Мысли вслух на3 Декабря 2025

Очень редко удается встретиться с адекватной реакцией на апостольский призыв к повиновению. Обычно наблюдается одна из двух крайностей: либо резкий протест во имя «свободы личности», либо немедленный поиск какого-нибудь духовного авторитета для безоговорочного подчинения любому его решению.

Но апостол Петр дает две подсказки для правильного понимания его слов. Во-первых, речь идет о взаимном повиновении, то есть о том, чтобы каждый ставил интересы другого выше своих, другими словами — о взаимной любви. Во-вторых, он приводит замечательное слово «смиренномудрие», в котором соединяются вместе смирение и мудрость. Это значит, что наша мудрость призвана быть смиренной, то есть не гордынной, не превозносящейся над другими. Но важно также и чтобы смирение было мудрым, а не тем самоуничижением, которое «паче гордости». Наше повиновение другим не снимает нашей личной ответственности перед Богом за нашу жизнь.

Слова Христа о том, что удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное, глубоко поразили Его слушателей. Многие, отнюдь не одни только фарисеи, были глубоко уязвлены этими словами, потому что мы все считаем благополучие главным признаком Божьего благоволения к человеку. Если же Иисус называет богатство препятствием для вхождения в Царство, то кто же может спастись? На это Господь говорит, что спастись не может никто. Именно эту страшную правду слышат и отвергают фарисеи в словах Христа. Вся надежда человека на то, что он может что-то сделать, чтобы достичь спасения, подрывается этими словами.

Это страшные слова, но в них нет ничего нового. За добрых полтысячи лет до Христа об этом говорили пророки Израиля. «Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс — пятна свои? так и вы можете ли делать доброе, привыкнув делать злое?», говорил пророк Иеремия в конце 7 века до Р.Х. ( 13:23). Гораздо важнее то, что открывает Иисус во второй половине той же фразы: «но все возможно Богу». Спасение, вхождение в Небесное Царство, говорит Господь, по силам Богу и, что еще важнее, Бог хочет этого спасения людей. Он многократно повторяет, что Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее и что Отец послал Его не губить души, а спасать. Нет воли Отца, чтобы погиб один из малых сих, говорит Иисус, но воля Отца в том, чтобы верующий в Сына не погиб, но имел жизнь вечную. Вот эта воля Отца о нашем спасении побеждает наше греховное бессилие, и это главная добрая новость — Благая Весть.

Многочисленные исцеления, которые совершает Господь, становятся словно иллюстрацией к пророчеству Исайи — «Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь» (Ис. 35:5-6). Мы видим, как сбывается то, о чем говорит пророк, мы видим, как Христос побеждает страшные, неисцелимые в нашем понимании болезни. Но Господь делает это не только для того, чтобы показать, что Он пришел воплотить то, о чем говорили пророки, Он исцеляет больных потому, что любит каждого, кого приносят к Нему. В Его глазах ценна жизнь каждого из нас. Мы видим, что Господь не просто дает, Господь дает с избытком. Он не только совершает все, о чем говорили пророки, Он не просто исцеляет больных, Он еще и заботится о том, чтоб все эти люди были накормлены. Он волнуется, что трудный обратный путь лишит их сил, лишит их радости от исцеления. И Его не останавливает то, что у учеников с собой есть лишь самая малость. И вот, милостью Божьей, накормлена вся четырехтысячная толпа, и при этом довольно много остается.

Мы тоже не так уж много можем предложить Богу, иногда у нас почти совсем ничего нет, да и каждый из нас неизмеримо мал рядом с Господом. И тогда нам становится стыдно — и правда, что же мы можем отдать Тебе, Господи? Но Господь показывает нам, как наша малость может стать источником пищи, помощи для наших братьев и сестер. Только это уже будет не наша сила, не наше могущество, это будет сила Его любви, Его милосердия и Его Духа.

Наверное, это один из самых странных диалогов в Евангелии. Кажется, что иудеи просто не понимают, о чем говорит Иисус, а Он Сам отвечает не на их слова, а говорит какие-то не относящиеся к делу вещи. При этом, если рассматривать реплики народа и Иисуса по отдельности, то сразу обнаруживается их логическая связанность. Они просто ведут разговор (если это вообще разговор) в разные стороны. Господь говорит о Своей миссии — донести людям слово об Отце (ведь Он Сам — Слово Отца), а реплики толпы показывают ее полное непонимание.

Иногда кажется, что эта ситуация повторяется снова и снова — Христос говорит к нам через Евангелие, а мы отвечаем Ему совсем о другом. Это в какой-то мере естественно — ведь мы принадлежим к разным мирам (Он «от вышних», мы — «от нижних»), Он говорит о том, чего мы не видели, а Он видел. Это не лекция, это — свидетельство. И постигается оно только любовью и верностью учеников, которые, еще не вполне понимая, не совершенно веря, чувствуют, что Иисус говорит слова вечной жизни, и не хотят оставить Его.

Описанная в Книге Чисел история разведчиков, отправленных для того, чтобы разузнать всё возможное о земле, которую предстояло завоевать, ещё раз и теперь уже с полной несомненностью показала, что ни к какой войне народ не готов. В самом деле: даже по виду возвратившихся людей, тащивших тяжёлую виноградную гроздь, легко было догадаться, что никто их не преследовал, так же, как и о том, что никакого особого сопротивления они не встретили. Такая ситуация в принципе делала вполне возможным завоевание земли вскоре после Исхода.

Достаточно было лишь продвинуться из оазиса Кадес-Варни на Синае, где жил тогда бежавший из Египта народ, на Север, в район Беэр-Шевы, а затем Хеврона, находящегося в южных предгорьях Иудеи. Собственно, именно так и сделали разведчики, не встретив сколько-нибудь серьёзного сопротивления — а значит, путь был открыт, и им мог пройти весь народ — если бы не боялся. Вот в этом самом «если» и была главная проблема. Народ боялся, и разведчики боялись тоже.

С перепугу обычные люди могут показаться великанами, а селения, окружённые невысокими глинобитными стенами — городами со стенами «до небес». Страх был совершенно иррациональным, однако признаваться в этом не хотелось — и тогда в ход пошли частично «увиденные», частично придуманные по дороге «страшилки». Самое же замечательное в том, что и весь народ поверил рассказам, которые вернее было бы назвать россказнями, и тоже собирался скорее вернуться в Египет, чем идти в ту землю, которая была совсем рядом, в пределах досягаемости.

Конечно, проникнув в Палестину с юга, завоевателям раньше или позже пришлось бы столкнуться с серьёзным сопротивлением местных жителей, но по дороге, которая заняла бы достаточное количество времени, они уже могли бы кое-чему научиться, в том числе и войне. Завоевание всей земли не стало бы лёгкой прогулкой, но основаться в южных предгорьях Иудеи можно было уже при жизни первого поколения выходцев из Египта. Если бы, конечно, сами люди решились на это. Они не решились — и перспектива вхождения в землю отдалилась, притом существенно. Теперь надо было ждать, пока сменится поколение. Так выбор людей корректирует Божьи планы — и всегда не в лучшую сторону.

Картина Суда, как видно, открывается апостолу буквально с разных точек зрения. До сих пор он видел Суд таким, каким его предстоит увидеть и пережить миру; теперь Бог показывает ему Свою Церковь и то, каким Суд открывается ей. Четыре ангела на четырёх концах земли, удерживающие четыре ветра (ст. 1), по-видимому, олицетворяют собой ту силу Божию, благодаря которой мир, несмотря на свою повреждённость грехом, не обращается в хаос. Тем самым Бог исполняет обещание, данное ещё Ною, а в его лице — всем праведникам всех времён и народов, которым было обещано, что потоп, погубивший мир и уничтоживший человечество, больше не повторится ( 9:8-11). Но теперь, в конце времён, всё меняется, мир ждёт преображение, а прежнему порядку вещей приходит конец. Пребывающие в мире видят лишь сворачивающееся, подобно свитку, небо и уходящую из-под ног землю ( 6:12-14); те же, кому открыта духовная реальность, реальность Царства, видят, подобно Иоанну, Церковь, приготовившуюся к встрече возвращающегося во славе Спасителя.

Члены её получают особый знак, Божию печать, которая связывает их с Тем, Кого они ожидают (ст. 2–3). Двенадцать племён, из которых состоит народ Божий, символически указывают здесь на полноту Церкви, как и число 144 000, которое предполагает 12 000 человек от каждого из двенадцати племён (ст. 4–8). Речь в данном случае идёт, разумеется, о числовой символике: тысяча человек считалась полноценным представительством, если племя могло выставить для войны тысячу боеспособных мужчин, на него смотрели, как на самостоятельное и, в известном смысле, самодостаточное. Церковь, как новый народ Божий, к моменту завершения мировой истории представляет собой именно такую полноту. Ничего удивительного в этом нет: ведь её история началась в день Пятидесятницы, и каждый век христианства прибавлял к небесной Церкви новых членов; и вот теперь, в день Суда, возвращения Спасителя и торжества Царства она готова предстать перед своим Главой во всей полноте.

Но есть и другие, те, кто пришёл в самый день Суда, по слову одного из стоящих у Престола старцев, «от великой скорби» (ст. 14). Прежде они, быть может, и не думали вовсе ни о Боге, ни о Царстве; но когда наступил решающий день, день последнего выбора, их выбор оказался правильным, и теперь они вместе со всей Церковью поют песнь обновления и ожидают Того, Кого, возможно, прежде и не знали, но теперь наверняка узнают (ст. 9–12).