в Израиле, здесь как будто повторяется то, о чём мы не раз читали на страницах Ветхого Завета. Но то новое, что будет вскоре проповедано, и не будет противоречить прежнему, но явится дальнейшим раскрытием старого откровения.

Захария не поверил ангелу, поэтому легко воспринять его немоту исключительно как наказание за маловерие. Но вынужденное безмолвие — это ещё и путь внутренней собранности, возможность молитвенной сосредоточенности. Захария молчит о том, что ему открыто, также и Елисавета до срока утаивает свою беременность. Им обоим оказалось необходимо пронести через одиночество то, что станет главным содержанием их дальнейшей жизни. Главные события часто зреют в тиши.

Первая описанная в Книге Бытия встреча Иакова с Богом происходит, когда он бежит в Харран, на родину Авраама. Она была очень важна: ведь именно тут Бог возобновляет с Иаковом союз-завет, заключённый ещё с Авраамом. В древности заключённые союзы требовалось возобновлять или подтверждать в случае существенного изменения ситуации — в частности, и в случае смерти одной из сторон: тогда наследник умершего должен был подтвердить, что заключённое с его отцом соглашение остаётся в силе и для него тоже. Для Иакова же это была первая встреча с Богом Авраама.

Конечно, Иаков не мог о Нём не слышать — такое невозможно себе даже представить, но слышать и встретиться лицом к лицу не одно и то же. Встреча происходит в старом и, вероятно, в то время заброшенном святилище в Бейт-Эле (Вефиле), основанном ещё Авраамом. Она была неожиданной — Иаков даже не понял, где оказался ночью и на каком камне спал. Оно и неудивительно: святилища кочевников были простыми и скромными — чаще всего просто выложенный на земле круг из камней, в центре которого находился обычно ещё один, большой и плоский, камень, служивший алтарём.

Вот этот алтарный камень и использовал Иаков в качестве изголовья. В древности в святилище нередко оставались на ночь для того, чтобы узнать волю того божества, которому оно было посвящено. Видения — во сне или наяву, явленные в такую ночь человеку, считались откровением воли божества или ответом на заданный ему человеком вопрос.

Такое сновидение видит и Иаков: перед его взором предстаёт ступенчатый алтарь наподобие тех, какие тогда существовали во множестве в городах Ближнего Востока. Наверху, на алтарной площадке, Иаков видит стоящего Бога Авраама — никаких подробностей картины в рассказе нет, упомянут лишь сам факт. Туда, наверх, ведёт лестница, по которой вверх и вниз движутся ангелы — Божьи вестники. Бог возобновляет союз с Иаковом и ведёт его за Собой — туда, наверх, к Себе. Весь путь ещё впереди, Иаков лишь у нижней ступени лестницы. Однако завет с ним Богом заключён, а значит, и путь его начался.

Образная притча о князьях и царях Израиля и Иуды, как и притча о лозе — Иерусалиме, говорит о гибельности беззаконной и неправедной жизни как целого народа, так и отдельного человека. За грехом следует смерть. Но Евангелист напоминает нам слова пророка о том, что Бог хочет спасения грешников и открывает им путь к покаянию — возможность радикально изменить свою жизнь, которую дает нам Бог по Своей милости.

Грядущий Спаситель на первый взгляд рисуется грозным судьёй, расправляющимся с грешниками, что вроде бы подтверждается словами о том, что Он убьёт нечестивого. Но далее мы читаем о том, что волк будет лежать с ягнёнком, а лев станет есть солому. Значит, жестокость и хищные нравы не будут больше царить не только в человеческом обществе, но и в природе. Но если даже для защиты ягнят не понадобится применять насилие, то зачем в таком случае убивать нечестивого человека?

Видимо, эти слова относятся всё-таки не к грешным людям, находящимся под властью зла, а к вдохновителю зла, древнему искусителю, провоцирующему людей на грех в надежде поработить их души. И тогда слова о победе над ним, совершённой духом уст Спасителя, следует понимать как пророчество об окончательной победе Господа над всяким злом, которая должна наступить в конце времён.

Может показаться, что в пророчестве соединены разные события: окончательная победа над злом и более близкое избавление народа из плена. Но, должно быть, здесь нет противоречия и радостные картины освобождения народа от иноземных притеснителей виделись Исайе прообразом грядущей победы правды и справедливости для всех народов. Ведь любое подлинное добро — это частица того исходящего от Господа великого добра, которое в конце концов должно восторжествовать.

Продолжая разговор о Царстве и об отношениях, складывающихся между жителями Царства, Павел формулирует фундаментальное правило духовной жизни, которое оказывается близко известной пословице «Что посеешь, то и пожнёшь» (ст. 7–9). Апостол прекрасно понимает, что духовная жизнь — такой же процесс, как и обычная жизнь, но, в отличие от неё, он протекает не по законам нашего, ещё не преображённого мира, а по законам Царства. И если в непреображённом мире вполне возможна ситуация, когда человек, нарушающий Тору и все нравственные нормы, всё же в известных отношениях преуспевает, то в Царстве такое невозможно в принципе. И не потому, что нарушителю Торы кто-то специально не позволит преуспеть, а потому, что сама природа Царства этого не допускает. Потому-то Павел и напоминает о бессмысленности с точки зрения законов Царства похвальбы и самопревозношения (ст. 3–5): дело не только в том, что это обман, дело ещё и в том, что это обман бесполезный: в Царстве обманывать не только невозможно, но и бессмысленно. Сама природа Царства позволяет человеку быть лишь тем, что он есть на самом деле.

Можно было бы сказать, что Царство — мир, где рассеиваются все иллюзии и исчезают все миражи, как пугающие, так и утешающие. Неудивительно, что, говоря об обличениях, апостол советует обличающим проявлять кротость и следить за собой (ст. 1). Конечно, за собой важно следить и потому, что согрешить может каждый, а, увлекшись обличением греха ближнего, это можно сделать очень легко: ведь внимание обличающего во время обличения неизбежно переносится с него самого на ближнего, так что следить за собой времени обычно не остаётся или остаётся очень мало. Но дело не только в этом. Обличением легко увлечься ещё и в другом смысле, забыв о том, что в Царстве, где все находятся в едином духовном пространстве, духовное состояние каждого касается не только его самого, но и всех, кто разделяет с ним жизнь Царства. Чужой грех в Царстве перестаёт быть чужим, он становится общей проблемой, проблемой всей полноты Царства, которую он разрушает и с которым поэтому нельзя мириться. Но и борьба с грехом тоже может оказаться для Царства разрушительной, особенно если она становится борьбой не только с грехом, но и с самим грешником.

Конечно, если грешник отождествляет себя со своим грехом, отказываясь раскаяться, ситуация действительно становится критической: иногда получается так, что нераскаявшийся грешник может вообще лишиться Царства. Но во всех других случаях человеку необходимо помочь освободиться от греха, который ему мешает, а не выталкивать его вон лишь потому, что его присутствие доставляет всем остальным слишком много хлопот. Именно это, очевидно, и имеет в виду Павел, говоря о необходимости носить тяготы («бремена») друг друга (ст. 2). Как видно, всё сказанное апостолом об отношениях христиан к себе и друг к другу имеет лишь одну цель: переориентировать членов галатийской церкви с законов нашего, ещё не преображённого мира на законы Царства.