Мысли вслух на20 Октября 2020

Слова Даниила о Боге, в Котором начинается (или с Которым пребывает — возможен и такой перевод) свет, можно понимать по-разному. Можно понимать их аллегорически, и тогда речь пойдёт о всеведении Бога, о том, что от Него ничто не скрыто, что Ему известно всё, даже то, что «во мраке», то, чего человеку не увидеть никогда. Но можно понимать их и буквально, и тогда надо вспомнить тот яхвистский духовно-мистический опыт, который начинается, как минимум, с Моисея, а может быть, и ещё раньше. Это ведь именно Моисею Божье присутствие открылось как свет, как сияющее облако, опустившееся на куст пустынного растения, напоминающего перекати-поле.

Моисей не сразу понял, что перед ним не физический огонь, что куст не горит (иначе он сгорел бы в одно мгновение — такие кусты горят, как бумага), а сияет. И впоследствии это присутствие сопровождало народ на всём протяжении его исторического пути — и во время Исхода, и после, когда сияющее облако видели ночью над Скинией, и в Святом-Святых Иерусалимского Храма. В священнической среде это сияющее Присутствие называли славой Божьей или славой Яхве (славой Господней), в раввинистической — шехиной (это еврейское слово буквально означает «присутствие»). Разумеется, свет — не Бог.

Это лишь внешнее, физическое проявление Божьего присутствия. Бог обозначает место на земле, где с Ним можно встретиться, на этом месте пребывает Его сила, Его энергия, и физическая природа, с которой эта энергия соприкасается, — воздух, камень, металл — начинает сиять, светиться таинственным светом. Светом, для которого тьмы не существует. Не потому, что сам он проникает всюду, а потому, что для Божьего присутствия, его порождающего, нет преград.

Если Бог захочет обозначить Своё присутствие в абсолютной пустоте, где светиться физически нечему, светиться будет сама пустота. И тут уже не важно, идёт ли речь о глубинах вселенной или о глубинах человеческой души. Тьма возможна лишь там, где Божье присутствие себя не проявляет. Где Бог скрывает себя. Но тут уже виновата не природа, а грех. Это он скрывает от нас Бога, а не Божье творение. Но вина здесь целиком наша: ведь грех выбираем мы сами. Со всеми вытекающими из такого выбора последствиями.

Слова Спасителя «не судите, и не будете судимы» можно было бы, разумеется, отнести преимущественно или исключительно к отношениям между людьми, и тогда они, быть может, выглядели неким послаблением, а то и потаканием человеческой слабости, как призыв не обращать внимания на чужие грехи с тем, чтобы и на твои собственные грехи другие тоже не обращали внимания.

Собственно, «цивилизованное общество» и «приличное поведение» как раз и предполагают нечто подобное: в таком обществе люди, ведущие себя «прилично», о чужих грехах если и говорят, то, во всяком случае, не открыто и, уж конечно, не в лицо тому, кого считают грешником. Как видно, инстинкт если не духовного, то психологического самосохранения подсказывает каждому, что, живя в доме из стекла, кидаться камнями не стоит.

Но это ли имеет в виду Спаситель? Есть и иное: неосуждение как предельная объективность в подходе к человеческим поступкам. Один из великих учителей Торы, Гиллель, живший приблизительно за два века до прихода Христа, советовал никому не судить ближнего до тех пор, пока судящий не побывает в его (ближнего) положении. На первый взгляд может показаться, что и Иисус призывает к чему-то подобному.

Но есть и различие: ведь Он говорит всё, что говорит, в контексте той жизни Царства, к которой Он призывает Своих последователей. А к этой жизни не готов никто: безгрешных людей, кроме Самого Спасителя, в мире нет. И судить поэтому никому никого не приходится: ведь все в одинаковом положении, каждому нужно, прежде всего, думать о собственном спасении, о своём пути в Царство.

Тут уж не до осуждения чужих грехов. Но и есть и другая сторона того неосуждения, к которому призывает Своих последователей Иисус. Царство каждому достаётся, как незаслуженный дар. Но лишь при условии, что таким же образом, как незаслуженный дар, его получит каждый, кто готов принять. И все попытки выделить достойных окончатся только одним: в число недостойных попадёт сам оценщик. А Иисус не хочет, чтобы ищущие Царства лишились его из-за духовного чистоплюйства. И советует им духовными чистоплюями не быть. Ради их же спасения.

Призыв бодрствовать повторяется в Евангелии очень часто. В том числе и потому, что все время быть начеку, все время помнить, для чего и как мы живем – невыносимый труд. Невыносимый потому, что мы живем во времени, а бодрствовать нужно в ожидании вечности. Встретившись с Богом, мы настолько ослеплены Им, что первое время нам кажется смешным такое частое напоминание о нашей изменчивости. Но проходит время, и сохранить эту внутреннюю напряженность первых дней веры становится все трудней. Как и первые христиане, мы вдруг понимаем, что с нетерпением ждем второго пришествия, но уже не день и не два, а десять, двадцать лет, и сколько еще этих десятилетий тяжелой и страшной жизни нам понадобится, чтобы дождаться Его. А Он все говорит: "Бодрствуйте, не расслабляйтесь, будьте готовы. Главное, будьте готовы". Как тяжело быть готовым. Каждый день отдавать себе отчет, что нужно ждать, когда Он придет, а не чего-нибудь другого. Как бы хотелось навести порядок раз и навсегда. Но, даже если перестать двигаться и сидеть не шелохнувшись, то беспорядка не будет, зато пылью обрастешь. И придется все равно изо дня в день в ожидании прихода Христа, наводить порядок, стирать пыль, мыть полы и ждать, когда Он придет.

Обратите внимание, что слова Петра в ст. 40 и Иисуса Христа в Мк 5:41 различаются в одной букве! Вообще, здесь можно увидеть множество параллелей с чудом воскрешения дочери Иаира, не говоря уже об эпизоде с Энеем (исцеление расслабленного). Таким сходством повествования Лука подчеркивает, что божественное присутствие, действовавшее раньше через Иисуса, теперь действует в Его Церкви. Энею, например, Петр так и говорит: исцеляет тебя Иисус Христос. Еще и еще раз, в библейских рассказах о ранней Церкви и в позднейших преданиях, вплоть до нашего времени, мы будем узнавать о том, что Христос жив и активно присутствует в этом мире через тех, кто исполняет Его волю.

Слова пророка Исайи, которые мы читаем сегодня, очень характерны для второй части его книги, которую называют «книгой утешения». «Возрадуйтесь радостью... чтобы вам питаться от сосцов утешений его (Иерусалима)». И далее, в последних словах своей книги, пророк говорит о вечном празднике, когда из субботы в субботу будет приходить всякая плоть на поклонение пред лице Господне. Для нас важно также обратить внимание на слова об утешении: «как утешает кого-либо мать его, так Я утешу вас», говорит Господь.

Все, что предстоит нам в ближайшие дни — празднование Пасхи Христовой. Богослужебная книга этого периода — Цветная Триодь — получила сове название от недели Цветоносной, которая наступит послезавтра. Древние христиане рассматривали пост последней недели перед Пасхой именно как праздник. Как могут быть праздничными дни, когда мы стоим у подножия Креста в ужасе от содеянного нами? Для этого необходимо всем сердцем поверить, что в смерти Спасителя нам явлена вся безграничность любви Бога к нам.

Судя по заключительным стихам послания, можно думать, что его автор находился под арестом в Риме за свидетельство, причём не один (ст. 22 – 25). Трудно сказать точно, идёт ли речь о той группе проповедников, которая была арестована вместе с Павлом, или о какой-то другой. Конечно, послание было написано спустя, как минимум, несколько лет после казни апостола, но дело такого рода было не совсем обычным, а в подобных случаях дела, находившиеся в ведении императора, могли порой рассматриваться годами. Как бы то ни было, автор послания, очевидно, не исключает своего освобождения, как это уже произошло с неким Тимофеем, который находился под арестом вместе с ним (ст. 23). Но возможность эту он связывает, во-первых, со стремлением жить «безупречно», т.е. праведно (ст. 18; в Синодальном переводе «честно»), и, во-вторых, с молитвами тех, кто ожидает его возвращения (ст. 18 – 19). Жизнь и смерть человека в руке Божией, и автор послания прекрасно это понимает. Но он, как видно, понимает и другое, то, о чём хорошо знал его учитель: жизнь христианина — жизнь свидетеля, а свидетельством в данном случае может быть не только жизнь, но и смерть.

Христианин остаётся в этом мире до тех пор, пока Богу нужно его свидетельство. Разумеется, необходимым условием свидетельства является личная праведность свидетеля: ведь через него те, кому он свидетельствует, должны увидеть Царство, по его жизни они будут судить о том, что такое жизнь Царства. Свидетель, потерявший праведность и утративший Царство, невозможен так же, как, по слову Спасителя, соль, переставшая быть солью: такого просто не может быть, это противоестественно, и в мире подобного рода «бывшему христианину» обычно не находится места. Ни его жизнь, ни его смерть не имеют никакого значения ни для мира, ни для Царства. Но даже если свидетель остаётся верным, Бог может в иных случаях изменить Свой план, идя навстречу тем, кто просит Его дать им возможность ещё пожить рядом с кем-то из Его служителей. Потому и призывает автор послания своих читателей молиться о его возвращении, если только они хотят его видеть: их молитва действительно может повлиять на ситуацию, если Бог сочтёт такое влияние возможным и полезным. Ничто не предопределено заранее, Бог реализует Свои замыслы с учётом свободной воли и желаний человека, если только эти желания не противоречат Его планам. И ничего удивительного здесь нет: ведь Царство принадлежит не только Богу, но и людям, которые его искали и с Божией помощью нашли.