Мысли вслух на13 Декабря 2025

Нам часто кажется, что вообще-то изначально мы ко всем в каждой ситуации доброжелательны, и то, как меняется наше отношение, определяется развивающимися событиями. Так, если наш партнер в ситуации, собеседник, начинает с нами не соглашаться, спорить, то мы начинаем к нему хуже относиться, в конце концов доходя до ненависти. А если партнер хорош по отношению к нам, то наша доброжелательность к нему растет, доходя до любви.

Прочитанный нами сегодня афоризм переворачивает все совсем наоборот. Источник того, как развиваются события, находится в нашем сердце. Если в нем «сидит» ненависть к собеседнику, то она обязательно прорвется в раздорах, в разрыве отношений. А если в нас живет любовь, то мы готовы прощать самые жесткие и неприятные слова и поступки, даже не замечать грехов. Любимый — он самый дорогой несмотря ни на что, а у ненавидимого нет шансов даже на диалог. И дело не в ситуации, а в нас самих.

«Не бойся, малое стадо!» Так называлась и статья о. Георгия Чистякова, в которой есть следующий отрывок:

«Если анализировать Священное Писание на основании, как говорят лингвисты, «частотности» употребления того или иного слова, то мы обнаружим -- почти 370 раз в нем встречается призыв: «Не бойся!». Адресован он то к Аврааму, то к Иакову, то к Гедеону в Ветхом Завете, то к апостолам и женам-мироносицам в Евангелии. Этот призыв постоянен и настойчив. Бог не говорит: не бойтесь того или иного. Он обращается к нам предельно просто: не бойтесь. Никогда и ничего! Конечно, в нашей природе страх заложен изначально -- как и много чего другого. Но одни природные особенности надо развивать, а другие -- перерастать. Преодолевать. Бог адресуется именно к звериной нашей памяти: «Не бойся, малое стадо!» -- и даже еще резче: «Я посылаю вас овцами среди волков»» («Огонек», 1999).

Здесь предельно точно и слитно все сказано, трудно что-то добавить. Но все-таки можно вспомнить эти такие известные слова евангелиста: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви» (1 Ин 4:18). Для нас это парадоксально, у нас всё, как правило, наоборот, чем больше мы любим, тем больше боимся за любимого, но это только начало любви. Ведь если Господь всеблаг, а конечной «станцией» будет состояние, когда «Бог все во всем», то чего же нам бояться? Только терпеть и ждать остается, терпеть и ждать – значит, верить. Но вот страшное предстоит нашим очам явно, а ангельский мир сокрыт. Как можно не бояться? Как можно не хотеть есть, не хотеть спать и так далее... Это невозможно. И именно в силу этой невозможности это что-то предельно истинное.

Все приму, все возьму, что ни дашь,
Что ни дашь, что Ты мне ни пошлешь.
Пусть исполнится дикая блажь,
Пусть окутает темная ложь.
Дай услышать Тебя среди лжи
И не спутать Твой голос с другим.
Помоги, укрепи, поддержи
Осторожным дыханьем Твоим.
(Юлий Шрейдер)

«Пусть исполнится дикая блажь», как-то действительно страшно от этих слов. Но все-таки, как сказал еще один поэт, «Нам не нужно этой темени бояться, а счастливыми не будем притворяться» (Б. Окуджава).

«Блаженны видевшие тебя и украшенные любовью»... Иисус, сын Сирахов, говорит это об Илии. И получается, что как-то связано это «украшение любовью» с общением с пророком. Наверное, так бывает со всеми святыми: всякий, кто общается с ними (конечно, те, кто приходит с открытым сердцем) и сам чуть-чуть озаряется отблеском их любви. Святой украшает своей любовью тех, кто к нему приходит — и тем самым ведёт их к Богу...

Отвечая на замечание Иуды, Господь говорит, что Он, в отличие от нищих, не всегда будет с учениками. Он ушел, но Он остался — в этом тайна нашей веры. И остался в тех самых нищих, которых якобы хотел утешить Иуда («Что сделали им, то сделали Мне»  25).

А нищих и правда много кругом, и дело не только в денежном достатке или бедности — всем не хватает прожиточного минимума любви — чем мы не нищие?

И именно благодаря этому мистическому присутствию Иисуса посреди нас — на наших улицах, в метро, у нас дома — мы можем последовать за Марией из Вифании, оказавшей своему Господу милость, помазав Его драгоценными благовониями. Оказать любовь нищим любовью — вот и наше помазание, для которого Христос всегда рядом.

История Валаама поучительна — и вместе с тем она вызывает множество вопросов. Понятно, как и почему она попала в Библию — тут столь яркое свидетельство «от внешних», что проигнорировать его было бы и невозможно, и неразумно. В самом деле: человек, которого просят проклясть народ Божий, в конце концов его благословляет! Есть о чём задуматься всякому — будь он яхвист или язычник. Особенно же замечательно тут то, что речь идёт не о яхвисте, речь идёт о языческом пророке, который, вероятнее всего, и о Яхве-то прежде ничего не слышал. Как могло случиться, что этому языческому пророку Бог что-то сказал, что-то открыл? Как — самое главное — сумел он Его услышать?

Нам сегодняшним, ограниченным внутренне рамками привычных религий, конфессий, деноминаций это может показаться странным. Мы как-то внутренне смирились с тем, что вера у каждого своя, и каждый получает, как мы обычно говорим, по вере. В сущности, так оно и есть — вот только с верой всё не так просто. Для нас сегодня вера нередко сводится к символам, исповеданиям, к мировоззрению, к догматике — словом, к чему-то опять же конфессиональному. Между тем опыт, подлинный духовный опыт конфессиональным не бывает. Бог есть Бог, Он не принадлежит никакой религии, никакой конфессии, никакой деноминации.

Он говорит так, как говорит, и говорит тому, кому считает нужным. Знал ли Бог, что Валаам о Нём по-настоящему и не слышал? Странный вопрос: конечно, знал. Однако Божье знание никогда не сводится к форме. Что вообще мог знать Валаам? Что означает быть пророком, пусть и языческим, пророком, например, Шамаша или Адада, каких было множество в Месопотамии? Знать этих богов? Слышать их? Кто же стоял за ними, если Валаам действительно слышал их голоса? На эти вопросы ответа нет до сих пор.

Ясно одно: чтобы услышать хоть что-то, надо уметь слушать. Уметь слышать. Осознавать хотя бы минимально тот опыт, который имеешь. Иначе пророком не стать — даже языческим. Если же человек умеет слышать многочисленные голоса, звучащие в творении, он тем более сумеет услышать голос Божий — если, конечно, захочет и останется духовно честен перед самим собой. У Валаама хватило и духовной чуткости, и духовной честности для того, чтобы услышать голос неведомого ему Бога — значит, он был настоящим пророком.

В открывшейся Иоанну у Престола картине мировой истории присутствует некоторая нелинейность описания, то отсутствие хронологической перспективы, которое так хорошо передаёт отсутствие перспективы линейной в традициях восточной иконографии. События евангельской истории, земной биографии Спасителя здесь переплетаются с событиями духовного мира, которые для большинства людей остаются скрытыми за завесой исторических событий. О бегстве Святого семейства в Египет говорится дважды (ст. 6, 14–16), в первый раз в связи с рождением Мессии (ст. 4–5), а во второй — в контексте поражения сатаны и его низвержения на землю (ст. 9–13).

На первый взгляд, в видении перемешиваются эпизоды двух различных духовных событий: отпадения и первого поражения того, кто после падения стал называться сатаной (ст. 4), и его второго поражения, о котором свидетельствовал Сам Иисус ещё во время Своего земного служения (ст. 7–9; ср.  10:18). Как видно, это второе поражение означает уже торжество Царства, которое, однако, ещё не является полным: дьяволу нет места «на небесах», пребывающие в Царстве уже не в его власти, но «на земле и на море», в мире, ещё не затронутом преображающей силой Царства, он имеет определённую власть, которой, разумеется, пользуется, что называется, «по полной» (ст. 10–12).

Между тем, в духовном смысле оба эти события оказываются тесно связаны между собой. В самом деле, первое поражение сатаны, сделавшее возможным сотворение мира таким, каким мы его знаем сегодня, было бы сведено на нет, если бы не приход Христа и не Его победа над силами тьмы. То первое поражение дьявола, которое сделало возможным сотворение человека, было лишь выигранным сражением; крестная смерть и воскресение Спасителя означало выигранную войну, и, хотя до Его возвращения во славе и окончательного торжества Царства войну ещё нельзя считать оконченной, ход её уже определён.

Последняя битва ещё впереди, но решающее сражение сатана проиграл. Как видно, именно поэтому оба поражения сатаны открываются Иоанну как события, связанные с рождением Мессии, с Его земным служением, смертью и воскресением. Мировая история не только оказывается историей духовной войны, она оказывается лишь частью того процесса, который начался задолго до её собственного начала, и который отнюдь не закончится с её завершением.