Мысли вслух на8 Декабря 2025

Реакция пастухов на увиденное — реакция нормальных людей, доверяющих Богу. Им было сказано, что Мессия родился, было указано, где Его искать, и они идут туда, куда было сказано. Нормальная реакция «простых» людей. Простых не в смысле обязательно грубости или необразованности, а в смысле той внутренней цельности, которая противостоит не грубости или невежеству, а внутренней же изломанности или раздвоенности. Тому, что чаще всего мешает человеку увидеть и услышать Бога. Хотя — факт остаётся фактом — людей изломанных, раздвоенных, склонных к бесконечной и бесплодной рефлексии скорее встретишь среди образованных, чем среди необразованных.

Если бы ангелы возвестили рождение Мессии хорошо образованным в Торе лидерам фарисейского движения или учителям Торы, скорее всего, Иосиф и Мария не скоро дождались бы гостей. В самом деле: прежде, чем пойти, этим людям надо было бы всё тщательно проанализировать, взвесить, решить, «правильное» было видение или «неправильное», соответствовало ли оно тем критериям истинности и тем представлениям о Мессии, которые были приняты учёными богословами, или нет… Словом, посмотреть на Мессию учёный люд собрался бы не скоро. И дело тут, конечно, не в образованности как таковой.

Дело в том, что у падшего человека почти всегда эту самую образованность сопровождает. И дело не в одной заносчивости и столь свойственном некоторым учёным людям своеобразном снобизме, а в склонности к моделированию и схематизации даже там, где никакие схемы по определению не годятся и никакие модели не работают. И даже не потому, что Бога и Мессию не впишешь ни в какие схемы и никак не смоделируешь, а потому, что склонный к такому интеллектуализму человек нередко начинает, сам того не замечая, моделировать и самого себя. Свою собственную жизнь. Жизнь, из которой он старается сделать схему вместо того, чтобы просто жить.

И вот тогда, если человек моделирует собственную жизнь вместо того, чтобы просто её проживать, достучаться до него становится практически невозможно. Ни Богу, ни другому человеку. Человек ведь в таком случае исчезает, отождествляя себя с собственной схемой, с моделью своего собственного существования. А с моделью или со схемой не пообщаешься, тут можно или вписаться, или уйти. Но Бог вписываться в человеческие схемы не собирается, и Мессия тоже. Поэтому Бог и открывает важные вещи тем, кто живёт просто, без схем и моделей. Так оно вернее и надёжнее.

Когда мы читаем о том, что наша задача - во всем подражать Христу, эти слова по большей части воспринимаются нами как условность. Можно попробовать прочесть этот евангельский текст с такой точки зрения. В подобной ситуации человек или обреченно махает рукой, говоря: «Так и вышло», - или доходит до неприкрытого злорадства: «Ага, вот говорили тебе (вам), что нельзя этого делать, что надо сделать вот так, теперь страдайте и мучайтесь».

Иисус же, «смотря на него, заплакал о нем». Он бессилен навязать Себя, каждый свободен принять Его или не принять. Но результат отказа от жизни со Христом настолько ужасен, что Бог плачет, думая об этом. Это не отчаяние от бессилия, это скорбь от того, какой выбор совершает свободный человек. И это притом, что Иисус знает, что подобный отказ через несколько дней приведет Его Самого на крест. Но плачет Он не об этом, Он плачет о том, во что повергает себя народ, избранный Богом.

Вот предельно четкий портрет Бога: Он создал человека свободным; Он умрет страшной смертью, потому что человек выбрал Его убить; зная об этом, Он плачет о том, как страшна будет жизнь человека, совершившего этот выбор. Вот чему Он призывает и нас подражать.

Начиная своё послание Эфесской церкви, Павел в первой же фразе описывает смысл христианства как откровения и как духовного пути. Для апостола Церковь как новый народ Божий была задумана Богом ещё до создания мира. Иудейская традиция так смотрит на еврейский народ: он, как и Мессия, был задуман Богом до создания мира. Павел же, как видно, переносит этот традиционный взгляд на Церковь как на новый Божий народ и как на тот мессианский остаток, о котором говорили ещё допленные пророки. Речь идёт, разумеется, о предопределённости существования Церкви в целом, а не о судьбе отдельного человека, который во всяком случае остаётся свободным — так же, как, с точки зрения традиционного иудаизма, предопределённость существования народа Божьего как целого не предопределяет судьбы его конкретных представителей.

Но если человек принимает Христа и идёт за Ним, он приобщается реальности, задуманной Богом ещё до сотворения мира. И происходит это приобщение через участие в жизни Самого Мессии, Который принёс в мир Царство и в Котором воля Отца открыта миру настолько ясно и в такой полноте, насколько она вообще может быть открыта через человека. Следовать Божьей воле трудно, но, когда твоя жизнь объединена с жизнью Того, Кто Божью волю вместил и исполнил во всей полноте, даже невозможное становится возможным.

Тем более, что во Христе в мир вошла также и полнота Царства, к которой Он приобщает каждого Ему доверившегося. А значит, у всякого идущего за Ним появляется и возможность полного преображения собственной человеческой природы и избавления от власти греха. Именно в этом смысле и говорит апостол о прощении грехов и об искуплении кровью. Разумеется, такое преображение человеческой природы — процесс богочеловеческий, человек участвует в нём вместе с Богом, тут нужны упомянутые Павлом мудрость и понимание («разумение»), но залогом успеха оказывается та приобщённость жизни Царства, которую апостол называет «обетованием Святого Духа». Таков христианский путь, о котором Павел напоминает эфесским христианам как бы между прочим, как о вещи само собой понятной.

На протяжении всей восьмой главы Евангелия от Иоанна иудеи (а точнее, книжники, то есть интеллектуалы) вопрошают Иисуса о том, кто Он такой. И все же неоднократно в разных формулировках повторенный им ответ — «от начала Сущий», «Свет миру», «Я от Бога исшел и пришел» — они словно не слышат. Или не хотят слышать. И в конце концов открывающаяся им Истина оказывается для них неприемлемой, невместимой простым человеческим разумом – в конце концов, и правда невозможно постичь повседневной логикой то, что стоящий перед ними Иисус из Назарета и есть Христос, Спаситель людей, Бог, идущий на смерть из любви к своему созданию.

Между тем Иисус не только утверждает Свою Божественную природу. Он все время старается заставить своих слушателей задуматься о выборе, который Его приход на землю ставит перед ними – между светом и тьмой, между рабством греху и свободой в Боге, и в итоге между жизнью и смертью. И когда разговор доходит до этой последней черты, неспособность вместить Весть, необходимость веры (исходящей из сердца, а не из интеллекта) порождает в Его слушателях лишь агрессию, и они кидаются на Христа с камнями. Не стоит думать, что такую реакцию на Божественное откровение можно было встретить только у интеллектуалов I века нашей эры.

Самое надёжное свидетельство правоты или неправоты человека — Божий знак. Как с теми посохами («жезлами»), один из которых расцвёл. Посох старейшины племени — символ его власти. Его силы. В те времена ведь сила была неотделима от власти — как и сегодня, однако тогда сила была не только физической, но и иной, сверхприродной, сверхъестественной. Без такой силы нельзя было быть ни настоящим вождём, ни настоящим старейшиной, ни настоящим воином. И жрецом тоже нельзя было быть — это уж само собой, ведь человек, имеющий отношение к миру богов и духов, должен был быть человеком силы в первую очередь. Конечно, левитское священство — не традиционное жречество.

Моисеева община изначально было общиной скорее пророческой, чем священнической, жертвоприношения и всё, связанное с культом, было и для Моисея, и для его ближайшего окружения скорее дополнением к главному. Главным же было богообщение как таковое, те самые встречи с Богом лицом к лицу, о которых столько говорится в Пятикнижии. При таком богообщении сила была не главное — тут куда большую роль играло осознание человеком воли Божьей, как она открывалась ему во внутреннем опыте, и Божьей любви: такое откровение для богопознания и для богообщения значит больше, чем опыт соприкосновения с Божьей силой. Однако бывали моменты, когда именно проявление Божьей силы могло расставить точки над i.

Разумеется, Бога нельзя было принудить — поэтому посохи просто оставляют в Скинии, предоставляя Богу сделать то, что Он сочтёт нужным сделать. Если человек обладает силой, и, если Бог Сам ему эту силу дарует, она не может не проявиться в жизни человека. В его окружении. Через его вещи — они хоть и не являются прямым продолжением человеческого тела, но всё же соприкасаются с ним непосредственно. Посох — это нечто очень личное, это символ человека, в те времена говорили, что душа человека в его посохе, как самураи говорят, что душа воина в его мече. У человека, обладающего силой, она не может не проявить себя и в его посохе.

Так и в рассказе: кому Бог даст силу? Посох каждого из двенадцати старейшин оказывается перед Богом — Ему выбирать. Расцветший посох — очевидный знак, несомненное чудо. Ни у одного человека не хватит силы сделать так, чтобы палка зацвела, такое возможно лишь Богу. Ответ очевиден: Бог даёт Свою силу Аарону, спор окончен.

Как видно, освобождение тёмных сил от сковывавших их прежде ограничений происходит не сразу. Вероятно, связано это с тем, что сама природа нашего мира поражена тем злом, которым держится мир духов тьмы, так, что оба мира оказываются, к сожалению, связаны достаточно тесно. Не случайно в тексте отрывка упоминаются четыре ангела, освобождение которых ведёт к тому, что на земле начинают гибнуть люди (ст. 13–15). Это, очевидно, те ангелы, которых прежде Иоанн видел стоящими на четырёх краях земли и держащими четыре ветра ( 7:1). Именно их усилиями мир не обращается в хаос, через них действует сила Божия, обнаруживающая присутствие Творца в Своём творении.

И вот теперь наступает момент, когда сила эта как бы отступает, предоставляя мир его собственной судьбе. На первый взгляд, такое действие (вернее, бездействие) Божие может привести лишь к катастрофе. Но иногда, как видно, оно оказывается единственной возможностью преобразить мир, полностью избавив его от зла. По-видимому, грех и его последствия настолько глубоко проникли в самую плоть мироздания, что без разъятия этой плоти до составляющих её элементов ни очищение, ни преображение мира стали уже невозможны.

А когда это происходит, силы зла временно получают над миром практически неограниченную власть, и люди (в первую очередь, разумеется, те, у кого нет прочных отношений с Богом) ощущают её на себе во всей полноте. Не случайно после шестой трубы «саранча» уступает место куда более серьёзной армии, армии тьмы, которая уже не просто мучает, но и убивает людей, на которых ей удаётся распространить свою власть (ст. 16–19). Речь в данном случае идёт, разумеется, не о наказании: никакого исправительного эффекта эти события не имеют. Люди вследствие обрушивающихся на них бедствий отнюдь не становятся лучше, что и не удивительно: все, кто выбрал Царство, уже сделали свой выбор, бедствия обрушиваются на людей, Царство отвергших, а такое отвержение, если оно твёрдое и сознательное, изменить очень нелегко, если вообще возможно. Потому-то страдальцы и не обращаются к Богу, а продолжают жить прежней жизнью и прежними ценностями, несмотря ни на какие бедствия и катаклизмы (ст. 20–21).