Мысли вслух на25 Ноября 2025

В первой половине этого стиха апостол Петр провозглашает, что в тех, к кому он обращается, а значит и в нас, исполнилось Божие обетование, данное через Моисея при заключении завета на Синайской горе (Исх. 19). Но ведь там сказано, что обетование касается тех, кто исполняет все данные Богом заповеди — закон Моисеев. Разве мы их исполняем? А если вспомнить, как Иисус интерпретирует эти заповеди в Своей Нагорной проповеди (Мф. 5), то совесть наша должна немедленно обличить нас. И не надо думать, что это сейчас так, а во времена апостолов все было в порядке. Книги Деяний и Посланий апостолов свидетельствуют, что и тогда в людях, членах Церкви, праведность и грех, святость и отступничество перемешивались, как и в нас. Почему же Петр так пишет?

Есть один Человек, который не нарушил закон, восполнил и исполнил все заповеди, Избранник Божий, наш Царь и Первосвященник, Христос, в Нем совершается все, что обещал Бог в Своем завете, и все это становится и нашим тогда (и только тогда!), когда мы соединяем свою жизнь с жизнью Христа, когда мы предаем свою жизнь в Его руки и позволяем Ему управлять нашей жизнью. Нам только нужно не «отвлекаться» от Него, всегда искать Его, взирать на Него, как Петр, когда он шел по воде к Иисусу (Мф. 14:29-31).

Но Петр говорит и еще кое-что. В этой новой жизни у нас есть задача — нести ее другим людям, свидетельствовать пред ними о том, как изменил нашу жизнь Господь, являть такой свет, такую любовь, чтобы люди могли увидеть через нас полноту совершенства Того, Кто Сам есть Свет, Любовь и Жизнь.

Как видно, Иисус прямо предупреждает каждого, чего стоит путь в Царство. И советует: прежде, чем решаться идти за Мной, взвесьте всё спокойно и трезво. Хотите ли вы того, что Я могу вам дать? Готовы ли вы идти тем путём, которым придётся идти? Тут, разумеется, нет никакого желания запугать или отвратить от пути в Царство. Но есть понимание того, что, однажды на этот путь вступив, свернуть с него впоследствии будет если и возможно, то с серьёзными духовными (а может быть, и не только духовными) потерями.

Спаситель не случайно сравнивает ситуацию собирающегося вступить на христианский путь с ситуацией человека, собирающегося строить у себя на поле сторожевую башню, или с ситуацией правителя страны, собирающегося воевать с соседом: в обоих случаях лучше всё обдумать ещё до начала, потому что в случае провала можно оказаться в положении куда худшем того, какое сложилось бы, откажись и тот, и другой от задуманного. Ценой пути, по словам Иисуса, является отказ от всего, что может дать этот, непреображённый и лежащий во зле, мир.

Спаситель не случайно прибегает к образу креста: он был в евангельскую эпоху хорошо понятен каждому в Иудее, ведь ещё у всех жителей страны была жива память о восстании, случившемся прежде, в годы независимости, когда было подавлено организованное фарисейским братством восстание против Александра Янная, правителя, проводившего, по мнению восставших, политику, полностью противоречащую Торе. Тогда участники подавленного властями восстания были распяты на крестах: казнь не только мучительная, но и унизительная для всякого иудея.

Иисус прямо предупреждает всех, кто хочет идти за Ним: надо быть готовым ко всему, как были готовы ко всему ради своей веры участники того восстания, которых не испугал даже крест. И дело тут не в том, что то Царство, которое принёс в мир Иисус, придётся утверждать силой, как хотели утвердить его силой участники восстания при Александре Яннае.

Дело в том, что оно, по слову Самого Спасителя, «не от мира сего». А потому «мир сей» всегда будет ему враждебен, не по природе, которую преобразить возможно и которая в конце концов будет преображена, а из-за того зла, которое проникло в мир после грехопадения. Вот этот-то конфликт с силами зла, действующими в мире, и делает неизбежным крест для каждого христианина, в том или ином виде. Но, как видно, другой дороги в Царство нет. А идти по ней или нет, каждый, разумеется, решает сам.

То, что Иисус говорит в этом отрывке, не может не ужасать слушателей. Страшные картины гонений, смертей и болезней, которые предстоит пережить человечеству, снабжены такими деталями, что не приходится сомневаться в том, что перед нами не образная притча, а описание реальности. И потому Христос дает нам утешительные слова, которые помогают преодолеть парализующий страх: «Я дам вам уста и премудрость».

Господь призывает нас к невозможному. С одной стороны, Он предлагает нам каждую минуту помнить, что в любой момент все, что мы строим на земле, может обрушиться. Но одновременно открывает перед нами дорогу полного доверия Богу, путь уверенности в том, что каждый волос на голове Им посчитан. И между этими, казалось бы, противоположными жизненными позициями и пролегает путь христианской жизни.

Сегодня перед нами две ситуации свидетельства. Причем в обоих случаях свидетельствующие показывают на Христа как на Того, Кто больше их. К Иоанну-Крестителю прибегают ученики, раздосадованные тем, что с покаянием все идут не к их любимому учителю, а к кому-то (Кому-то) еще. Но Иоанн растолковывает им, что все идет так, как надо. Он — глашатай, который уступает дорогу пришедшему Господину. Он друг жениха, роль которого — скромно отойти в сторону, когда Жених встречается лицом к лицу со Своей Невестой, с тем, ради кого Он пришел — с каждым приходящим к Нему…

Когда апостолы Петр и Иоанн проповедует в Соломоновом притворе Иерусалимского Храма, они тоже «отодвигаются в сторону» — ведь все сбегаются к ним, прослышав о сотворенном ими чуде. И возможно, что апостолам для того, чтобы остановить растущую не в том направлении славу, приходится немного «встряхнуть» слушающих. Так иногда оказывается необходимым взять за плечи и почти что приподнять над землей оголтело несущегося куда-то ребенка. Апостолы показывают собравшейся вокруг них толпе, что дело вовсе не в них, а в Том, Кого эта толпа уже не просто видела, но даже распяла. И что это именно Его имя исцеляет и воскрешает. И что Ему подобает слава, а не им…

Таково смирение святых, которые готовы «подвинуться» и «радостью радуются», когда люди обращаются к Тому, чьи они друзья (см. Ин. 3:29).

Закон о назорействе может показаться несколько странным. Какова была цель назорея, для чего требовалось упомянутое воздержание от всех крепких напитков? Что это — некое движение трезвенников? Или братство аскетов? Но тогда почему речь идёт о воздержании именно от крепких напитков, но не от мяса и не от супружеской жизни — ведь подавляющее большинство аскетических практик древности предполагало и то, и другое? Тут если и аскеза, то весьма своеобразная. К тому же, речь идёт не о постоянном, на всю жизнь, а о временном обете — неизвестно, возможно ли было принесение обета назорейства на всю жизнь. И всё же назорейство было своего рода аскетической практикой — однако не в привычном смысле слова.

Не случайно тут именно воздержание от крепких напитков выходит на первый план. Кстати, в Израиле в древности существовало целое движение, члены которого ни вина, ни других напитков, связанных с брожением, не употребляли вообще — это так называемые реховиты, буквально «живущие на улицах». На улицах потому, что они принципиально не признавали не только вина и других крепких напитков, но и вообще оседлой жизни: даже в городах они демонстративно разбивали свои шатры и жили в них, будучи уверены, что иначе, в городском доме, настоящим яхвистом не останешься.

Вино они отвергали по той же самой причине, по которой и городские жилища: и то, и другое было несовместимо с жизнью кочевника, а для реховитов только кочевник и был яхвистом. Вино, само собой понятно, для кочевника большая редкость: ведь при кочевом образе жизни ни о каких собственных виноградниках говорить не приходится. Примерно то же, но в меньшем масштабе, имеет место и в случае назорейства: воздержание от вина и других крепких напитков должно было прежде всего напомнить человеку о пустыне, об Исходе, о том пути, который народу пришлось пройти от Синая к земле обетованной.

Тут, конечно, мало было только воздерживаться от вина, тут надо было многое вспомнить, прожить заново, мысленно вернуться к истокам, туда, где всё начиналось, где была дарована Тора, где Бог впервые открылся Моисею. Такие переживания могли духовно обновить человека и заставить его внутренне собраться, заново посмотреть на свои отношения с Богом и вообще на свою жизнь. Конечно, никаких гарантий тут быть не могло, но возможность такого обновления предоставлялась каждому. Остальное зависело от самого человека.

Ситуация в фиатирской церкви, на первый взгляд, выглядит загадочной. Речь идёт о некой пророчице по имени Иезавель, которую Иисус обвиняет в прелюбодеянии и в том, что она и своих последователей (как видно, христиан) призывала к разврату и к отступничеству (ст. 20). Ситуация оказалась духовно настолько серьёзной, что «пророчице» и её домашним, как видно, была попущена серьёзная болезнь, которая, если бы она не раскаялась в том, что делала, вполне могла закончиться её смертью или смертью её детей (ст. 21–23; возможно, так оно и случилось; никаких других сведений о судьбе упомянутой здесь Иезавели или её детей в Библии нет). Кое-что проясняет упоминание о «так называемых глубинах сатанинских», которые исследовала Иезавель и её последователи (ст. 24): оно позволяет думать, что речь в данном случае можно вести если не о прямом демонопоклонстве, то, как минимум, о чёрной магии. Как же могла христианка дойти до такого? И как могла церковная община, отнюдь не утратившая духовной трезвости, с этим мириться?

По-видимому, дело обстояло не так просто. Вероятно, речь в данном случае шла о распространённом во все времена заблуждении, что дьявола можно победить его же оружием. Возможно, интерес к «глубинам сатанинским», к магии и демонологии у Иезавели и её последователей был связан именно с этой «духовной войной». Конечно, перед нами заблуждение, притом заблуждение духовное, а не просто интеллектуальное, как бывает, например, в случае обычных богословских ошибок. Иллюзия власти, которую даёт магия, оказывается сильно преувеличенной, как бывает всегда, когда речь идёт об иллюзии. Но, поскольку речь шла о «духовной битве», о «противостоянии сатане», церковная община, как видно, не решалась однозначно осудить «пророчицу» и её методы. Неудивительно, что Сам Иисус оценил подобного рода практику вполне однозначно: власть над миром и победа над силами тьмы достигается не магией, она становится следствием того торжества Царства, участником которого становится каждый христианин, если только он не променяет Царство на сомнительные духовные эксперименты с вполне предсказуемым результатом (ст. 26–28).