Мысли вслух на4 Декабря 2025

Есть два ложных образа Бога: один говорит, что Бог — это суровый надсмотрщик, судия и палач одновременно; другой — что Он — это добродушный дедушка, который с улыбкой наблюдает за нашими «шалостями». Ясно, что оба — ложь. Богу небезразличны наши грехи, Он ими оскорблен и гневается. Но Он не желает быть палачом, Он не хочет карать нас за грехи, Он ищет возможности помиловать нас. В то же время грех неизбежно влечет за собой расплату — смерть.

И вот Бог находит единственно возможный способ для нашего спасения: Его Сын становится жертвой умилостивления, то есть Он принимает смерть, расплачиваясь за человеческие грехи — грехи всех людей, чем удовлетворяется справедливость и открывается путь для Божией милости. Итак, во Христе всем людям предлагается возможность получить помилование Божие, и верующие в Него получают его.

В сегодняшнем апостольском чтении апостол Павел напоминает о скинии первого, Синайского завета и о ковчеге завета. С глубокой древности «Святое святых» той, первой скинии, и ковчег завета, и богослужебная утварь ее стали восприниматься, наряду с собственным смыслом, как прообраз Пренепорочной Девы, пророчество о Ней. И этот прообраз вошел в самую глубину сознания и богословия Церкви. Мы называем Матерь Божью Скинией, вместившей Невместимого Бога и ковчегом святыни Нового Завета. Мы говорим, что, как златой сосуд с манной, Она вместила в Себя Хлеб жизни.

Существенно, что скиния, «Святое святых» и ковчег завета были в Ветхом Завете величайшим даром Божиим, осязаемым знаком Его милости к Своему народу. Поэтому им подобало величайшее почитание со стороны всех людей. И, читая сегодня эти слова послания к Евреям, мы не можем не думать о том, что таким даром милости Вседержителя для нас является ныне Сама Его Пречистая Матерь. И почитание Ее, как святыни Завета, - удивительный источник радости для нас, потому что в Ней, как в скинии Завета, мы встречаем Бога.

Описывая народ Божий, которому Бог открывает ворота обновлённого Иерусалима, пророк говорит о нём, как о людях «праведных» и «хранящих верность» (в Синодальном переводе их называют «хранящими истину»), о людях с «твёрдой волей» или «твёрдым намерением» (или «твёрдым духом» Синодального перевода). Что же стоит за этими пророческими определениями? Праведность никто из библейских авторов никогда не считал свойственной человеку. Праведен один лишь Бог. Для человека же праведность — не свойство и не качество, а состояние. Человек может быть праведным до тех пор, пока в нём отражается праведность Божья. Возможно это в том случае, если человек хранит безусловную верность Богу, поэтому праведных пророк и называет «хранящими верность».

Что же помогает человеку хранить верность Богу? Исайя отвечает и на этот вопрос: твёрдость намерения. Или твёрдость воли, что в данном случае одно и то же. Речь идёт не о силе воли в том смысле, в каком привыкли понимать это выражение мы. Мы под силой воли понимаем обычно некое конкретное усилие, необходимое в конкретной же ситуации. А пророк говорит о силе воли, которая присуща человеку как неотъемлемое свойство его духовного «я». Разница здесь та же, что между, к примеру, мышечным усилием, приложенным в конкретной ситуации, и мышечным тонусом, который присущ физически здоровому человеку в принципе, независимо от прилагаемого усилия. Как без физического тонуса невозможна нормальная физическая жизнь человека, так без волевого тонуса невозможна для него нормальная духовная жизнь. Духовная жизнь — в первую очередь отношения, связывающие человека с Богом и с другими людьми, которые невозможны без волевого тонуса. Без волевого тонуса отношения эти никак не могут быть устойчивыми и постоянными. О хранении верности (всё равно, Богу ли, или человеку) в таком случае придётся забыть: безвольному человеку хранить её будет просто нечем. Верность ведь предполагает не просто эмоции или теоретизирование, обычно не требующие особых волевых усилий.

Верность Богу, например, требует соблюдения данных Богом заповедей хотя бы потому, что ещё на Синае, во время заключения союза-завета с Богом, их соблюдение было предписано как непременное условие заключаемого союза. Нет соблюдения заповедей — нет и завета, нет завета — нет и отношений с Богом. Верность Ему в таком случае оказывается чисто теоретической. Но жизнь с Богом, жизнь в Царстве — не теория, а практика. И она невозможна без твёрдого намерения хранить верность Богу и оберегать отношения, соединяющие с Ним верных, ищущих Царства.

Что нам важнее в христианстве? Этот вопрос сам собой появляется, когда читаешь такие строки из Евангелия, когда смотришь на церковные разделения и скандалы, когда видишь свое и чужое непонимание Благой Вести. Господь говорит о фундаментальных, общих для всех людей вещах — о жажде Духа, без Которого становится душной и пресной любая религия, любое общество, любая жизнь. О том, что вера в Него не останется бесплодной, сухой идеей, что она открывает человеку доступ к рекам живой воды Духа. Но не это волнует народ и книжников. Для них важнее нестыковка в происхождении потенциального Мессии — раз Он должен происходить из рода Давида, то и жить должен в Вифлееме.

Что мог возразить на это Господь? Рассказать им о Своем чудесном рождении в городе Давида? Но ведь они не слушают Его, даже когда Он говорит о самом главном! Как же им (а иногда и нам) понять Его слова, приблизиться к животворящей стихии Духа?

Реакция народа на слова разведчиков достаточно типична, это реакция толпы, где господствует коллективное сознание — вернее, коллективное бессознательное. Главной проблемой народа в этой ситуации стало то, что народом он ещё не стал, оставаясь пока что всего лишь толпой беглецов. Им удалось уйти от преследования египтян — и они восприняли такую удачу как чудо Божье, каким она и была на самом деле; но они совершенно не готовы были проявить хоть какую-нибудь собственную активность, кроме одной: бежать от любой опасности как можно быстрее и как можно дальше. Бежать хоть бы даже в тот самый Египет, откуда совсем ещё недавно им с трудом удалось унести ноги — и это понятно, ведь толпа живёт одним днём, и не днём даже, а минутой, так, что настроение её может измениться в любой момент. Теперь толпа была напугана рассказом разведчиков, и этот новый страх совершенно вытеснил из её коллективной памяти все страхи, которые мучали её в Египте. Египет теперь начал казаться спасением — египетские страхи перестали быть актуальными, актуальными оказались страхи новые, навеянные рассказами разведчиков.

В таком состоянии нельзя было говорить ни о какой войне. Чтобы воевать, нужно быть народом, а не толпой хотя бы потому, что армия должна состоять из людей, себя по крайней мере минимально осознающих. Без такого осознания человек не в состоянии противостоять никакому страху, а значит, он сбежит от малейшей опасности, реальной или мнимой. Тем более невозможно было в таком состоянии идти за Богом, без чего завоевание земли было вообще немыслимо. Чтобы идти за Богом, осознанности нужно куда больше, чем требуется для того, чтобы просто не поддаться страху и не сбежать от первой же опасности. Народ же не был готов ни к тому, ни к другому. Не был готов настолько, что в нём нашлось лишь двое готовых воевать.

Двое из всего множества, увидевших ситуацию реально, какой она была на самом деле. Двое — потому, что последующий за обличением порыв толпы воевать вовсе не был актом раскаяния или каким-то вдруг случившимся обращением. Тут был лишь новый порыв, сменивший прежний. Ветер переменился, и толпу понесло в противоположную сторону — вот только толпой-то она от этого быть не перестала. Теперь должно было пройти сорок лет — год за день, чтобы толпа стала народом.

Рассказывая о конце мира, апостол Иоанн использует те же слова, что и великие пророки и учители Ветхого Завета. Семь ангелов, о которых рассказывает книга Товита, предстоят перед престолом Божьим и служат Единому, семь казней заставляют нас вспомнить казни египетские.

Но посреди ужаса и катастроф, фимиамом поднимаются молитвы святых и рефреном к книге пророка Исаии апостол говорит о том, как выглядит мир, освобожденный от сласти смерти и греха. Когда никакое зло уже не может коснуться тех, кто придет к Агнцу. Никакое страдание не будет иметь над ними власти, никакая тьма не сможет их поглотить, потому что рядом будет тот, кто победил смерть и Тот, кто есть Свет, в котором нет никакой тьмы.