Бытие (в помощь изучающим Священное Писание)

Понедельник [Быт. VIII,21-IX,7]

С понятиями «завета» и «богоизбранности» у нас связывается обычно что-то особенное, например, особые откровения, заповеди, писания, обетования — словом, всё, что как-то выделяет отдельного человека или целый народ из общей массы людей. В известном смысле это, конечно, действительно так, ведь и сам смысл союза-завета между Богом и Его народом состоит как раз в этом желании Божием эти особенные отношения установить. Но библейский автор, похоже, видит завет не только в этом. Завет — это союз Бога с каждым человеком, который, как Ной, этого хочет. По-видимому, без этих особенных отношений с Богом человек в духовном смысле вообще непредставим. И тогда картина священной истории начинает несколько отличаться от той, что привычна нам: завет становиться явлением общечеловеческим, а всё, что мы читаем в Библии об истории завета с народом Божиим, оказывается лишь видимыми проявлениями реальности отношений между Богом и человеком, которая сама по себе намного глубже и шире этих проявлений. А вот в завете с Ноем таких проявлений оказывается совсем не так много: Бог просто напоминает человеку о том месте, которое Он определил ему в Своём мире. То, что человек — «царь природы», подразумевается сегодня как-то само собой, и если даже порой мы подтруниваем над этим высказыванием, то в глубине души это ощущение нам всё же глубоко присуще. Но с точки зрения священнописателя это не самоочевидный факт, а милость Божия, и в этой-то милости он видит сущность тех особых отношений между Богом и человеком, которая и называется заветом. И для того, чтобы сохранить этот союз-завет, от человека требуется совсем немного: всего лишь признать, что и в нём самом, и во всяком, кого он встретит на своём земном пути, есть (пусть и искажённый грехопадением) образ Божий. Отсюда — запрещение убийства, или, точнее, запрещение для человека, желающего сохранить союз со своим Творцом, быть инициатором убийства. От людей неверующих приходится слышать, что запрещение убивать — общечеловеческая нравственная норма; но, если посмотреть на историю человечества, придётся признать, что, к великому сожалению, общечеловеческой эта норма не была никогда. Однако во все времена были люди, действительно считавшие эту норму общеобязательной. И во все времена это были люди верующие, ведь даже вера в абсолютный и безусловный нравственный закон — это уже религия, и для того, чтобы прийти даже к такой простой религиозной истине, нужно откровение. Конечно, такая вера оказывается куда более распространённой, чем любая другая, но это всё же вера, а не врождённое свойство человека — иначе злые и безнравственные люди были бы редким исключением. А то, что вера эта распространена очень широко, быть может, как раз и свидетельствует о том, что завет Бога с каждым, кто Его ищет, — не миф, а истина.