Новое небо над новой землей (размышления над Библией)

I. Завет и заповедь

С самого начала своей истории Израиль — дитя Завета. Завет, заключённый с Богом на Синае, есть начало этой истории, и вся она до второго пришествия Христова будет исполнением Завета — вначале через приближение к полноте Христовой, а затем, после Его пришествия, — через раскрытие этой полноты. Но не сразу стала явной Израилю глубина заключённого Завета. Само слово «завет» (евр. брит) означает, собственно, союз или договор, и большею частью еврейского народа во времена Моисея оно, без сомнения, понималось именно так: договор с Богом при взаимных обязательствах: с одной стороны, исполнение заповедей, с другой — благоденствие народа на обещанной Богом (обетованной) земле. Условия договора были хорошо известны: декалог Моисеев — древнейший письменный памятник Израиля, кажется, единственный, самые ранние тексты которого датируются почти Моисеевым временем (XIV-XIII в.в. до Р.Х.). Не одно столетие прошло, прежде чем Завет был осмыслен не только как договор, но как именно союз с Богом, как тайна богообщения, меняющего саму сущность человека, затрагивающего глубины его души. Начало такого осмысления относится ко времени Давида, свидетельство тому — замечательный псалом, написанный им самим и приводимый в cв. Писании дважды (Пс. 18; ср. II Цар. 22:2-51), и его не менее замечательная молитва, написанная, по-видимому, в преклонных годах, незадолго до смерти (II Цар. 23:1-7); наиболее же отчётливо выражено оно у пророка Исайи Иерусалимского, в духе его общины, о которой у нас ещё пойдёт речь ниже. В это же самое время, именно у Исайи, появляются и первые отчётливые мессианские пророчества, ставшие особенно яркими двести лет спустя у Иеремии и у Исайи Вавилонского (его пророчества были записаны и, вероятно, не без ведома автора соединены с известными в то время записями пророчеств Исайи Иерусалимского, коему, возможно, Исайя Вавилонский посвятил свой труд; впоследствии обе книги слились в одну, известную нам сегодня как Книга пророка Исайи). В этих пророчествах Мессия видится как Тот, Кому предстоит обновить и завершить Завет, до конца соединив и примирив Бога с человеком. Во времена Исайи Вавилонского (т.е. к концу эпохи плена) формируется и историософская концепция углубления Завета, известная нам сегодня как изначально библейская: Завет углубляется и «сужается» от Ноя к Аврааму, от Авраама к Моисею, от Моисея к Давиду, а от него — к обетованному Мессии. Вместе с тем в народе Израиля выявляется всё отчётливее та Община, которая по праву может быть названа Ветхозаветной Церковью: от Моисеевой общины — к движению «сынов пророческих» (евр. бнай-набиим), пронесших веру сквозь все языческие соблазны догосударственной и постсоломоновой поры и давших в конце своей истории двух замечательных пророков — Илию и Елисея, а от «сынов пророческих» — к общине Исайи Иерусалимского, просуществовавшей до конца плена и влившейся в послепленную эпоху в движение перушим (евангельских «фарисеев»). Что же двигало теми людьми, которые входили в эту Общину? Чего искали они, что было целью их жизни? На все эти вопросы можно ответить одним словом: святость.